Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций - Елена Самоделова

В народном представлении душа содержится в теле, которое ценно только при этом условии: «Как душа выходит, то тело хоть выбрось», [1090] – говорят в д. Инкино Касимовского р-на Рязанской обл. Аналогично рассуждал Есенин: «Если душу вылюбить до дна, // Сердце станет глыбой золотой» (I, 169 – «Руки милой – пара лебедей…», 1925). Поэт представил душу в телесной оболочке: «Слишком я любил на этом свете // Все, что душу облекает в плоть » (I, 210 – «Мы теперь уходим понемногу…», 1924). В книге «Песни русских сектантов мистиков» (1912) в приложенном «Объяснительном словаре» Т. Рождественского помещено понятие «плоть», трактуемое как элемент двучленной оппозиции «душа – тело»: «Для торжества духа он должен победить плоть, подчинить ее себе, и путем этой победы достигается обожествление его и самой плоти, которая может стать Храмом Божиим, “пречистым телом”, “пречистыми мощами”… Главными средствами для умерщвления плоти служат посты… и раденья…». [1091] Эту или аналогичную по тематике книгу поэт мог читать или слышать от проживавшего у хлыстов Данковского у. Рязанской губ. своего друга-врага Н. А. Клюева подобное объяснение. Интерес Есенина не только к ортодоксальному православию, но и к христианским сектам известен и хорошо просматривается в его сочинениях.

Современники Есенина применяли к самому поэту идиомы, в которых отразилось народное представление о душе как о какой-то субстанции, состоящей из частей или частиц, обладающей вещественностью. Так, А. Евгеньев в статье «Перлы и адаманты имажинизма» рассуждал о Есенине и А. Б. Кусикове как о поэтах, которые, если применить идиому, «всеми фибрами души своей» [1092] (фибра – устар. жилка, нерв ) были тесно связаны в своей лирике с родным краем.

Сам же Есенин полагал душу составной субстанцией, устроенной подобно человеческому организму, разложимому на телесные детали. Так, в ряде статей поэт однотипно рассуждал о закономерностях искусства, что « вытягивается из тела руками души , как из мешка» (V, 208 – «Ключи Марии», 1918); употребил метафору о зарождении творчества как сохранении пламени лампады, которое «нежно оберегалось от ветра ладонями его взыскующих душ » (V, 235 – «О сборниках произведений пролетарских писателей», 1918). Всеохватное начало, заложенное в понятии человеческой души, у Есенина представлено посредством ее наделения «руками», «ладонями» и подобными лексемами из этого семантического поля.

Соотнесенность тела и души типична для фольклора. Из подборки г-на Востокова «Пословицы и поговорки, собранные в Рязанском, Михайловском и Зарайском уездах Рязанской губернии, существующие во всяких классах народонаселения» (1890) известен паремийный текст: «Нарвешься на такое дело, что держи крепче душу и тело» (см. выше). И в д. Волхона, соседствующей с родным Есенину селом Константиново, парность души и тела встречается в начальной заговорной формуле: «Когда ложиться спать, там вот такая молитва там:

Ангел мой,

Хранитель мой,

Спаси мою душу ,

Сохрани моё тело ! <…>». [1093]

По мнению Есенина, душа и тело, при их прижизненной неразлучности, тем не менее проходят свои стадии времени, подчиняющиеся разным системам хронологических координат: «…проверить себя не по годам тела, а по возрасту души , ибо убеленный сединами старец иногда по этому возрасту души равняется всего лишь пятнадцатилетнему отроку, которого за его стихи Феб приказал выпороть» (V, 204 – «Ключи Марии», 1918).

С душой, как и с телом, соотносимы состояния здоровья и болезни. В «Сказке о пастушонке Пете…» (1925) дважды поставлены рядом одинаковые ощущения душевного и телесного порядка (лексема «живот» означает жизнь и тело, в том числе и живот как часть туловища): «И дрожишь полсутки // То душой , то телом » и «Взяли раз Петрушу // За живот , за душу » (II, 169, 172). В ряде стихотворений зафиксировано душевное нездоровье как одно из жизненных проявлений: «С больной душой поэта» (II, 132 – «Ответ», 1924); «И на душе // С того больней и горьше…» (II, 128 – «Письмо от матери», 1924); « Душа сжимается от боли » (II, 143 – «Ленин», 1924); «Снова выплыла боль души » (I, 208 – «Сукин сын», 1924).

Болезнь души проявляется в редукции ее формы, что еще раз свидетельствует об опредмеченности души (см. выше): «Теперь, когда судорога // Душускрючила » (III, 108 – «Страна Негодяев», 1922–1923); « Душа сжимается от боли » (II, 143 – «Ленин», 1924). По народному воззрению, душа отражает главную субстанцию человека, составляет его внутреннюю сущность, «личностное Я». Поэтому рязанская крестьянка волнуется: «Душа тр е пется, чтобы газ провели». [1094] В Клепиковском р-не до сих пор говорят: « Душа трепется », « Душа кровью обливается ». [1095] В с. Константиново выражаются фразой: « Душа затворяется ». [1096]

В отличие от телесного нездоровья, болезнь души воспринимается как положительный момент, обязательное долженствование; наоборот, отсутствие «душевного недомогания» воспринимается как отступление от нормы: «С тревогой и грустью большой, // Что сын твой по отчему краю // Совсем не болеет душой » (I, 219 – «Заря окликает другую…», 1925). Можно навлечь на душу заболевания, вызванные целым спектром горестных чувств, подобных яду или войне: «И, заболев // Писательскою скукой» и « В душу грусть // Вошла, как горькая отрава » (II, 162); « Война мне всю душу изъела » (III, 160 – «Анна Снегина», 1925).

Болезнь души поддается лечению, хотя и нетрадиционному; в «Письме к сестре» (1925) лирический герой намеревался излечиться во время облетания сиреневых лепестков, когда «цвела сирень» (II, 157): «Но болен я… // Сиреневой порошей // Теперь лишь только // Душу излечу » (II, 158). Другой способ воздействия на душу – ее закалка: «Кто, закалив // В бореньях душу » (IV, 217 – «Капитан Земли», 1925).

Болезнь тела, на котором и после выздоровления остались следы тяжкого недуга, приписана Есениным земле, правда, в сравнительном плане: «Как оспой , ямами копыт // Изрыты пастбища и долы» (II, 143 – «Ленин», 1924). Еще один подход Есенина к болезням – их метафоризация; например, вкладывание в типичное название кожного заболевания переносного смысла, как это часто делается в народе: «А у тебя // Меня увидеть зуд » (II, 140 – «Письмо деду», 1924); «От сонма чувств // Вскружилась голова. // И я сказал: // Коль этот зуд проснулся» (II, 160–161 – «Мой путь», 1925). Ну и самое очевидное – реальная человеческая болезнь тела также описана в творчестве Есенина, хотя и подана она опять-таки в усложненном виде, с сомнениями в действительном ее течении: «Не знаю, болен я // Или не болен» (II, 151 – «Метель», 1924).

Поразительно, но в сочинениях Есенина привычные дихотомии «здоровье – болезнь», «жизнь – смерть» приложимы не только к человеческому телу, но и к душе (вопреки общепринятому утверждению об ее вечности и неизменности). Есенин высоко ценил «Мертвые души» Н. В. Гоголя, обращал внимание на оксюморонное название этого произведения. Томик Н. В. Гоголя был подарен Есенину при окончании школы.

По контрасту с «Мертвыми душами» Н. В. Гоголя Есенин ввел противоположный образ: « Живой души не перестроить ввек» (II, 148 – «Метель», 1924); «Каких уж тут ждать обилий, // Была бы душа жива » (III, 159 – «Анна Снегина», 1925). Для поэта возможно и парадоксальное половинчатое состояние: «Как будто дождик моросит // С души, немного омертвелой » (I, 195 – «Мне грустно на тебя смотреть…», 1923).

Идея умирания души просматривается и в строках: «На мою охладевшую душу » (IV, 236 – «Не гляди на меня с упреком…», 1925); «Я душой стал, как желтый скелет» (I, 197 – «Ты прохладой меня не мучай…», 1923); «Помолись перед ликом Спасителя // За погибшую душу мою» (I, 23 – «За горами, за желтыми долами…», 1916); «А я пойду один к неведомым пределам, // Душой бунтующей навеки присмирев » (II, 97 – «Русь советская», 1924).

Постижение тайн мироздания, познание сущности вещей в народном сознании и у Есенина происходит с помощью души (духа), когда она (он) отделяется от тела на какой-то краткосрочный период (например, во сне или при «обмирании» человека) для изучения божественного миропорядка. В символическом плане христианское представление об оставлении душой тела во время сна подано в обратном, перевернутом виде – в письме 1913 г. к другу юности Г. А. Панфилову. Душа выступает как синоним человека; причем до такой степени она олицетворена и явлена в очеловеченном облике, что сама подобна цельному человеческому организму и мыслится способной совершать человеческие поступки: «Живое слово пробудит заснувшую душу , даст почувствовать ей ее ничтожество, и проснется она, и поднимет свои ослепленные светом истины очи и уже не закроет их… она пойдет смело к правде, добру и свободе» (VI, 37). Вполне человеческий отрицательный характер принимает на себя дефиниция «душа-человек» в контексте другого письма к тому же адресату: «Все погрузились в себя, и если бы снова явился Христос, то он и снова погиб бы, не разбудив эти заснувшие души » (VI, 53). Идея «спящей души» представлена в стихотворении «Издатель славный! В этой книге…» (1924): « Душа спросонок хрипло пела, // Не понимая праздник наш» (IV, 190).