Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей - Ольга Абрамовна Деркач

по его собственным словам, решил сделать его «похожим на несущийся корабль, по классическому образцу увенчанный носовой фигурой». Возник вопрос: кого должна изображать эта фигура? Если верить статье об Иофане в книге «Зодчие Москвы», поиск шел сразу двумя путями: от задачи и от художественного образа. Как вы сами понимаете, никакой другой задачи, кроме демонстрации небывалых достижений Страны Советов за 20 лет социалистического строительства, не было и быть не могло. А кто у нас достигал немыслимых успехов – тоже всем было ясно: только-только в Кремле прошло Первое Всесоюзное совещание стахановцев. У всех, в том числе и у архитектора, на слуху были имена Стаханова, Кривоноса, Изотова, а также Ангелиной и Демченко. Стало быть, с идейным содержанием все образовалось быстро – скульптура должна была содержать две фигуры: рабочего и крестьянки.

С художественным образом было сложнее: то есть архитектору, конечно, быстро пришла на ум Ника Самофракийская – дошедший до наших дней образ хотя и безголовой, но крылатой победы. Но одной Никой двух трудящихся не изобразить. Тогда образованный – не нам, нынешним, чета – архитектор вспомнил о скульптурной группе Крития и Несиота «Тираноборцы Гармодий и Аристогитон», изваянной в 477 году до нашей эры. Среднеарифметическое из древнегреческих скульптур создала выбранная по конкурсу Вера Игнатьевна Мухина. Мы бы, конечно, написали «изваяла», но тут нужны совершенно другие глаголы, поскольку для композиции выбрали довольно необычный материал – хромоникелевую сталь.

Почти 25 метров нержавеющей стали, воздвигнутые на павильон у самого входа на выставку, поразили впечатлительных парижан. Кстати, рабочий и колхозница в сверхчеловеческом порыве угрожали серпом и молотом… кому бы вы думали? Павильону Германии, по воле устроителей выставки расположенному прямо напротив советского. Символично вышло, не правда ли?

С 1939 года советские рабочие и колхозницы могли любоваться скульптурной группой «Рабочий и колхозница» у тогдашнего главного входа вновь построенной в Останкине Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Энциклопедия «Москва» утверждает, что это была уже другая скульптура: первую повредили при перевозке из Парижа. А с 1947 года увидеть «Рабочего и колхозницу» стало совсем просто. Для этого не надо было ехать в Москву – достаточно было пойти в ближайшую киношку. Голливудского кино тогда у нас почти не было, а продукцию «Мосфильма», чьей эмблемой стала мухинская скульптура, демонстрировали по стране широко. Нынешним-то молодым куда как привычнее рычащий лев киностудии «Метро Голдвин Майер» или два косых креста на фоне древнеримского портика – эмблема кинокомпании «XX век Фокс».

Ростокино

Миллионный мост

Все знают русскую поговорку: «Делу время – потехе час». Самые образованные из всех читали в популярных книжках, что эти слова – собственноручная приписка царя Алексея Михайловича на книге под названием «Книга глаголемая урядник: новое уложение и устроение чина сокольничья пути». И только самые-самые из этих начитанных понимают, что потехой в описываемые времена называли не любое развлечение или безделье, а строго определенное – охоту. Мы об этом и сами было забыли, да вот Ростокино напомнило – здесь, по свидетельствам знатоков московской старины, было одно из традиционных и любимых мест царской охоты. В те времена тут, в полутора верстах за селом Алексеевским, располагалось старинное село Ростокинское, XV века рождения, а вокруг простирались густые леса. В лесах пошаливали лихие люди, причем не только мужского полу – местная разбойница Танька Ростокинская славилась по всей Москве не только разбоями, но и загулами, отчего один кабак в центре Первопрестольной так прямо и назывался – «Татьянка» или «Танькин кабак».

Но не одна Танька с большой дороги прославила старинное село. По-настоящему знаменитым Ростокино стало после того как через него в конце XVIII века прошел первый московский водопровод. 330 тысяч ведер в сутки, забираемых из ключей, что лежали в одной версте от села Большие Мытищи, по сложному инженерному сооружению, которое спроектировали генерал Ф. Бауэр и полковник И. Герард, самотеком бежали до Москвы и накапливались в водохранилище на Трубной площади. В месте, где водопровод пересекал реку Яузу, он очень напоминал, как написано у Маяковского, «водопровод, сработанный еще рабами Рима». Мост для воды назывался, как и в Древнем Риме, латинским словом «акведук», и по архитектуре тоже очень походил на древнеримские сооружения этого толка. Двадцать одна арка моста, облицованного камнем разобранной стены Белого города, поддерживала водовод, прежде выложенный листами свинца. 150-саженный мост обошелся казне так дорого, что бойкий на язык московский народец тотчас прозвал его Миллионным мостом. Впечатление от гигантской суммы было так велико, что Миллионной – по мосту – назвали улицу здорово ниже по течению Яузы, в районе бывшего села Богородского.

Теперь прошедшее время надо заменить настоящим, потому что Ростокинский акведук сохранился как памятник архитектуры, хотя уже давно не работает по специальности. А свинцовые водоводы еще в ходе реконструкции 1850-х годов заменили на чугунные: по всей видимости, и в далекой России наконец узнали, что Рим пал в результате отравления свинцом как раз знаменитого водопровода.

Разгуляй

Это не мясо и не рыба, это – команда

Площадь с веселым названием Разгуляй никогда не переименовывалась. Как прилипло к ней имя питейного заведения, так и значится во всех справочниках. Кабак-кружало возник в тех краях аж в XVII веке. Даже площадь на пересечении дорог в Измайлово, Покровское и в Немецкую слободу образовалась позже, только к концу того века. Но имя для нее уже было готово. Вот ведь с каких пор пишется на московских картах эта (пользуясь логикой старого армейского анекдота) команда.

Легкомысленное название площади не помешало вполне серьезному человеку – графу Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину, политику, коллекционеру и исследователю древнерусских рукописей, построить на ней дворец. Апофеозом изыскательской работы Мусина-Пушкина считают (и по праву) находку списка «Слова о полку Игореве». А ведь в его коллекции были еще и летопись патриарха Никона с авторскими правками, и «Летописец российский преподобного Нестора древлеписьменной на пергамине» («Лаврентьевская летопись») с «Повестью временных лет», и… да не перечесть. В 1812 году во время Пожара (только и остается написать это московское бедствие с заглавной буквы) дом Мусина-Пушкина сгорел. Как это ни покажется удивительным, вывезли драгоценности и коллекцию картин (ценности несомненные), а вот рукописи остались. Остались, чтобы сгореть. Но сгореть только в материальном смысле этого слова: к счастью, булгаковское