Реквием по Марии - Вера Львовна Малева

полнейшее безразличие. И снова она неподвижно лежала на диване, ощущая холод и пустоту в душе. Пока не начинала приставать Фреда:

— Aber das ist unmöglich! Ах, мадам Мария! Опять предаетесь ипохондрии. А все оттого, что слишком много работаете. Женщина в ваши годы должна жить полнокровной жизнью, не забывать об удовольствиях. Сколько красивых вещей можно иметь в этом городе на ваши деньги! Если позволите, я посоветовала бы надеть ваше новое крепдешиновое платье, шляпку из рисовой соломки, и — на улицу! К людям! Посмотрите только, какое теплое солнышко, каким бальзамом дышит воздух! Если хотите, и я пойду с вами. Пошли, пошли! Кто вас привязывает к этому дивану!

Фреда становилась все более властной, все более брала в свои цепкие руки бразды правления. И Мария все больше подчинялась ей, поскольку только такое трезвое и решительное существо, как она, способно было навести хоть какой-то порядок в их безалаберной жизни. И много раз ее повелительный тон и доброжелательная твердость действительно выводили Марию из состояния полнейшего отчаяния или безучастности ко всему.

Приближалось открытие сезона. В театре начались репетиции. Жизнь входила в привычное русло, и времени на пустые химеры не оставалось. Наряду с «Саломеей» Мария продолжала работать над ролью Чио-Чио-Сан, хотя пока еще никому не открывала своих намерений.

Было начало осени, с лазурным небом и мягким, спокойным светом, напоминавшим осеннюю пору в родных краях, в Кишиневе. К тому же и окрестные холмы, меняющие краски в это время года, придавали городу оттенок праздничной феерии.

В скромной гостиной пансиона «Ингеборг» солнце, пробиваясь сквозь ветки растущего у окна каштана, щедро проливало золотые россыпи лучей на красный, изрядно потертый ковер. На подоконник открытого окна с веселым цоканьем упал каштан, таинственно поблескивающий, когда на него падали лучи света. Мария засмеялась и подняла глянцевый комочек. Гонец старого дерева показался ей добрым знаком. Сколько знал о ней этот старый каштан, сколько раз мог наблюдать за нею в минуты радости и безнадежности! Она держала в руках каштановый шарик, и его шелковистое, прохладное прикосновение прибавляло хорошего настроения. В этом было что-то радостное, приятное, вернувшееся издалека, из детских лет, когда она бегала с другими детьми по улицам и садам Кишинева, соревнуясь, кто наберет больше каштанов. И набирали их полные ранцы. Играли с ними, пытались даже пробовать на вкус, хотя знали, какие они горькие и терпкие. Она положила каштан на комод, рядом с папкой, где хранилась партитура «Чио-Чио-Сан», и остановилась в задумчивости у окна. Может, дерево в самом деле послало ей добрую весть? Однако вскоре мысли ее снова сосредоточились на новой роли. Кто мог бы спеть партию Честертона? Иосиф Шмидт? Джино Бекки? А костюмы?..

Фреда по обыкновению бесшумно делала что-то в комнате, неслышно, чтоб не мешать ей, передвигалась, однако на сей раз в ее молчании было что-то подозрительное. Мария время от времени отрывалась от размышлений и следила за ней краешком глаза. Да, Фреда готова вступить в очередную перепалку. Кончив вытирать пыль с мебели и расправив гардины, она не ушла, осталась стоять у дверей, теребя рюшик своего накрахмаленного фартука. Явно чего-то ждала. Мария поняла, что так просто она не отстанет. И, вздохнув, повернулась к девушке.

— Хочешь что-то сказать, Фреда?

— Что можно сказать, фрау Мария? В общем-то это не мое дело…

— Значит, все-таки что-то случилось?

— Осмелюсь заметить, что дела в пансионе ведутся как нельзя лучше. И вообще, очень уважаю фрау Инге. Ведь это она рекомендовала меня вам…

— Ради самого бога, Фреда! Что-то с фрау Инге? Или кто-то обидел тебя? Прошу, говори же! Сколько раз предупреждала… Даже если со стороны кажется, что сижу без дела, я все равно занята.

— Не могу сказать, чтобы что-то случилось с фрау Инге…

— Тогда?

— Думаю, случится с нами.

— С нами?

Фреда молчала, не решаясь заговорить снова.

— Иногда от тебя можно сойти с ума!

— Aber das ist ganz unmöglich! — пробормотала она.

— Это уже было. Говори, что дальше.

— Не хотелось бы, чтоб госпожа рассердилась. Но мне кажется, мы живем не так, как следует.

Мария пожала плечами.

— В каком смысле?

— Сколько можно ютиться в этих двух комнатках? Фрау вашего положения должна иметь свой дом или по крайней мере шикарную квартиру. Где-нибудь на Грабене, если вообще не виллу в Хицинге. Так же, как другие солисты оперы. Если б только видели, как живет госпожа Месерер… или госпожа Элизабет Шуман!

— Фреда, дорогая. Ты сама это придумала или такие мысли кто-то вбил тебе в твою милую светловолосую головку?

— Кто мне может вбить? Сама понимаю, что хорошо и что плохо.

— И ты решила, что лучше снять дом и нанять слуг, потому что там не будет Минны, чтоб готовить еду, и Йозефа, чтоб выполнять поручения? Думаешь, заживется веселее?

— Этого требует положение, которое вы занимаете.

— А деньги? Если завтра-послезавтра обанкротимся?

— Святая дева Мария! Какое тут банкротство! Капитал, которым вы владеете, будет вовеки.

— Неизвестно, Фреда. Неизвестно. Во всяком случае твое предложение не по мне. Я люблю покой.

— Как вам будет угодно. Я только хотела дать совет.

Фреда вышла из комнаты надутая. Мария не могла собраться с мыслями, которые недавно еще текли так спокойно…

«Хм. В конце концов она добьется своего, — подумалось внезапно. — Упрямая девушка. И если уж что-то вбила в голову… Но, самое главное, она, кажется, права».

Словно угадав ее мысли, Фреда опять показалась на пороге.

— Решила все же убедить меня? — рассмеялась Мария.

— Простите, пожалуйста. Я никогда бы себе не позволила… Но госпожу просят к телефону.

— К телефону? Из театра?

— Не знаю… Но вот подумайте сами: взять тот же телефон. Разве годится, чтоб дама вашего положения бегала бог весть куда, чтоб поговорить по телефону? Очень нужно, чтоб подслушивали секреты — та же Ева, Йозеф или кто там