Царская тень - Мааза Менгисте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Corragio soldati![102] Отступайте! Кричит Карло своим людям. Он позволяет силе своего голоса подменить раскалывающееся сердце. Идите в горы! Отступайте!
Сверху доносится свист пуль, перемежаемый вскриками раненых, и у него рождается мысль: он умрет в этой забытой богом деревне, которую он превратил в военный аванпост, его тело останется лежать среди обломков и забытых палаток. Ничто не расскажет о его уходе, кроме его крови, впитавшейся в эту несчастную землю. Никто не оплачет его. Никто не спасет его тело от падальщиков. Он будет наблюдать за своим тлением сверху, снова согреется солнце, а его люди соберут свои пожитки и отправятся домой. Честь — вещь бессмертная, напоминает он себе, надеясь, что может в это поверить. Она живет в творении. Она вечна.
Полковник! Это Этторе бежит к нему, пригнувшись, у него безумные глаза, рот скривился в мрачную линию. Они прорвали все наши линии обороны, говорит он, тяжело дыша. Пойдемте в горы сзади, они движутся в другую сторону.
Наварра обхватывает Карло за талию, пытаясь его поднять. Боль такая жестокая, что у Карло перехватывает дыхание. Оставь, говорит он. Уходи отсюда, soldato. Он кидает на Наварру мимолетный взгляд, но мгновение затягивается. Он не знает, что еще сказать, но то, что у него на языке, должно быть высказано. Молодец, soldato. Но все кончено. Мне конец. Не позволяй им увезти тебя в Италию. Поступай, как тебе сказал отец: он тебя любил.
За ними раздается низкий свист — эфиопский сигнал к атаке. Этторе оглядывается через плечо и видит вдали человека с сильной челюстью, который в ярости бежит к Фучелли, держа перед собой фотографию и выкрикивая имя: Тарику! Тарику!
Эта война давно перестала быть твоей, soldato. Беги отсюда, а то он и тебя убьет. Спасайся.
Эфиоп еще слишком далеко, и разглядеть фотографию в его руке трудно, но Этторе знает, что это за фотография. Он знает: этот человек — отец Тарику, он уверен в этом так же, как и в том, что у этого человека есть пуля для Фучелли, да и он, Этторе, ее заслужил. Он встает во весь рост и поворачивается к эфиопу лицом. Поднимает руки и ждет.
Человек приближается и бьет себя кулаком в грудь: Сеифу, говорит он. Сеифу. Он выкрикивает свое имя, как некую декларацию, отталкивает Этторе в сторону, достает нож, наклоняется, хватает Фучелли за голову, гнет ему шею.
Карло медленно моргает, его глаза ищут Этторе, пытаются изобразить спокойствие. Выживи, говорит он. Потом тихо добавляет: Не оставляй в этом месте никакую мою часть.
* * *
Хирут бредет по дымящемуся пеплу сгоревшего поля и находит мертвое тело Карло Фучелли, драный носовой платок лежит на его распухшем лице и шее, его ремень и окровавленные брюки расстегнуты, ноги широко раздвинуты. Она опускается на колени и поднимает платок. На его глазах лежат две итальянские монетки. Воротник пропитан темной кровью. Хирут расстегивает рубашку, чтобы проверить сердце, убеждается, что этот человеческий монстр и в самом деле мертв. Она прижимает ладонь к его бездвижной груди. Она снимает монетки с его глаз, бросает их в сторону, стаскивает с него ботинки, стягивает носки, берет маленький нож, пристегнутый к его щиколотке. Она произносит молитву над мертвецом, просит бога предать его вечному огню, выжечь его подошвы ядовитым дождем. Она осеняет Фучелли крестным знамением, в последний раз кидает на него взгляд, потом направляется к другой границе поля, где она в последний раз видела Кидане — он упал и, раненый, остался один.
Этот звук похож на чириканье воробья, вылетевшего целым из драки, чистая нота такой прекрасной высоты, что даже выстрел из пушки не смог бы ее заглушить. Этторе замирает на бегу вниз по склону, ведущему к Фучелли. Он знает этот голос. Это Хирут, застигнутая где-то между песней и криком, вой такой мучительный и свободный, что он поднимается выше деревьев и замирает в облаках. Не отдавая себе в этом отчета, он бросается к ней.
Она по другую сторону поля, на котором оставила Фучелли, где-то за сожженными палатками на подножье холма. Она стоит на коленях спиной к нему над телом человека, и Этторе знает: человека зовут Кидане. Человек еще жив, дышит громко и тяжело, тянется к ее лицу, а она отшатывается и бьет его по руке. Они — две фигуры, плывущие по темной реке, одна держит другую на коленях, наклоняется, чтобы покачать, как ребенка, и прошептать что-то в ухо. Она нежно обнимает его, раскачивает туда-сюда, ее голова рядом с его, ее руки под его шеей и вокруг нее. Этторе хочет сказать, но ему так трудно дышать. Он хочет сказать: Сядь, Хирут, дай ему воздуха. Но Хирут покачивает его и бормочет, все крепче сжимая человека в объятиях.
Киду, говорит она, Киду. Потом она поднимает голову к небу, а когда Кидане снова пытается притронуться к ее лицу, желая не то притянуть ее к себе, не то оттолкнуть, Хирут смотрит на умирающего человека, прищуривается. Я солдат, говорит она. Я дочь Гетеи. Они забудут тебя и будут помнить меня. Она откашливается, вытирает щеки и повторяет то, что сказала, а Кидане стонет и испускает последний вздох, его рука падает ему на грудь, уже ничего не просит: Они забудут тебя и будут помнить меня.
Первым кричит Аклилу, растерзанный голос, отражаемый горами, Кидане: боль, обретшая форму имени.
Астер присоединяется к нему: издает крик скорби о муже.
Хирут быстро моргает, она испугана, смотрит вниз, потом на Этторе. Их разделяет несколько шагов, но расстояние невелико, они слышат друг друга. Она качает головой, Уезжай, говорит он. Все кончено. Возвращайся в свою страну. Убирайся отсюда.
Он показывает на тюрьму. Мои письма, коробка, моя тайна. Твоя тайна. Мне нужно идти.
Она понимает и не противится его предложению. Она спокойна, она смотрит на тело Кидане с выражением ужаса. Медленно кивает. Да, говорит она. Моя тайна.
Этторе разворачивается и бежит к безопасности, к тому месту, которое он сделает своим домом, пока не найдет ее еще раз.
