Риббентроп. Дипломат от фюрера - Василий Элинархович Молодяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Череду визитеров замыкал Лаваль, который 18 апреля 1942 года был по настоянию немцев назначен главой правительства, однако был провозглашен преемником Петена как главы государства лишь после гибели Дарлана в конце ноября 1942 года. Дарлан и Вейган подготовили условия для высадки американцев в Алжире, но адмирал был вскоре убит при загадочных обстоятельствах, а генерал арестован немцами и вывезен в рейх. Вермахт оккупировал так называемую свободную зону, лишив режим остатков самостоятельности. В этих условиях Лаваль еще пытался проводить какую-то политику. «Вы хотите выиграть войну, чтобы создать Европу. Создайте Европу, чтобы выиграть войну», — заявил он Гитлеру еще 10 ноября{18}. Теперь он поднял вопрос о декларации относительно будущего Франции и «новой Европы» в целом, но не услышал ничего утешительного.
Еще 21 марта 1943 года Риббентроп представил фюреру записку о том, что «как только нам удастся добиться значительного военного успеха, необходимо провозгласить Европейскую конфедерацию государств в очень конкретной форме»: «Для начала принимаются во внимание государства: Германия, Италия, Франция, Дания, Норвегия, Финляндия, Словакия, Венгрия, Румыния, Болгария, Хорватия, Сербия, Греция и Испания (?). К ним, если фюрер вознамерится создать независимые государства в оккупированных нами частях Европы, добавятся также и они. […]
Создание европейской конфедерации государств имело бы для нас следующие политические преимущества:
1) Наши друзья и союзники перестанут тревожиться о том, что сразу по заключении мира над всеми ними будет поставлен немецкий гаулейтер.
2) Нейтральные государства перестанут бояться того, что Германия аннексирует их в конце войны.
3) Италия перестанет бояться того, что будет приперта к стене могучей Германией.
4) Если фюрер захочет на определенных оккупированных территориях создать еще ряд более или менее независимых государств, которые, однако, останутся полностью в нашей сфере влияния, то это послужило бы сильному успокоению и напряжению сил для нашей войны в этих странах»{19}.
Гитлер скептически относился к подобным идеям и неохотно соглашался на создание «инородческих» вооруженных формирований, особенно из числа бывших противников — бельгийцев, голландцев, французов и русских. По мере общего ухудшения ситуации его настроения становились экстремистскими и антиевропейскими, поэтому все проекты такого рода оказались обречены. «Национальная динамика этих государств была слишком сильна и чересчур ограничена традициями, а их вера в германскую победу с самого начала — слишком мала, — признал Риббентроп после войны. — …Сама мысль, что эти страны дали бы решающим образом использовать себя для победы Германии, вне всякого сомнения, совершенно ложна. Напротив, мы убедились в том, насколько трудно побудить друзей и союзников пойти на по-настоящему серьезные военные усилия»{20}. Вспомним известное стихотворение Самуила Маршака:
Кличет Гитлер Риббентропа, Кличет Геббельса к себе: — Я хочу, чтоб вся Европа Помогала нам в борьбе. — Нас поддержит вся Европа! — Отвечали два холопа И пустились вербовать Многочисленную рать. Швед из города Берлина, Три бельгийца с половиной Да подручный Дорио Встать готовы под ружье. Опереточный испанец С шайкой жуликов и пьяниц — Вот фашистский легион Всех мастей и всех племен. Вызвал Гитлер Риббентропа И спросил, нахмурив лоб: — Это что же — вся Европа? — Вся! — ответил Риббентроп.Тридцатого апреля 1943 года рейхсминистр отметил в Фушле свое пятидесятилетие. Поздравлений было много, в том числе от «оппозиционера» Вайцзеккера, но именинника больше всего обрадовало письмо от фюрера. Вскоре после юбилея он последовал за вождем в Восточную Пруссию. Здесь на сцене появился Осима, воодушевленный известиями о мирных предложениях Муссолини. Сговорившись с Альфиери, он повторил их от своего имени, добавив, что Токио готов выступить посредником, но Риббентроп заявил, что Сталин не примет германских условий. Впрочем, он считал, что надо не только дождаться, когда Москва запросит мира, но и быть готовым к этому, а потому не отговаривал ни итальянцев, ни японцев от попыток зондажа, четко обрисовав им возможные восточные границы Третьего рейха{21}.
Не в силах забыть о дамокловом мече «безоговорочной капитуляции», Риббентроп сказал Хессе: «Должен быть какой-то способ объяснить англичанам и американцам безумие войны, которую они ведут против нас. Неужели они не понимают, что ликвидация германской мощи поможет только Сталину и уничтожит баланс сил в Европе?.. Даже сейчас военная сила Советов позволяет им превзойти англичан и американцев. Германская опасность — ничто в сравнении с этим»{22}.
Тем временем в Стокгольме оживился Клаус, 18 июня сообщивший Клейсту, что через три недели с ним готов встретиться советский дипломат Александров (псевдоним?), с которым он был знаком до войны. Мотивом Москвы Клаус, сославшись на разговоры в посольстве, назвал «нежелание ни одной лишней минуты сражаться за английские и американские интересы». Вернувшийся в Берлин с этой горячей новостью, Клейст был арестован и препровожден к шефу полиции безопасности и СД Эрнесту Кальтенбруннеру, который сообщил ему, что действия, предпринятые вопреки приказу фюрера, стали известны в «Вольсфшанце» и произвели переполох, поэтому ему, Клейсту, запрещается даже докладывать рейхсминистру о поездке. Тем не менее тот узнал о ней от Ликуса, которого в начале августа посылал в Стокгольм для сбора информации, и потребовал от Клейста подробного доклада. Переговорив с неуступчивым Гитлером, Риббентроп разрешил продолжать контакты с Клаусом, но заявил, что компромисса с немецкой стороны не будет. После этого Клейст был снова зачислен в личный штаб рейхсминистра{23}.
3Ситуация для Германии и ее союзников продолжала быстро меняться к худшему. Советская армия перешла в наступление под Курском. Не успевшие эвакуироваться войска «оси» капитулировали в Тунисе. «Союзники» высадились на Сицилии и начали бомбить итальянские города. Но самый неожиданный сюрприз преподнес Рим. 25 июля радио
