Степень вины - Ричард Паттерсон

Лицо Кэролайн стало жестким, голос резким:

— Но этот человек мертв, зато жива его семья. И ее страдания нельзя сбрасывать со счетов. И потому я боюсь использовать во имя «правды» исповедь Лауры Чейз психиатру, где она рассказывает о самом ужасном и самом сокровенном моменте в ее жизни. Это не только дополнительные душевные страдания для живущих — в этой связи нельзя не вспомнить мисс Колдуэлл, — но и оскорбление памяти мертвого. Лауру Чейз достаточно использовали при жизни. И никто не просил у нее позволения использовать ее после смерти. Право на достоинство не умерло вместе с ней, и суд не может кого-либо лишать этого права.

Судья Мастерс неожиданно смолкла. Глядя на Терри, она заговорила уже спокойнее:

— Я вовсе не ставлю целью во что бы то ни стало отвергнуть предложение защиты. Все, что я только что сказала, не имело бы никакого значения, если бы меня убедили ваши аргументы. А они убедили бы меня, если бы половой акт, о котором рассказывается в этой записи, был сходен с половым актом, который мисс Карелли приписывает мистеру Ренсому. Но этого нет, и я не могу согласиться с вами.

— То же самое в отношении мисс Раппапорт, — продолжала судья. — Дача показаний о ее супружеской жизни с Марком Ренсомом — для нее публичный позор. Но если бы акты, о которых рассказывала мисс Раппапорт, были тем же, о чем говорит мисс Карелли — то есть изнасилованием, как и в случае с мисс Линтон, — я бы согласилась с защитой, что есть основания предполагать у мистера Ренсома склонность к изнасилованию. Но мисс Раппапорт подвергалась унижению с ее согласия. Именно поэтому происходившее с ней не имеет никакого отношения к делу мисс Карелли. По крайней мере, с точки зрения закона.

Кэролайн Мастерс помолчала, скрестив руки на груди.

— И потом, — медленно произнесла она, — у нас есть еще случай с мисс Колдуэлл. У каждого может быть своя точка зрения: делала или нет Колдуэлл что-либо «неположенное». К счастью, теперь сексуальность понимается шире и гуманнее, чем двадцать лет назад. И конечно же, девятнадцатилетняя девушка не может нести ответственность за самоубийство такого закомплексованного и измученного человека, как Лаура Чейз. И, если того не требуют чрезвычайные обстоятельства, она имеет право жить, сохраняя происшедшее в тайне. Чтобы никто не называл ее «женщиной, которая убила Лауру Чейз». Сама она согласна отказаться от этого права. Но я не хочу просить ее об этом. Да, из ее показаний будет видно, что отношение Ренсома к женщинам иначе, как гнусным, не назовешь. Но, если человек ненавидит женщин и занимается шантажом, это не значит, что он обязательно совершит изнасилование. — Помолчав, она повернулась к Терри: — А вот мотивом для убийства такое поведение может стать.

Терри понимала, что это справедливо. Она смотрела, как Кэролайн Мастерс откинулась на спинку кресла, видимо, собираясь завершить свою речь.

— И обвинение, наконец, вправе рассчитывать на справедливость, — сказала она. — Да, когда слушаешь мисс Раппапорт или мисс Колдуэлл, невольно начинаешь испытывать к Марку Ренсому вполне определенные чувства. Но наша задача вовсе не в том, чтобы определить: достоин ли человек, ставший жертвой убийства, смерти, мы просто должны выяснить: имело ли место убийство. И я все время пытаюсь выбросить из головы показания этих свидетельниц, дабы они не влияли на мое решение о возбуждении уголовного дела. Это все. Вопрос о том, имеются ли факты, достаточные для опровержения обвинения, я буду решать, основываясь лишь на показаниях мисс Карелли и мисс Линтон.

Терри обернулась к Пэйджиту — на лице глубочайшее разочарование. Он слегка пожал плечами в ответ: вы сделали все наилучшим образом; значит, мы должны выиграть дело без них. Но за этим жестом Терри уловила тревогу.

Шарп подалась вперед, как бы в стремлении ухватить удобный момент.

— Поскольку защита закончила, — уверенным тоном заявила она, — обвинение просит суд вынести решение о дальнейшем расследовании для возбуждения уголовного дела без продолжения слушаний. Если необходимо аргументировать эту просьбу, я готова сделать это сейчас.

— Я дам вам на это время, — ответила судья Мастерс. — Но вы говорили, что у вас есть еще один свидетель. Или вы решили обойтись без него?

На лице Шарп была откровенная озабоченность:

— Это на самом деле нужно, Ваша Честь? Я уверена, что мы представили достаточно фактов для возбуждения уголовного дела. Еще неясно, как воспримут мисс Карелли и мисс Линтон присяжные на предстоящем суде, поэтому у нас есть в резерве свой свидетель.

Судья подняла брови:

— Но ваш свидетель уже подготовлен, верно?

Шарп поколебалась:

— Да.

— Но вы предпочитаете таить до времени то, какой сокрушительный разгром он или она может учинить мистеру Пэйджиту. Так ведь?

— Да, если в данный момент нет сомнений в необходимости возбудить уголовное дело.

— Не буду объяснять почему, но предположим, что такие сомнения появились. И прошу вас не усматривать в этом ничего, кроме желания иметь весь набор данных по делу, чтобы я могла нести ответственность в полной мере. Это и в ваших интересах.

По этому замечанию Терри поняла, что Кэролайн тоже приходится опасаться политических последствий дела — это не нарушение правил дорожного движения и не мелкое хулиганство, а дело такого рода, что может стоить ей победы на новых выборах. Но ответственность несет прежде всего окружной прокурор — кажется, это пришло в голову и Шарп: ее лицо стало мрачным.

Помедлив, как бы перед принятием окончательного решения, она сказала:

— Благодарю вас, Ваша Честь. Мы готовы вызвать нашего свидетеля.

Судья Мастерс бросила взгляд на часы:

— Я заслушаю его в десять часов. А сейчас перерыв.

Терри и Пэйджит прошли полкоридора, прежде чем рискнули заговорить.

— Как жаль. Я начинала верить, что мы выигрываем.

— Но, может быть, как-нибудь ваши доводы на нее все же подействовали. Будем надеяться, что именно поэтому она заставила Марни вызвать мистера или мисс Икс.

— Как бы там ни было, — отозвалась Терри, — но секрет Марни мы скоро узнаем.

Избегая встречи с репортерами, Терри спустилась на лифте на второй этаж. От этого места холл растекался лабиринтом унылых зеленых коридоров. Она пошла одним из них, свернула в другой и нашла наконец пустую телефонную будку.

Оглянувшись назад, нырнула туда.

Телефонная книга здесь была, но верхний светильник оказался разбитым. Прищурившись в полутьме, Терри нашла страницу под рубрикой «Правительство Соединенных Штатов» и наконец заголовок «Почтовое ведомство».

«А как, по-вашему, я оплатила пересылку?» — спросила Мария.

Под заголовком был столбик телефонных номеров длиной во всю страницу — региональные почтовые учреждения, экспресс-почта, бюро приема жалоб и заявлений, служба контроля. А вот и то единственное, что вселяло надежду, — «Отдел „мертвых“ писем», отдел писем, которым не суждено ни найти адресата, ни вернуться к отправителю.

«Я не так глупа, — сказала Мария, — чтобы отправить бандероль по своему адресу».

Да, это было бы глупо, подумала Терри. Разговор с Марией все время не шел у нее из головы — упражнения той в логике могли быть либо бездумной и бессердечной игрой, либо попыткой выведать, насколько мысли Терри близки к истине.

Не очень близки, знала Терри. Но была уверена: ее исходная посылка та же самая, что и у Марни Шарп, — когда Марк Ренсом умирал, кассеты были у него.

Терри сняла телефонную трубку и набрала номер.

— Отдел «мертвых» писем, — ответил женский голос.

Терри представила себе ее: негритянка, полная, средних лет, флегматична по причине однообразия справочной службы.

— У меня вопрос.

— Для этого мы здесь и находимся, мэм.

— Я хотела узнать, что будет, если отправить посылку, не написав полный адрес. Или совсем не написав адреса.

— Это зависит… — Женщина закашлялась. — Извините, не проходит чертова простуда. Не обойтись, видимо, без лекарств. Это зависит от того, насколько ценной она нам покажется.

— А как вы это определяете?

— Вскрываем. Если там просто письмо и нельзя понять, кому оно предназначено, выбрасываем. Если что-то более или менее ценное, какое-то время храним.

— Как долго?

— Обычно три месяца.

Терри вспомнила, что прошло около пяти недель с тех пор, как Мария Карелли застрелила Ренсома.

— А что потом?

Она услышала подавляемый звук чиханья.

— Потом продаем на аукционе, — ответила женщина. — Если никто не покупает, отдаем кому-нибудь или просто выбрасываем. А в чем дело, что вы потеряли?

Терри не отвечала — пыталась представить себе судьбу кассет Марии на аукционе.

— Кассеты, — произнесла она наконец. — Такие, как от автомобильного стерео.