Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И еще раз вернулся к главной теме. «Часто говорят, — заметил Зиновьев, — когда решение вопроса идет снизу вверх, это рабочая демократия. Но если возможна только формула “снизу вверх”, то это будет неправильно, не по-марксистски. Нужно, чтобы было и снизу вверх, и сверху вниз».
Завершил же Зиновьев доклад предупреждением: «Мы переживаем момент, когда необходимо принимать серьезнейшие меры, чтобы партия не дала крен, не позволила бы себе вести демагогическую дискуссию по платформам. То, что нужно, мы поправим. Но пусть наш ЦК, который руководит партией при отсутствии учителя (Ленина — Ю. Ж.) в труднейшей обстановке, знает, что легкомысленных колебаний не будет, что демагогических преувеличений не будет»362.
Так Зиновьев попытался показать комвузовцам порочность главного требования оппозиции — рабочей, она же внутрипартийная, демократии. Однако, убедившись в бесплодности своих софизмов (а что еще он мог предложить?), посчитал необходимым немедленно сообщить о том Сталину.
«Прочитавши записки свердловцев (прилагаю), — писал он, — вижу, что дело хуже, чем я думал. Университет взбаламучен. Ряд элементов злобных и злостных, куча сплетен и легенд. Большое озлобление против ЦК (против меня особая кампания, как водится). Группа Преображенского, видимо, сорганизовалась и действует по всей Москве. Свердловцы могут наделать больших бед в московской организации. Нужны серьезнейшие меры в отношении московской организации, иначе будет поздно… Иначе Москва ускользнет из наших рук. Это срочно»363.
Секретарь ЦК КП Украины Д. З. Лебедь также сообщил Сталину: «Информация, идущая окольным путем из Москвы, подхватывается здесь и используется. В частности, ведутся разговоры о дискуссии в Свердловске, где якобы Зиновьева не захотели слушать и т. п.»364.
Следующий доклад Зиновьева на ту же тему — 1 декабря, на 19-й Петроградской губернской партконференции, прошел спокойно. Возможно, потому что там знали его достаточно хорошо, да и в выступлении он был не столь категоричен.
«Быть может, — начал он выступление, — я действительно допустил некоторую ошибку, назвав свою статью, послужившую предметом дискуссии, “Новые задачи нашей партии”.
Ряд оппонентов указал, что эти задачи, в сущности говоря, старые, еще не разрешенные, и что поэтому заголовок не совсем соответствует содержанию. Я говорю — может быть, что в значительной степени или в некоторой степени верно. Дело идет не столько о новых задачах, сколько о проведении старых задач в новой обстановке. Чтобы быть совершенно точным, нужно было сказать: дело идет о современных задачах партии. Новые они или старые, пусть разберутся впоследствии».
О каких же нерешенных еще задачах говорил Зиновьев? «В связи с НЭПом, — указал он, — у нас, по-моему, намечаются, в общем, два искривления, два неправильных взгляда на саму сущность партии. С одной стороны… смотрят часто на партию просто как на подсобное учреждение… Другие ударились в другую крайность. Смотрят на партию как на некий свободный дискуссионный клуб, как на парламент мнений… Ни то, ни другое неверно».
Поэтому, продолжал Зиновьев, «мы ставим сейчас вопрос об оживлении партийной работы, об оживлении внутрипартийной демократии». Пояснил и то, почему же они стали вдруг актуальными: «Процесс деклассирования пролетариата прекратился… Партия очистилась, стала лучше, более пролетарской по составу, по уровню».
Повторил Зиновьев и то, о чем говорил в Свердловском университете, — о свободе группировок: «Мы хотим иметь руководящий орган, хотим иметь единую руководящую всемирную партию, потому что иначе мы не сможем победить буржуазию. А чтобы иметь единую рабочую партию, нужно отказаться от фракционной борьбы… Если мы не можем держать свободу фракций в Коминтерне, то, тем более, не можем держать это в России».
Особо остановился Зиновьев на проблеме рабочей демократии. Довольно неожиданно для делегатов конференции взял ее под защиту, повторив свою старую оценку. Подчеркнул, что «большевизм далеко не всегда занимал ту позицию, которую мы защищаем сейчас… В области рабочей демократии мы во многом отстали. В нашей обстановке мы должны перейти к выборности в организациях и ячейках, мы должны придти к большей гласности избрания губкомов, райкомов»365.
Такое смягчение взглядов, некое примиренчество со стороны одного из членов «тройки» не повлияло на общую ситуацию. Оппозиция продолжила наступление. 4 декабря «Правда» начала публикацию, растянувшуюся по 29 декабря, ставшего подлинной платформой для несогласных с ЦК материала Троцкого «Новый курс». Среди прочего, содержащий требования «обновления партийного аппарата», «замены оказенившихся и обюрократившихся свежим элементом», «освобождения от тирании собственного аппарата». А 8 декабря «Правда» опубликовала статью Сапронова «В чем заключаются очередные задачи партии». В ней лидер профсоюзов страны обрушивался на Зиновьева.
«О чем идет спор? — вопрошал Сапронов. — Тов. Зиновьев поставил как новую задачу реальное проведение в жизнь рабочей демократии. Рабочей же демократии требуют и авторы статей (дискуссионного характера — Ю. Ж. ). И, несмотря на это единодушие, общий тон выступающих товарищей, отнюдь не принадлежащих к “присяжным оппозиционерам”, по отношению к статье тов. Зиновьева резко отрицательный (здесь Сапронов выдал желаемое за действительное — Ю. Ж. ). Чего-то тов. Зиновьев недоговорил»…
И Сапронов поспешил договорить за главу ИККИ, но свое:
«Нам надо пересмотреть “офицерский состав” (т. е. секретарей райкомов, губкомов — Ю. Ж.) с точки зрения соответствия его новым задачам, в первую голову начиная с самых низов… Эта работа по обновлению аппарата без “назначений”, без “рекомендаций” и “согласований”, а путем действительных выборов должна быть начата немедленно… Партия должна, вплоть до низовых ячеек, заняться обсуждением важнейших вопросов нашей общей, а не только внутрипартийной, политики. На основе этого обсуждения проверить качество партийного аппарата и обновить его до съезда».
Преображенский будоражил московские ячейки, Сапронов предлагал воспользоваться этими самыми ячейками, провести полную смену руководства партийного аппарата. Пока не затрагивая только ЦК и его органы — ПБ, ОБ, Секретариат. Троцкий в своих требованиях шел еще дальше. Потому-то 8 декабря, в день появления в «Правде» статьи Сапронова, Зиновьеву пришлось вновь обращаться к генсеку, а также и к Молотову, Каменеву, Рыкову, Томскому.
«Они, — глава Коминтерна подразумевал Троцкого и его соратников, — действуют по всем правилам фракционного искусства. Если мы немедленно не создадим своей архисплоченной фракции, все пропадет. Я предлагаю этот вывод сделать в первую очередь. Я предлагаю завтра (в воскресенье) собраться специально по этому вопросу — может быть, у Сталина за городом или у меня»366.
Неизвестно, состоялось ли то совещание, призванное оформить фракцию, включившую бы пять членов ПБ из семи — только без Троцкого и умиравшего Ленина, или нет. Понятно иное. Даже
