Риббентроп. Дипломат от фюрера - Василий Элинархович Молодяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем люди, знающие истинную ситуацию в Новом Свете, предупреждали и Риббентропа, и Гитлера. Путешественник и писатель Колин Росс, ученик Хаусхофера и пропагандист его идей, вернувшись в начале марта 1940 года из США, попросил своего друга Бальдура фон Шираха устроить ему встречу с фюрером, чтобы рассказать об увиденном. Гитлер уверенно ответил, что сенатор Роберт Тафт, Генри Форд и национальный герой Чарлз Линдберг — друзья Германии, так что даже с переизбранием Рузвельта опасаться нечего, возражения Шираха (на три четверти американца!) слушать не стал, но Росса все же принял. Гость построил беседу на предупреждении о том, что Америка непременно вступит в войну, «считая себя призванной судить, что хорошо и что плохо в старушке-Европе», и что преследование евреев в рейхе максимально способствует этому. Гитлер поблагодарил и выразил желание побеседовать еще раз… который так и не наступил. Риббентроп, прочитав запись беседы, несколько раз встречался с Россом, внимательно слушал и просил изложить сказанное в письменном виде, чтобы передать фюреру. По утверждению Шираха, отпустившего по адресу нашего героя в мемуарах положенную долю колкостей, «Риббентроп не был способен понять идеи Росса во всей полноте» и ничего Гитлеру не передавал. Ясно одно — рейхсминистра он не убедил. В годы войны Росс обличал американский империализм и его агрессивную политику, но никогда не преуменьшал силы врага. 29 апреля 1945 года при приближении американцев он застрелился в венском доме Шираха{29}.
Но вернемся к визиту Дарлана. Разговор с Гитлером он тоже начал с упоминания о Жанне д’Арк и с похвал «несравненному стратегическому таланту» фюрера. «Создание европейской конфедерации государств всецело зависит от него, — заливался соловьем адмирал, желая добиться смягчения оккупационного режима. — Постоянство и прочность такой конфедерации требует добровольного и искреннего сотрудничества всех ее участников. Из этого вытекает безусловная необходимость германско-французского сотрудничества. Он, Дарлан, будет вести политику Франции в этом духе, в согласии с Петеном». После этого гость просил помощи и уступок во имя успеха общего дела. Гитлер ответил, что для победы он не нуждается в помощи, но вознаградит Францию за каждый дружественный акт, за большой — много, за небольшой — немного, только не во вред своей стране. На следующий день, во время прощальной беседы, Риббентроп сказал, что разговоры о сотрудничестве имеют смысл лишь в том случае, если собеседник уверен в победе рейха. Дарлан заверил, что не сомневается в ней{30}.
Демонстрируя стремление углублять коллаборацию, адмирал велел ускорить переговоры по военным вопросам, которые завершились 28 мая в Париже подписанием трех протоколов: Франция бралась оказывать рейху военную помощь в Северной Африке, Ираке и Сирии, не вступая в войну и сохраняя под своим контролем территории, флот и арсеналы, что укладывалось в игру Петена с Западом{31}. Однако 1 июня Риббентроп вызвал Абеца и заявил, что никаких уступок не предвидится, поскольку в данной ситуации французская помощь является само собой разумеющейся, из-за чего между ними возникла размолвка — по словам посла, первая в истории их отношений. Лишь в конце разговора «из-под неподвижной маски, за которую Риббентроп все чаще прятался, появилось настоящее человеческое тепло. „Как и вы, мой давний соратник, я не хочу, чтобы ваша миссия окончилась провалом“, — сказал он»{32}.
Французы отметили, что на встрече 11 мая Гитлер был, что называется, не в своей тарелке. Вскоре они узнали причину — накануне Рудольф Гесс, заместитель фюрера по партии, сел в самолет и улетел в неизвестном направлении, а вскоре обнаружился… в Шотландии. Загадку последнего полета «второго преемника фюрера после Геринга», многие десятилетия не дававшую покоя службам безопасности и любителям тайн истории, можно в целом считать разгаданной. Гесс полетел в Англию не по поручению фюрера, а по своей инициативе, умело направляемый друзьями — Карлом и Альбрехтом Хаусхоферами, в отчаянной попытке примирить два «нордических народа». Но его донкихотская затея была обречена на провал. Однако в тот момент в Германии никто ничего не знал, все терялись в догадках, а Лондон хранил молчание.
Оправившись от первого потрясения (все-таки старый товарищ!), Гитлер велел строжайшим образом опросить или допросить всех, кто мог хоть что-то знать. Риббентроп не был исключением, хотя его взаимная антипатия с Гессом была хорошо известна: англичане запустили слух о том, что «наци номер три» бежал, спасаясь от Гиммлера и Риббентропа. Эти двое подвергли допросу Фрица Хессе, эксперта МИДа по английским делам, который узнал о случившемся лишь тогда, когда его срочно вызвали в Фушль. Поверив его растерянности и коротко рассказав о случившемся, рейхсфюрер СС поинтересовался, каковы шансы «миссии мира» на успех (Хессе ответил, что они равны нулю), а затем с тревогой спросил, не выдаст ли беглец «намерений фюрера относительно России». Риббентроп поспешил увести разговор от опасной темы, заявив, что «доктор Хессе — всего лишь мой эксперт по Англии и не информирован ни о каких намерениях относительно России».
Получив требуемые разъяснения, они отправились к Гитлеру. Вернувшись, рейхсминистр сказал Хессе: «Не понимаю. Я передал фюреру все, что вы говорили, добавив, что полностью разделяю ваше мнение. Все это глупость, настолько ужасная, насколько мы можем себе представить. Если бы только фюрер не слушал идиотов, которые морочат ему голову возможностью легкого мира с Англией. Вообразите, он на самом деле думал, что Гесс может добиться успеха. Хорошо хоть теперь он так не думает. Вам повезло, что вы не имели к этому отношения. С Гессом и его окружением теперь покончено»{33}.
Из сказанного как будто можно заключить, что Гитлер сам послал своего заместителя в Англию, но факты и документы свидетельствуют об обратном. Что касается последних слов, то так оно и произошло, причем незамедлительно. Риббентроп мог бы радоваться устранению соперника, но в результате на его месте оказался куда более сильный и опасный человек — Мартин Борман. Карл Хаусхофер, давний ментор и друг беглеца, лишился покровительства Бормана. Тень подозрения пала и на Альбрехта, связанного с антигитлеровской оппозицией, но успешно скрывавшего эту связь.
4Напоследок Гесс все-таки причинил неприятность Риббентропу, которому пришлось объяснять случившееся итальянцам во время визита в Рим 13–14 мая. Он сказал, что Гесс — безумец, подпавший под влияние гипнотизеров и астрологов, но ни в коем случае не предатель и что его расчеты на диалог с англичанами нелепы. Затем рейхсминистр рассказал о переговорах с Дарланом и перешел к вопросу о помощи антибританским силам в Ираке и Афганистане (немцы обхаживали афганского министра экономики Абдула
