Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей - Ольга Абрамовна Деркач
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Злопыхатели умалчивают о неоспоримых заслугах «русского Марата», как назвал Ростопчина Наполеон: из города были вовремя вывезены и не достались врагу сокровища Оружейной палаты и Патриаршей ризницы, эвакуированы учреждения и жители. После ухода французов из Москвы быстро восстанавливались хозяйство и управление, была организована Комиссия для строений, и скоро Москва, спаленная пожаром, восстала в прежней красе.
Но мы увлеклись и чуть было не взялись пересказывать здесь всю безумно интересную, богатую бурными событиями и противоречивыми действиями жизнь графа Ростопчина. А ведь хотели поведать всего лишь о его своеобразном остроумии. Так, например, в своих мемуарах граф Федор Васильевич написал, что его величайшее счастье состоит в том, что он не зависел от трех личностей, которые правят Европой, поскольку не занимается политикой, богат и достаточно индифферентен к музыке, а следовательно, не имеет ничего общего с Меттернихом, Ротшильдом и Россини. Забавный набор, не находите?
Люди графского круга охотно пересказывали друг другу один его разговор с императором Павлом. «Скажи, отчего ты не князь?» – поинтересовался вдруг взбалмошный император. «Да оттого, – ответил находчивый Ростопчин, – что предок мой прибыл в Россию зимой». – «И какое отношение время года имело к титулу?» – спросил заинтригованный Павел. «Когда татарский вельможа впервые явился ко двору, ему предложили на выбор шубу или княжеское достоинство. Предок мой прибыл в суровую зиму и отдал предпочтение шубе».
Когда после Ростопчина генерал-губернатором Москвы назначили графа Тормасова, Ростопчин, по слухам, сказал: «Москва подтормозила! Видно, прытко шла». И вскоре уехал на восемь лет во Францию. Если взять во внимание его многочисленные антифранцузские сочинения и борьбу с французами, это тоже неплохой каламбур.
Ралле
Привет № 5 от Октябрьской революции
Три ангелочка грузят корзины цветов в… ну скажем, нечто напоминающее перегонный аппарат. Четвертый держит реторту (сосуд, хорошо известный нам по школьным урокам химии) с готовой продукцией и усердно разливает ее в разнокалиберные флаконы. Это не наше представление о процессе изготовления модного в 80-х годах позапрошлого века цветочного одеколона. Это – карманный календарь, выпущенный в Санкт-Петербурге в 1895 году. Двустворчатый красавец в золотой рамочке с аж тремя золотыми двуглавыми орлами в углу изготовлен для парфюмерной фабрики Ралле, о чем на цветном кусочке картона имеется надпись: «Поставщик высочайшего двора А. Ралле и К° в собственных магазинах: Москва: Кузнецкий мост дом Солодовникова и Верхние ряды Красная площадь. С.-Петербург: Невский пр., 18 и Садовая, 25 и во всех парфюмерных и аптекарских магазинах».
Дореволюционной орфографии мы не соблюли, но в остальном за слова отвечаем: московский купец, француз по происхождению, Альфонс Ралле действительно был поставщиком двора Его Императорского величества, а фабрика, открытая им в 1843 году в старой столице, выпускала, как пишут в производственных отчетах, широкий ассортимент парфюмерной продукции. В переводе с языка конторских служащих это значит, что на фабрике варили мыло, губную помаду, кремы, приготовляли пудру, духи и одеколоны, и все это продавали не только в собственных (как мы бы теперь сказали, фирменных) магазинах, но и в каждой торговой точке подходящего профиля. Причем не только в России. Не в пример Брокару, который производил копеечную продукцию и упирал, как теперь говорят, на народные марки, Ралле сделал ставку на состоятельных господ. И не ошибся: чистая публика оценила его труды.
Не только она – на Всемирной выставке в Париже в 1878 году изделия «Товарищества Ралле и К°» были оценены «выше всякой награды», а в 1900 году – получили «Гран-при». Из Теплого переулка в Хамовниках фабрика Ралле переехала за Бутырскую заставу, туда, где стоит и сегодня. Только об Альфонсе Антоновиче там уже ничего не напоминает: свободно воспользовавшись всеми достижениями и рецептами «Товарищества Ралле и К°», пришедшие к власти в революцию назвали отобранную фабрику «Свободой». А ведь не случись Октябрьского переворота, не Франция, а Россия утвердила бы за собой первые позиции в мире ароматов. Почему мы так в этом уверены? Да потому, что именно на фабрике Ралле трудился до 1917 года химик Эрнест Бо. В 1920 году он смешал, как утверждают, 128 разных пахучих компонентов и получил результат, одобренный его работодателем. С 5 мая 1921 года этот состав украшает полки лучших парфюмерных магазинов мира.
Еще не поняли, что к чему? А вот мы назовем фамилию его шефа, и вы сразу раскусите, в чем дело: мадам звали Габриэль Шанель. Из почти десятка пронумерованных флаконов, принесенных Эрнестом Бо на пробу, Коко выбрала флакон № 5. Вот такие плоды принесла Великая Октябрьская социалистическая революция – только пожинал их Париж.
Рождественка
Дар храброй мамы
У князя Владимира Андреевича Серпуховского была мама – княгиня Мария Ивановна. Ну была и была, скажете вы, у всех людей есть мамы, дай им Бог здоровья, если живы. Но вдова младшего сына Ивана Калиты, дочь галичского князя Ивана Федоровича заслуживает нашей благодарной памяти – за тот след, что она оставила в истории и культуре Москвы. Во-первых, Мария Ивановна в одиночку (супруг Андрей Иванович скончался молодым еще до рождения наследника) воспитала смелого сына, который – как помнят все одолевшие школьный курс истории – вместе с Дмитрием Боброк-Волынским командовал засадным полком в Куликовской битве и отважно решил ход побоища, обратив в бегство ударом из дубравы Мамаевы войска, за что и был прозван Храбрым. А во-вторых, безмерно счастливая возвращением сына с поля этой брани, шесть лет спустя на высоком берегу реки Неглинки недалеко от Москвы
