Гранд-отель «Европа» - Илья Леонард Пфейффер

не нуждался и прибыли приносить не мог, потому что без специально придуманной истории делать здесь было нечего. Разве что наслаждаться панорамой. Но мест, откуда открывались «трехзвездочные» виды, было столько, что насладиться ими легко удавалось и ниже по склону. Не обнаружив ни забора, ни билетной кассы, мы попросту вошли внутрь.

Мы приступили к осмотру, но было неясно, как в этих заросших травой и сорняками руинах найти картину, веками считающуюся потерянной. Я наткнулся на мусорную урну и невольно заглянул в нее. Караваджо там не оказалось. Мы обнаружили запертую дверь. Клио попыталась вскрыть замок шпилькой для волос, как в кино, но шпилька сломалась, и дверь осталась закрытой. Высоко в стене виднелось решетчатое окно, сквозь которое можно было заглянуть в помещение за дверью. Клио вскарабкалась мне на плечи и прильнула к решетке.

— Садовый инвентарь, — сообщила она. — Ржавая электрокосилка, грабли и пластмассовые лейки. Но садовник, похоже, давненько сюда не заходил.

Мы продолжили бестолково бродить по развалинам крепости.

— Что-то ускользает от нашего внимания, — сказала Клио. — Надо подумать как следует.

И тут мы заметили отверстие в полу, которое едва не ускользнуло от нашего внимания, потому что заросло кустарником. Отверстие явно было проделано в старинных каменных плитах неслучайно и вполне могло оказаться входом в подземелье.

— Ну конечно! — воскликнула Клио. — В форте не обойтись без подвалов и казематов. На такой высоте не сыро, и температура внутри постоянная. Идеальные условия для хранения картины.

Я вообразил, как мы по очереди погружаемся в этот лаз, пока не нащупаем почву под ногами. Привыкнув к темноте, замечаем лестницу, уходящую в глубину скалы. Осторожно — шаг за шагом, ступенька за ступенькой — спускаемся, опасаясь расшатанных плит и ловушек. Что-то шевельнулось рядом — скорпион? — нет, моя собственная тень. Лестница длиннее, чем мы предполагали. Спустившись метров на двадцать, не меньше, мы натыкаемся на запертую дверь. Оглядываемся в поисках других ходов. Но их нет. Дверь преграждает единственный — если не считать постыдного возвращения — путь. Но она не поддается ни на миллиметр. На ней даже нет замка, который можно было бы вскрыть, будь у нас лишняя шпилька. Мы задумчиво сверлим взглядом массивную преграду. Освещаем фонариками телефонов каменный косяк и стену вокруг.

Вдруг справа от двери фонарик выхватывает нечто вроде барельефа. Мы смахиваем пыль ладонями и видим надпись: UTAPERIAMPREMETEO.

— Это по твоей части, — говорит Клио. — Ты у нас античник. Знаешь латынь. Я на тебя рассчитываю.

Начало и вправду латинское. Ut aperiam значит «чтобы я открылась», «чтобы меня открыть». Но что именно нужно для этого сделать, я, к сожалению, расшифровать не могу. Premeteo — это какая-то бессмыслица. Возможно, имеется в виду premeto — «он должен толкнуть». Но толкнуть дверь, которую хочешь открыть, было бы садистски очевидным и вдобавок бесполезным указанием — толкать мы уже пробовали. Возможно, Premeteo — это альтернативное написание Prometheo? «Чтобы я открылся для Прометея» может намекать на то, что нам каким-то образом нужно прибегнуть к помощи огня. Но каким? Непонятно. Злясь на себя за то, что приходится разочаровать Клио, я пинаю дверь, но чуда не происходит.

И вдруг меня осеняет. Как я мог быть таким тупицей? Решение до смешного простое. Это же два слова: premete o. «Чтобы меня открыть, надо нажать на “О”». Я прикладываю большой палец к букве «О» и жму. Буква поддается. Дверь со скрипом распахивается. Мы изумленно ахаем.

— Смотри, Илья, — говорит Клио.

Мы стоим на пороге грандиозного сводчатого зала. Поддерживаемый колоннами потолок не уступает по высоте лестнице, по которой мы спустились. Через узкие шахты в потолке, прорезанные так искусно, что снаружи их никак не заметить, в зал проникает свет. Внутри пусто, лишь в нише на противоположной стороне зала стоит невысокая мраморная статуэтка ангелочка. Мы подходим к ней.

— Конец шестнадцатого века, — определяет Клио. — Или начало семнадцатого. Эпоха подходящая. Это ключ.

— Теперь твоя очередь, — говорю я.

Она задумчиво обходит статуэтку. Ищет скрытые кнопки или рычаги. Их нет. Она отступает на пару шагов и внимательно рассматривает путти.

— Странная композиция, — замечает она. — Необычная поза. Как правило, путти указывают на небо или на Мадонну рядом либо позади себя, а этот — вниз, в угол, в ту слепую стену. Там и надо искать.

Проследив за направлением взгляда и пальца ангела, у самого пола мы обнаруживаем маленький, едва видимый барельеф. Без помощи статуэтки мы ни за что не заметили бы его. Мы садимся на пол и изучаем барельеф. Я ничего не понимаю. Перед нами абстрактный рисунок: линии, круги и крестики.

— Это план зала, — догадывается Клио. — Смотри, линии — это стены, а круги — колонны. И тут, у третьей колонны, в левом втором ряду, ключ, который мы ищем. Справа — Х, внизу — XII. Римские цифры. Значит, нужно сделать десять шагов вправо от колонны и двенадцать — назад.

С бьющимися сердцами мы подбегаем к колонне и выполняем указания. Но ничего не находим. На месте, где мы остановились, лежат те же сланцевые плиты, что и везде, и приподнять их невозможно. Ничего похожего на новый ключ здесь нет. Мы начинаем заново, надеясь, что ошиблись при первой попытке, но приходим в то же самое место.

Клио погружается в задумчивость.

— Это не шаги, а плиты, — наконец говорит она. — Надо считать плиты.

Мы отсчитываем десятую плиту справа от колонны и оттуда — двенадцать назад. Плита, у которой мы оказались, расшатана. Мы поднимаем ее без особого труда. Под ней — что-то похожее на свиток пергамента. Клио вынимает его и осторожно разворачивает. Это не пергамент, а холст. Картина маслом, вырезанная из рамы и скатанная в свиток. Даже в полутьме ясно: на ней в полный рост изображена Мария Магдалина во время своего покаяния в пустыне. У ее лица — заплаканного, искаженного отчаянием — как женские, так и мужские черты.

— Кто пойдет первым — ты или я? — спросила Клио. — Раз уж мы нашли яму, придется в нее спуститься.

— Если честно, я боюсь, — ответил я.

— Я тоже.

Мы взглянули друг на друга, рассмеялись и со смехом слились в поцелуе. У Клио возник план. Если я ее подержу, поклявшись, что не уроню в