Сказка про наследство. Главы 1-9 - Озем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда тебе власть дадена…
– Не скажи. Помимо власти, мозги иметь надо. У этой Варвары Ядизовны мозги острей. Поворотова она показательно уволила. Для вразумления идиотов. Нас!!
– Но вернула ведь на службу.
– А перед тем он дома посидел. Как огурец усолел в банке. И поседел на голову. Потрепал себе нервишки. На потолок лез. И люди сделали вид, что это – так, один эпизод, и никого больше не затронет. Поворотова затронул!
– Тогда еще завод работал – шел бы в цех! к станку.
– Легко рассуждаешь. Ему уже сколько лет? У станка – для молодых. А если у тебя болячки, и самолюбие, и дети… После должности простым трудягой? Ты бы пошел, Цыбин?
– Я на пенсии. Свое оттрубил.
– Вот видишь. Поворотов неправильно понял? каждый сам за себя? Мы же за него не заступились!
– Некрасивая история. Директорша – ловкая ловчилка. Сперва уволила, после решила вернуть. Облагодетельствовала. Поворотов стал как пес верный – на кого кивнут, на того и лает. Покусать готов. Преданность собачья – что Варваре и требовалось. Она удовольствие испытывает, когда он на задних лапах…
– Фу, представил – противно…
– Мыслишка у меня, что все обдуманно совершалось. И с заводом эдакое сотворить они заранее задумали.
– Кто они? Враги народа? нашей страны? американцы?
– Не, из области. Из холдинга. Они план сочинили, как нас всего лишить. Уничтожить Утылву подчистую.
– Зачем же? Если завод не крутится, то и прибыли не приносит. А для капиталиста главное что? прибыль. Он за эти – как их? – триста процентов душу дьяволу продаст. Не я – Маркс сказал.
– Поворотов дешевле продался. Своих предал.
– Свои у него – дети. А ты – взрослый, самостоятельный, дееспособный. Выживай, как хошь. У нас везде рынок! это как пустыня…
– Я выживу… Выживу!
– Вместе надо. Сообща. Так всегда у нас бывало. Собраться и отпор дать. А рыжих – гнать в шею!
– Власть наша тылвинская что делать будет? в кустах волчавника прятаться?
– Сложно сказать. Всенародно избранный мэр, вождь и отец наш – Сережка Колесников – вдруг красноречия лишился. А перед этим ораторствовал! Как все просто в его речах было – дурак осилит. Надо только коммунистов погнать. Избавиться от советского наследства. Букву «У» к названию присобачить, все вывески в Утылве поменять. И станем богатой Швейцарией! К нам еще приезжать будут и дивиться – не на Виждай, а на нас, недотумков…
– Не верю я этому молодому да раннему. Для Колесникова Утылва – эпизод в карьере. Что он лепил на пресс-конференции? О сокращениях в связи с кризисом говорить рано. У нас пока все в рамках Трудового кодекса. Есть, конечно, сокращения, а где их сейчас нет? На головном предприятии холдинга – кортубинском комбинате – тоже проводится оптимизация. И это он говорил, когда уже приказы на заводе составлялись. А потом они пачками повалили!
– Нехорошо. Глупо. Ой, как глупо… Тебя, Игнатич, прокатили на выборах. Отблагодарили за долгую службу. Поди обижаешься? Имеешь право.
– Нет, отчего же? Мне шестьдесят годов стукнуло. Я теперь пенсионер – дома или в огороде, на холодке… Да и то, когда-нибудь надо же уходить. Никто не вечный.
– А мог бы до 65 лет сидеть. Положено по закону.
– Вот именно – сидеть, штаны просиживать, а не работать. Зачем такой мэр?
– Совестливый ты, Игнатич. Из прошлого века.
– Тем более дорогу молодым освобождать надо. Мы свое отжили.
– Молодым? Кому? Колесникову? Он нас холдингу продаст! и не охнет.
– Дайте ему время. Нельзя сразу на человека всех собак вешать. Он недавно мэром стал, не разобрался. И потом – он же не рыжий!
– Не ворпань, хочешь сказать?
– Ничего не хочу. Но делать что-то надо.
– Что делать, Игнатич? Бастовать рабочему классу?
– Погоди. Не все так просто. Ты хочешь бастовать – то есть, не работать. Так этого же и хозяева хотят – да чтобы еще тебе не платить.
– Что тогда нам остается?
– Падать духом нельзя. Надо найти выход.
– Ну, как тут извернуться? У кого деньги и власть – тот и прав.
– Думай! Для чего голова на плечах. Достучаться до властей. Они ж не на Луне обретаются. И не в чужой Галактике.
– До властей – это до Колесникова Сережки? Получили мы обещанные им при демократии золотые горы. Горы – да! только не золота, а дерьма… Как самого совесть не мучит. Холдинг творит здесь, потому что Колесников – прикормленный мэр.
– Он же не чужак. Мэр маленького депрессивного городка. Да если мы исчезнем – область не вздрогнет.
– С чего вдруг мы исчезнем-то? А-а, приметы уже видны. Ворпани за девушками бегают. По ночам племянники в красных труселях гуляют! Точно последние времена в Утылве наступают. Смерть нашей бабы Лиды – тоже примета. Ушла и все хорошее, что в ее время было, с собой забрала. Бардак воцарился!
– Есть обстоятельства, над которыми мы не властны. Человек живет и умирает… А где можем попробовать. Власть – она с виду такая недосягаемая и уверенная, что лучше народа все знает и что угодно сотворить может. А в России хоть уже демократия расцветает как ядка на Шайтан – горе, но советская инерция сильна. По инерции продолжают прикрываться народным мнением – дескать, при единодушной поддержке принято решение сократить или повысить – чего там?..
– Чего? Надои молока у Сыродя!.. А ты чего, Игнатич?
– Хоть бы так… Что характерно для советского времени и до сих пор не изжито. Это пока цветочки синенькие, а когда волчьи ягодки пойдут – увидим мы оскал капитализма… Но воля народа по-прежнему. И народный глас что-то да значит… Губернаторы у нас в России поставлены, чтобы протестов на их территории не было – каждый за свой огород отвечает. Открытые бунты – уже ахтунг, но и просто роптание… Царь и свита его полагают, что если протесты не перехлестывают на федеральный уровень, то пусть местные разбираются. Раньше власть возражала против сокращений – хоть на копейки, но люди на своих местах сидят и на штурм Зимнего не попрутся. Теперь, вишь, решили применить рыночные методы.
– А мы что применим? Против лома нет приема.
– Окромя другого лома. Если они хотят, чтобы все тихо было – тихонько нас придушить… Не доставим удовольствия.
