Сказка про наследство. Главы 1-9 - Озем

баранку еще довоенной полуторки. Заслужив доверие, пересел в трехместную кабину мощного ЗиЛа. Ездил в Утылве, исколесил всю область, командировался на полевые работы в совхоз. Добросовестно трудился, не отлынивал. Женился на ровне – девушке из простой кашкукской семьи. И еще родней приходился многим коренным тылкам – Анютиным, Пятнашковым, Жадобиным, Цыбиным. Счастливый брак потому, что супруги мало задумывались о столь эфемерном понятии, как счастье. Жили семьей, растили детей, обихаживали собственный дом в поселке, принимали общие заботы и радости. Николай – мужик работящий, хотя не без пофигизма, не злой, отзывчивый. Его женушка въедливая и упорная, памятливая – случается, допекает мужа, тот терпит – терпит, а затем как рявкнет – она отцепится, и у Рвановых опять мир. А из-за чего сильно сориться? лишь изредка поцапаться. Семейный порядок закрепился, роли супругов определены. Каждый приучен выполнять свои обязанности: у жены – женские, а у мужа… гм… мужские. Никто ни на кого не сваливает. Распахать огород, залатать крышу сарая, корчевать пни, чистить выгребную яму, вбить гвоздь – это мужское занятие. Жене не вздумается пустить мужа к плите – наоборот, она его тряпкой оттуда погонит. Женский список – мыть, стирать, штопать, всех кормить и ублажать. Секрет семейного счастья? Никакого равноправия! Тсс… слушайте сюда: женщина могла мужу плешь проесть – это ее право, муж… ну, тоже кое-что мог… наверное. При всем том в счастливой семье твердое правило – прежде чем грузить мужика, его надо накормить. Николай любил поесть – много да пожирней, а с набитым желудком становился добродушным, словно сонным – ручным медведем. Вот тогда и бери его!

Рвановы жили по примеру своих родителей – и их родителей тоже. Были вполне удовлетворены. Никакого полета фантазии, тонких духовных запросов, психологических вывертов. Простые неказистые привычки. Скромный быт. Пусть корыто простое, но не разбитое и свое, собственное. У мужа одни штаны (ну, не буквально), и жена должна их постирать и заштопать – а где щеголять-то? Хотя Николай хорошо зарабатывал – рабочему классу, гегемону, на заводе в СССР платили больше, чем ИТР. Уже родился старший ребенок, когда Рванов купил авто – серо-бежевую шестерку – заплатив почти девять с лишним тысяч полноценных советских рублей. Эдакие деньжищи! Но по традиции в семье транжирой считается жена – она кожаные сапоги требует, когда местные войлочные боты хороши и практичны. Одним словом тылки – совки, то есть – или наоборот. Запутаться можно. И ужаснуться (вот чему? работяги всегда так живут).

Изгаляются артисты,

Что за жизнь их неказиста.

Ну, а стерпит ли бумага

Жизнь простого работяги?

Рвановский дом издавна стоял в конце улицы Рабочей. Там рядом – через заросший пустырь – железнодорожные казармы. Жилище скромнее, чем у Щаповых. Ну, так Владимир Игнатьевич – мэр, а Николай – шофер. Хотя теперь мэр – бывший, а шофер – не простой, но работягой остался. Кому что суждено по неказистой жизни – ужасаться, изгаляться или вкалывать. Николаю Рванову – последнее. Тем не менее, почти сказочные метаморфозы постигли Рвановых. В девяностые годы случились первые неприятности с ТыМЗ, и тогда же Николай ушел с завода на вольные хлеба. Сам он не решился бы, но выхода нет. Двое сыновей богатырским сложением удались в папашу, и вторым жена не смогла сама разродиться – кесарили экстренно в роддоме. Потеряла много крови, добавились другие осложнения – надо обращаться к областным врачам, лечить, покупать дорогие лекарства. Нужды неотложные. Муж на свой страх и риск выпросил у родни и знакомых деньги в долг (тогда тылки не слышали о процентах, давали под честное слово, выручали друг дружку), выкупил по остаточной стоимости у ТыМЗ дряхлую полуторку – ту самую, на которой начинал ездить – жива, оказалась, старушка, ржавела в заводском гараже. Рванов ее отремонтировал, вылизал и занялся коммерцией (звучало дико). Тылки на него смотрели, разинув рот – какие такие частные перевозки? У нас же все государственное – и грузы, и машины, дороги, ГАИ. Сюда в игольчатое ушко не просунуться. Рванов вежливо отвечал: я родное государство не подвину, мне бы денежку – маленько и сейчас – я же не за так, я отработаю. И не прогадал. Условия оказались благоприятными. Конкурентов в Утылве не имелось совсем, а с Рвановым договориться проще простого – без бумажек ударили по руками – и ехай, Коля. Что значит репутация честного человека. Нанимали его кооператоры и торговцы. Мотался везде – в Кортубин, Оренбург, из Казахстана привозил тюками китайский ширпотреб – тылки покупали и щеголяли зимой в пуховиках ядовитых цветов. Рванову – первому из частников – доверил Васыр доставлять заводскую продукцию заказчиками в область. Г. Сыродь из бывшего совхоза тоже пользовался его услугами. Раскрутиться получилось. Когда другие подоспели, Рванов успел пригнать битую темно-зеленую буханку УАЗик, затем кредитную Газель – трехлетку. На частном строительстве в поселке Кашкук Николай неплохо заработал – домовладельцам много чего понадобилось. Подросли сыновья и сели за руль. Семейная фирма не то, чтобы благоденствовала, но вполне сводила концы с концами. Последнее приобретение – еврофура. Конкуренты пытались наступать на пятки – у одного местного коммерсанта, господина Цукова, появился грузовик. Но уже поздно. Рвановская фирма веников не вяжет! – работает четко, профессионально. Кризис поколебал занятые позиции. Ну, так это везде – не только у Николая.

Судя по разговору, у нашего бизнесмена завистники имелись в Утылве. Нормально.

– Я и спал-то за ночь часа три. Все за баранкой.

– Представь, мы тоже глаз не сомкнули! Но на митинг пришли – святой дело. День Победы.

– Да не успел я. Счас только возвернулся. Машину на стоянку, и сюда – ножками.

– Тогда с чего ты знать можешь про наши потрясения?

– А вот знаю! И получше вас. Из самых первых уст.

– Самых – самых? А, понятно… Но тогда… Лучше всех знает тот, кто участвовал. Там в гостинице только двое было – вор и директорша. И еще ночь была… Ты от директорши слышал? Она с тобой запросто откровенничала? Чудеса!.. Эй, Мирон Кондратич, похоже, на заводе новый фаворит. Твой Витька отодвинут. Гляди, еще выгонят – уволят как Поворотова.

– Гадости не говори!

– Почему же? Колян у нас – видный мужчина. Выдался с коломенскую версту. Директорша тоже баба справная. Подходящая пара.

– Гадость! Какая директорша?!

– Наша. Общая. Варвара.

– Языком не треплись. Двину и не посмотрю, что ты старик, Цыбин. До седин дожил – ума не нажил.

– Ладно. Для смеху я…

– А мне не смешно ничуть, –