Царская тень - Мааза Менгисте

Он будет там висеть, пока кто-нибудь из вас не решит отнести его вниз, говорит Фучелли, обращаясь к ascari. Он плюет на землю. Наварра, не уходи, пока он здесь. И он направляется в свой кабинет, позволяя охранникам закрыть за ним дверь.

* * *

Что объединяет людей чрезвычайной силы, папа? Какое бессмертное дыхание проходит по этим напряженным мускулам и крепким костям, наполняя грудь священной божественной силой? Никакого рационального объяснения тому, что я видел, не существует, отец. Нет никакого разумного правила, которое объясняло бы, что бьется под упрямым сердцем Ибрагима, когда его ascari собираются в безмолвном сочувствии ему. Этторе смотрит, не в силах оторвать глаз. Ибрагим отказался позволить своим ascari отвязать его. Теперь его удерживает только дерево, его тело осело, оно стало таким гибким, что только мучительно упавшая голова уравновешивает всю его остальную массу. Он с такой силой наваливается на дерево, что кора соскребывает кожу с его щек. Его глаза опухли от давления. Кривая его шеи покрыта синяками и порезами. Его люди падают на колени, умоляя его. Они кричат, привлекая его внимание, но он отвергает их помощь неразборчивым ворчанием, он слишком слаб, чтобы сделать еще что-нибудь, кроме как выставить дрожащий палец из-под веревки, связывающей его руки, его короткий ноготь слабо царапает поверхность дерева.

* * *

Ибрагим являет собой печальное зрелище, ему под колени подсунули для опоры табуретку. Его люди не оставляли его с предыдущего дня, а новый день должен вот-вот начаться. Они по очереди держали его на весу, чтобы он не задохнулся. Они накрыли его спину большими листьями, они произносили ласковые слова, похожие на молитву. Они сделали все, что было в их силах, некоторые плакали, сломленные его упрямой решимостью, одновременно ошеломительной и мучительной. Маленький мальчик по имени Абдул, мальчик, которого он не видел прежде, стоял в своей драной белой футболке на собственной вахте рядом с Ибрагимом.

Этторе подносит камеру к его лицу, опирается спиной о камень в нескольких шагах. Фотография не может передать действия в его развитии. Видны только все более ярко выраженные подергивания правой руки Ибрагима, его бо́льшая подвижность: птица, готовящаяся взлететь в воздух, а потом парить в нем. Через видоискатель это ничто, но Этторе все равно делает снимок и продолжает фотографировать, как ascari склоняются, опускают головы и воздевают руки в благословении. Он продолжает делать фотографии, и когда Ибрагим испускает долгий, мучительный стон, после чего его руки падают на землю, его тело откатывается вбок, и его люди собираются вокруг него, они явно потрясены, не боятся показывать то, что не в силах выразить никакие слова: что убито было нечто большее, чем они знают. Что случилось нечто, пока еще непонятное им.

* * *

Человеческая фигура смотрит с вершины холма, стройная, укрытая деревьями и туманом. Еще есть рука, которую с трудом, но можно разглядеть с такого расстояния, она вытянута вперед, словно чтобы поймать лучи раннего солнца. Жест одновременно величественный и сострадательный, самоуверенный и щедрый: удерживать посланные небесами лучи света, держать их, прежде чем они свалятся вниз и добавят мучений кровоточащей спине страдающего человека. Ниже вершины ascari стоят, окружив Ибрагима. Они мрачны, они настолько в плену у праведного гнева и упрямой покорности, что один только Ибрагим увидел эту человеческую фигуру и, превозмогая боль, показывает на вершину холма: там — Царская Тень и правитель своего собственного невидимого царства.

Не кто иной, как Ибрагим, который все еще борется со связывающей его веревкой, замечает Хирут и Астер, облаченных в форму: они стоят и наблюдают за его унижением внизу, искра света замирает, а потом скользит по пологой долине. И именно Ибрагим скажет впоследствии своим людям: Я видел императора в горах, это он освободил женщин. И именно Ибрагим понимает предупреждение, посылаемое светом и окутанной туманом фигурой. Именно Ибрагим решает не дать Фучелли времени подготовиться. Именно Ибрагим вместо этого говорит своим ascari: Оставьте меня здесь и уходите, когда я освобожусь от веревки, а там бегите в горы и ждите меня.

Глава 17

К тому времени, когда Этторе слышит свое имя, сделать уже ничего нельзя, только смотреть на других soldati, склонившихся над чашкой кофе в своих палатках, Ты слышал?

Он ставит чашку и медленно поворачивается на своем табурете, устремляет взгляд в пространство за палатками. Он прислушивается, сердце его громко бьется. Снова звучит его фамилия, а за ним фамилия полковника: Наварра. Фучелли. А когда эхо снова разносит две эти фамилии по холмам и свет скользит по долине, Этторе остается только подняться на ноги и подтвердить для себя ужасающую истину: эфиопы пришли за нами. И они пришли за нами при свете дня.

И даже когда Этторе хватает свою винтовку и шлем, когда он осознает, что это его фамилия катится и надрывается над его головой, даже когда он несется с другими soldati, чтобы занять позицию за баррикадами из камней, он все еще не может толком осознать, что именно произошло. Что-то странным образом исчезло, отчего даже долина, пришедшая в движение, кишащая взбудораженными soldati, кажется неестественно пустой. Он уверен в чем-то скрытом и в то же время освещенном ярким светом: фотографический негатив, который выявляет все и в то же время ничего.

Этторе приседает за баррикадой. Люди ждут приказа полковника Фучелли, а вокруг Этторе слышится взволнованный шепоток: пленники ищут Этторе и Фучелли, а потом они расправятся с нами. Он смотрит вверх. Вооруженные бунтовщики атакуют их. А потом над всеми ними, с двумя воинами по сторонам, — Этторе не сомневается, это Хирут и Астер — император. Хайле Селассие появляется на коне, освещенном солнечными лучами, в гриву животного вплетены драгоценные камни, сверкающие, как тысяча глаз. И только вид Фучелли, который в полной форме бежит к ним, бросается за баррикаду впереди всех и нацеливает свою винтовку на врага, удерживает на месте Этторе и других soldati, боевая подготовка и присяга приковывают их к нему.

Полковник качает головой и отдает приказ ждать. Он один стоит, ничем не защищенный, но, кажется, его это не беспокоит. Не стрелять, пока я не отдам приказ! кричит он всем. Не позвольте им напугать вас вот так, ragazzi! С вами ваш командир!

И тут с другой стороны, с холмов, которые должны были бы защищать ascari, раздаются новые голоса и боевые кличи, тысяча абиссинцев и еще тысяча, никем