Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства - Юрген Остерхаммель

Однако не следует забывать о религиозном аспекте, который отходит на второй план в индийских мифах о народном патриотическом восстании.

Восстания в Индии и Китае несли в себе патриотическую ноту. Поэтому в Европе они больше всего походили на венгерское восстание 1848–1849 годов. Вероятно, их можно назвать протонационалистическими, хотя в Индии неясно, как традиционная раздробленность субконтинента была бы преодолена в случае успеха восстания. Протестные движения в Индии и Китае потерпели более сокрушительное поражение, чем европейские революции 1848–1849 годов. Во всех случаях прежний режим вышел из противостояния окрепшим. В Индии Ост-Индская компания была упразднена, и управление колонией перешло непосредственно к короне. Здесь колониальный Старый порядок продержался до 1947 года; в Китае спасенная династия Цин просуществовала только до 1911 года. В Китае восстановленное цинское государство хотя бы попыталось провести предварительные реформы в рамках так называемой Реставрации Тунчжи, хотя и военного, а не политического или даже социального характера. В Индии британское правление стало консервативным и охранительным, еще больше опиралось на традиционные элиты и расовое мышление, дистанцируясь в своей логике от индийцев. Только после начала ХX века британцам пришлось реагировать на новые политические требования индийской элиты. Нельзя сказать, что «реакционные» силы одержали победу над носителями «прогресса». «Небесный князь» Хун Сюцюань или Нана Сахиб (Говинд Дхонду Пант) – самый известный или по крайней мере самый печально известный за рубежом лидер индийского восстания – вряд ли были людьми, которые могли бы повести свои страны в эру модерна. Поэтому аналогии с Европой на этом заканчиваются.

Гражданская война в США

В случае с американской Гражданской войной такой открытости суждений быть не может[738]. Из всех великих внутриобщественных конфликтов середины века именно в нем явно победили силы морального и политического прогресса, и это было связано с консервативной целью: сохранением уже существующего национального государства. В Индии и Китае все было иначе: индийские повстанцы-сипаи и небольшое число князей, среди которых они нашли поддержку, конечно же, не смогли бы заменить великую скрепу, которую уже в то время образовывал британский военный и правящий аппарат. Невозможно было предвидеть, что в результате восстания возникнет «индийская Пруссия», которая могла бы взять на себя роль объединителя субконтинента. «Освобожденная» Индия, вероятно, вернулась бы к модели XVIII века, когда на полуострове сосуществовало множество небольших государств. Китай, управляемый тайпинами, представить себе еще труднее. Несмотря на планы Хун Жэньаня, это была бы, конечно, не либеральная демократия, а скорее авторитарная теократия, а со временем, возможно, лишь модифицированная версия конфуцианского государства, только без маньчжурского компонента. Однако среди тайпинов существовали настолько сильные тенденции к расколу, что сохранение единой империи было немыслимо. Мог ли Китай превратиться в XIX веке во множество национальных государств и были бы они экономически жизнеспособны? Это сомнительно.

Выводы по Северной Америке более однозначны. Победа Севера в 1865 году предотвратила возникновение третьего крупного независимого государства на Североамериканском континенте и уничтожила институт рабства, с которым связано все, что можно было считать консервативным или реакционным в американском контексте в то время. Политические координаты США сильно отличались от координат современной Европы. Тот, кто был «правым» в США в 1850 или 1860 годах, не являлся представителем авторитарного государства, неоабсолютистской монархии или аристократических сословных привилегий; он был защитником рабства. Допустимо ли рассматривать американскую Гражданскую войну под проблематичным названием «революция», как это делали некоторые современные наблюдатели (такие, как Карл Маркс или молодой французский журналист Жорж Клемансо)?[739] В историографии США это неоднократно обсуждалось с 1920‑х годов; сравнительный взгляд придает этому вопросу дополнительное измерение[740]. Подобное уже было с движением тайпинов. Со строго конфуцианской точки зрения они были незаконными бандитами, которые заслуживали уничтожения; в более поздней китайско-марксистской перспективе тайпины были предвестниками революции, но не «буржуазными» революционерами; настоящая революция все равно началась только с основанием Коммунистической партии Китая в 1921 году[741]. Но если говорить о европейских событиях 1848–1849 годов как революционных, то и о тайпинах следует сказать то же самое. Их революция также потерпела поражение. Однако социальные преобразования, вызванные тайпинами, были по крайней мере столь же радикальными, как и все, что происходило в Европе. Они не создали долговечного нового государственного порядка, но ослабили устои старого. Китайский Старый порядок рухнул уже в 1911 году, центральноевропейский – только в 1918–1919 годах.

Американская Гражданская война по масштабам насилия и смертей, которые она принесла, может быть поставлена в один ряд с еще более жестоким восстанием тайпинов. Жертвы 1848–1849 годов в Центральной Европе или 1857–1858 годов в Индии меркнут рядом с этими чудовищными цифрами. В случае Гражданской войны в Америке, даже в большей степени, чем в других случаях, необходимо различать революционное качество причин и последствий. Непосредственной предпосылкой Гражданской войны стало появление двух полностью противоречащих друг другу интерпретаций Конституции США, то есть самой важной символической связи, которая скрепляла Союз с 1787 года. Напряженность между политическими элитами Юга и Севера в предшествующие десятилетия смягчалась достаточно прочной двухпартийной системой, которая устраняла региональные (в Америке это называлось «секторальные») противоречия. В 1850‑х годах эта система стала регионально поляризованной: Республиканцы олицетворяли Север, демократы – Юг. Как только в конце 1860 года стало известно об избрании врага рабовладения Авраама Линкольна президентом, представители нового южного национализма начали воплощать свою программу в жизнь. Когда в конце января 1861 года Линкольн вступил в должность, семь южных штатов уже объявили о своем выходе из состава США. В феврале они образовали новое национальное государство – Конфедеративные Штаты Америки – и сразу же начали брать под контроль федеральную собственность на своей территории. В инаугурационной речи 4 марта Линкольн не оставил сомнений в том, что он сохранит единство нации и рассматривает отделение Юга как мятежный акт[742]. Война началась 14 апреля после нападения южан на форт Самтер – гарнизон федеральных войск на острове у побережья Южной Каролины.

Причины конфликта, о которых историки спорят с момента самих событий, были не те, что типичны для европейской революционной истории. Это не было ни восстанием экономически и социально неблагополучных слоев населения, то есть бунтом рабов, ни крестьянским восстанием или протестом рабочих. Разумеется, речь не шла и об освобождении от монархической автократии – хотя Баррингтон Мур прав, когда пишет, что подавление рабства было «по крайней мере таким же значительным актом, как поражение абсолютистской монархии в Английской гражданской войне и во Французской революции»[743]. Обе стороны использовали слово «свобода»: Север хотел свободы для рабов, Юг хотел свободы ими владеть[744]. Каковы бы ни были глубинные причины конфликта (неравное