Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный

– Шпала никак не получится, – уверенно сказал молодой разметчик. – Торец гнилой, посмотрите сами.

– Посмотрим, все посмотрим! – весело пообещал Чеусов и подошел к торцу.

В движениях директора появилась уже знакомая Костромину цепкая деловитость.

– Вот гниль! – торжествующе сказал Мурашов и ткнул мерником в губчатую сердцевину красно-бурого цвета с мелкими белыми пятнышками.

Чеусов преувеличенно сокрушенно всплеснул руками:

– Скажите пожалуйста, гниль… Ай-я-яй, вот неудача! А где она, между прочим, эта знаменитая гниль располагается? – (Мурашов молчал, чувствуя подвох в голосе директора.) – Не в центре ли торца?

Роман Иванович выхватил мерник, звонко постучал по здоровой древесине, широким светлым кольцом окружавшей сердцевинную гниль, и спросил невинным голосом:

– А не впишутся ли сюда два шпальных торца? Ведь сантиметров двадцать наберется?

– Наберется, – согласился разметчик, но все еще не хотел сдаваться. – Шпальник все равно не выйдет: есть табачный сучок!

– Табачный сучишко выскочил?! – обрадовался Роман Иванович, будто встретил старого друга. – И как это я, старый дурак, не заметил… А ну, ковырни табачку на цигарку!

Мурашов поковырял в трухлявом сучке железным выступом мерника. На снег высыпалась крохотная горстка порошка махорочного цвета.

– Дальше сучок здоровый, – смущенно объявил разметчик. – Труха всего сантиметра на полтора.

– А допускается для пиловочника первого сорта? – живо спросил Чеусов.

– Два сантиметра.

– За милую душу разделывай на шпальник! – приказал Роман Иванович и победоносно оглядел толстый длинный хлыст, который, несмотря на все свои сучки и тайные гнили, сполна отдаст все, что только можно из него выкроить.

Костромин невольно залюбовался директором, который отходил от хлыста несвойственным ему медленным шагом, словно жалел, что так быстро кончилась приятная работа и делать ему здесь больше нечего…

На обратном пути в Сижму инженер, чтобы позлить Романа Ивановича, назвал Осипова культурным мастером.

– Чистейший теоретик! – категорически определил Чеусов и поспешил переменить тему разговора: – Трест обещал на следующей неделе дать три дополнительных трактора.

– Вот это здорово! – обрадовался Костромин. – Теперь наверняка перекроем суточную плановую выработку.

Директор с укоризной посмотрел на Костромина и сказал:

– Геннадий Петрович, вы же не Осипов!.. В этом деле имеется оборотная сторона. Во-первых, тракторы-то нам сверх плана засылают, а лимиты горючего, смазочного и запасных частей остаются прежними. Во-вторых, придется увеличить заготовку газогенераторных дров, а зимняя сушка, сами знаете, влетит нам в копеечку и в конце года на себестоимости скажется. Вот ведь как!

Возражения Чеусова заставили Костромина призадуматься. Директор был прав: для механизмов, поступавших вне плана, трест обычно не выдавал горючее, смазочное и запасные части. О чурках и говорить не приходилось – своевременно заготовлять их для дополнительных тракторов научился пока только один Настырный.

Новая, никогда раньше не приходившая в голову мысль поразила Костромина. Получалось так, что перевыполнение плана тракторостроения, не предвиденное и не учтенное лесной промышленностью, приводило к неожиданным трудностям, которые силами только этих двух отраслей народного хозяйства не могли быть устранены. В самом деле, для того чтобы в лесу была обеспечена нормальная работа сверхплановых тракторов, кроме дополнительных усилий лесной промышленности (рабочая сила и топливо) и тракторной (запасные части), требовались свободные ресурсы и других отраслей. Нефтеперегонная промышленность должна была дать добавочное горючее и смазочное, транспорт должен был перевезти и это горючее со смазочным, и сверхплановые тракторы, и дополнительную продукцию лесной промышленности, которая получится в результате работы сверхплановых тракторов.

Костромин понимал, что дело обстоит не так схематически просто, как он себе рисовал: имеются государственные резервы, и они помогают регулировать разные отрасли промышленности. Но резервы резервами, а факт оставался фактом: перевыполнение плана одной отраслью подстегивало другие, экономически связанные с нею, заставляло работников этих отраслей трудиться производительней. В противном случае добавочная продукция преуспевающей отрасли не может пойти в дело, а превратится в залежь, только обременяющую собой склады.

«Как другие – так и ты. Тянись!»

И Костромин мысленно поклялся, что своей работой в Сижме он еще доставит немало хлопот строителям, добытчикам угля и руды, транспортникам, бумажникам. Ведь, грубо говоря, каждая сверхплановая доска, для того чтобы не залеживаться на складе, требовала сверхпланового гвоздя, каждая лишняя шпала нуждалась в лишнем куске рельса, каждый добавочный кубометр бумажного сырья тянул за собой соответственное увеличение тиража книг, газет, ученических тетрадей.

В этом свете совсем иначе, чем раньше, воспринял Костромин завышенный зимний план леспромхоза, о котором ему все уши прожужжал Чеусов. Видимо, в стране накопились рельсы и гвозди сверхплановой выработки, и строители досрочно израсходовали древесину на восстановление разрушенных войной городов и возведение новых.

Маленькой, но необходимой частицей общегосударственного производства почувствовал Костромин свой леспромхоз. В последнее время ему много приходилось думать о поточных линиях. Всегда склонный к обобщениям, он теперь наглядно представил, что каждая поточная линия – струйка, которая вливается в ручей леспромхоза, а тот – в большой, могучий поток общенародного труда. В стремительном течении потока все теснее переплетаются отдельные отрасли материальной и духовной жизни народа. Год от году все полноводнее становится большой поток, сметающий на своем пути препятствия, и нет таких преград, которые могли бы удержать его или перевести в другое русло.

Сама механизация лесной промышленности, воспринимаемая раньше Костроминым лишь как свидетельство возросшей технической мощи родины, предстала теперь перед ним в ином свете. Старая лесная промышленность, с дедовскими топорами и лучковыми пилами, просто уже не могла удовлетворить возросшие нужды всего народного хозяйства. Коренная послевоенная механизация в лесу была не только актом справедливости, желанием облегчить труд людей, проявлением заботы о них. Она была исторически неизбежной экономической необходимостью, такой же закономерной, как в свое время механизация угольных шахт и сельского хозяйства. До войны лесная промышленность в общем справлялась со своей задачей – правда, за счет привлечения дополнительной рабочей силы, освобождавшейся в других механизируемых отраслях. На повестке дня тогда стояла механизация угольной промышленности и сельского хозяйства, и вскоре отбойный молоток застучал в штреках, а трактор вышел на колхозное поле.

После войны, когда техническая отсталость лесной промышленности начала мешать развитию всего народного хозяйства, пришел черед перевооружить и ее. И совсем не случайно как раз к этому времени были сконструированы и легкая, удобная электропила, и мощный трелевочный трактор.

В большой поток механизации включились и тихие лесные заводы: на делянках зазмеился кабель, эхо тысячекратно повторило новый, никогда ранее не слыханный в лесу звук – жужжание электропилы, на трелевочные волоки уверенной, хозяйской походкой вышел трактор КТ-12 – лесной крейсер.

В закономерно последовательной механизации различных отраслей народного хозяйства Костромин – который раз в своей жизни! – угадал мудрую руку вождя, направляющего весь бег большого советского потока.

У Костромина появилось такое ощущение, что сейчас он почти на ощупь