Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было первое собрание в Сижме, на котором присутствовала Софья. Она с интересом рассматривала своих соседей, пытаясь хотя бы по внешнему виду определить, кем они работают в леспромхозе. Задача была не из легких, потому что, во-первых, Софья еще плохо знала, какие вообще здесь существуют специальности, а во-вторых, сижемская молодежь любила одеваться хорошо, и по одежде никак нельзя было определить, работает комсомолец в лесу, в депо или в конторе. Ко всему этому орс[15] Сижемского леспромхоза не баловал рабочих разнообразием фасонов и расцветок, и многие сижемцы, разного возраста, вкуса и наклонностей, одевались одинаково.
Внимание Софьи привлекли два парня в коричневых кожаных куртках – те самые, которые поразили ее своим бесшабашным видом в первый вечер знакомства с поселком. Один из них был Валерка. Голову помощника тракториста украшала новая котиковая шапка. На шапке белел несорванный магазинный ярлычок, чтобы все видели, что куплена она недавно, а самые любопытные могли бы кстати узнать, что денег плачено немало.
На повестке собрания стояли следующие вопросы: создание молодежной поточной линии, техническая учеба комсомольцев и конфликтное дело разметчика бревен Питирима Мурашова с буфетчицей Анной Савченко.
Секретарь Миша Низовцев доложил о том, как проходит укомплектование поточной линии мастера Осипова, и о полной ликвидации позорящей сижемскую молодежь «деградации». Выступающие в прениях предлагали комитету направить к мастеру Осипову всех лучших рабочих-комсомольцев, с тем чтобы молодежная линия стала ведущей в леспромхозе. Низовцев сказал: он сам раньше придерживался такого же мнения, но главный инженер Костромин убедил его, что состав поточной линии Осипова должен быть обычным, средним, а хорошим комсомольцам повсюду найдется работа.
При обсуждении вопроса о технической учебе тоже несколько раз упоминалось имя Костромина, и Софья с горечью подумала, что она до сих пор не знала, какое большое место в жизни леспромхоза занимает ее муж. О Костромине отзывались с уважением; и когда один из ораторов, доказывавший необходимость немедленной организации технического кабинета, бесцеремонно предложил взять главного инженера «за жабры», Низовцев остановил его и строго попросил выбирать выражения, если говоришь о достойных людях.
Последним разбиралось конфликтное дело. Конфликт разметчика с буфетчицей сводился к тому, что в день получки Мурашов явился в столовую, когда та уже закрывалась, и потребовал у Анны Савченко, более известной в Сижме под именем Нюси, стопку красного вина. Нюся отказалась, ссылаясь на неурочное время. Мурашов, который, по словам Нюси, пришел в столовую уже не совсем трезвым, кинул на стойку сто рублей и сам попытался налить вина из бутылки. Нюся – девушка энергичная, самолюбивая и своему слову хозяйка – денег не взяла и крепко ухватилась за бутылку. Так или иначе, но бутылка оказалась разбитой, а вино – пролитым. Буфетчица тут же на месте сказала, что так дело не оставит и пожалуется в комитет комсомола. Разметчик ответил: денег на стойке с лихвой хватит, чтобы оплатить не только стоимость пролитого вина и разбитой бутылки, но и все причиненное им беспокойство. И ушел, назвав на прощание Нюсю бюрократкой.
В тот же вечер буфетчица разыскала Валерку, ближайшего дружка разметчика, и насильно вручила ему сдачу со ста рублей. Нюся сказала Валерке, что чужих денег ей не надо: слава богу, хватает своей зарплаты. Зря они также думают, что если она работает не на основном производстве, а в системе общественного питания, так ее можно оскорблять. Она, может быть, и сама хотела перейти на производство, да начальник орса не отпускает, говорит: надо же, в конце концов, кому-то работать и в столовой.
Нюся рассказала собранию, как все произошло, и закончила свою речь призывом более чутко относиться к работникам общественного питания, которые тоже не последние люди в Сижме, ибо что ты там ни говори об основном и подсобном производстве, а на голодный желудок много лесу не напилишь.
Разметчик Мурашов, сидевший в зале рядом с Валеркой, хмуро сказал, что товарищ Савченко в основном правильно осветила ход событий. Но она напрасно обижается, думая, что он хотел купить ее молчание деньгами, просто он не мог тогда дожидаться, пока она отсчитает сдачу, так как сильно спешил. Спешил же он на очень ответственное, вернее даже сказать – решительное свидание, поэтому-то и забежал по пути в столовую выпить для храбрости. С кем свидание, он не скажет, пусть его лучше даже не спрашивают, так как это его личное, вернее даже – интимное дело…
Никто и не подумал спрашивать у Мурашова, с кем у него было свидание, но по залу прошло движение, многие головы повернулись, выискивая кого-то в задних рядах. В дальнем углу один белый пуховый платочек склонился очень низко и девичьи щеки заполыхали таким румянцем, что в холодном зале стало даже как будто теплее. Софья поняла, что интимная жизнь разметчика ни для кого в Сижме не была тайной.
– Как свидание-то прошло? – спросил чей-то сочувственный голос у Мурашова.
– Все в порядке! – заверил собрание разметчик. – К весне дирекция леспромхоза даст отдельную комнату, так и поженимся!
Белый платок громко ахнул и совсем спрятался за спинку впереди стоящего стула. Смех волной прошел по всему собранию.
В прениях поступок Мурашова оценивали по-разному. Друзья разметчика предлагали поставить ему на вид, подруги Нюси настаивали на строгом выговоре, а диспетчер, член комитета, внес предложение исключить Мурашова из комсомола.
Миша Низовцев уже собирался приступить к голосованию, когда Софья попросила слова. Собрание затянулось, и другому слова, наверно, не дали бы, но всем было интересно услышать, что скажет новая комсомолка, приехавшая из Ленинграда, и Софье разрешили выступить. Валерка радостно встрепенулся, надеясь, что жена главного инженера защитит его друга.
Софья взошла на трибуну, волнуясь, звонко сказала:
– Товарищи! – и, увидев устремленные на нее десятки любопытных глаз, напомнивших ей привычную и уже немного позабытую школу, сразу успокоилась. – Товарищи, – повторила она, – мне кажется, что вопрос не только в том, обидел Мурашов Нюсю деньгами или не обидел. Надо прямо сказать: Мурашов просто не имел никакого права так обращаться с деньгами, как он с ними обращался. Если даже допустить, что деньги ему легко достались, то все равно – деньги эти советские, на них портрет Ленина есть, и не к лицу комсомольцу по-гусарски бросать их на стойку… Чтобы уж не возвращаться больше к деньгам, скажу, что меня вообще очень поразило, как в Сижме неуважительно к ним относятся. Видимо, многие товарищи еще не понимают: наше правительство нашло возможным установить для лесорубов привилегированные условия оплаты труда не ради того, чтобы они сорили деньгами направо и налево, а для того, чтобы они скорей поднимали свой технический и культурный