Риббентроп. Дипломат от фюрера - Василий Элинархович Молодяков

серьезность советско-германских противоречий и суть нового курса рейха, дабы не только «избавить его от сюрпризов», но и «контролировать через него японскую политику по возвращении из поездки по Европе»{11}.

В процессе подготовки визита особое значение имела состоявшаяся 23 февраля в замке Фушль беседа Риббентропа с Осима, который был вновь назначен послом в Германии, но еще не вручил верительные грамоты фюреру (церемония состоялась 27 февраля, причем Осима был не во фраке, а в генеральском мундире). Разговор старых друзей, не видевшихся больше года, касался всего спектра мировых проблем. После оптимистического обзора текущей военной ситуации рейхсминистр поставил перед гостем вопрос об атаке на Сингапур. Тот решительно поддержал идею и оптимистически (слишком оптимистически!) оценил шансы на ее успех в Токио, сославшись на поддержку не только военных и морских кругов, но также Мацуока и Коноэ. Хозяин не преминул напомнить, что «Японии целесообразно обеспечить себе во время войны позиции, которые она хотела бы получить при заключении мира», то есть, перефразируя известное выражение Гитлера, помочь на кухне, чтобы гарантировать себе участие в трапезе.

Разумеется, зашел разговор и о России. Риббентроп заявил: «Сталин — трезвый и умный политик, который не помышляет ничего против нас предпринимать, в основном из-за нашей военной мощи. Верно, что большевизм не перестает сеять свои семена в других странах. Если Германия проиграет войну, над Европой взойдет советская звезда. Мы наблюдаем за развитием событий на Востоке внимательно и очень спокойно. Но исходом германско-русского конфликта будет колоссальная победа Германии и крах советского режима».

Он отметил нежелательность такого поворота событий для Германии, но дал понять, что перспектива конфликта ее не пугает. Осима поинтересовался, предлагалось ли Советскому Союзу участие в Тройственном пакте. Собеседник подтвердил, коротко остановившись на названных Сталиным и Молотовым условиях, и в свою очередь спросил о состоянии японско-советских отношений. Посол ответил, что Москва готова заключить политическое соглашение при условии отказа Токио от нефтяных концессий на севере Сахалина{12}. 5 марта Гитлер утвердил Директиву ОКВ относительно сотрудничества с Японией.

Мацуока еще трижды встречался с Риббентропом (27, 28 и 29 марта) и один раз с Гитлером в присутствии рейхсминистра и послов{13}. Рейхсминистр принимал гостя с подчеркнутым вниманием: это был первый официальный визит в Германию японского государственного деятеля такого ранга. Кроме того, Мацуока зримо воплощал одно из его главных достижений — союз с Японией, который он давно и пылко пропагандировал. Разговор начался, как всегда, с обзора ситуации. «Суммируя военную обстановку в Европе, — сказал Риббентроп, — можно сделать вывод, что в военной сфере „ось“ является абсолютным хозяином положения на континенте». Однако в его словах о Советском Союзе зазвучали новые, неожиданные ноты: «Конфиденциально он может сообщить Мацуока, что нынешние отношения с Россией являются, безусловно, корректными, но не слишком дружескими. После визита Молотова, когда ей было сделано предложение о присоединении к Тройственному пакту, Россия выставила неприемлемые условия. […] Фюрер не согласился, ибо не считает, что Германия должна постоянно подписываться под русской политикой. […] Внешне отношения нормальные и корректные. Однако русские в течение некоторого времени демонстрируют Германии свое нерасположение везде, где могут. […] Зная Сталина лично, он [Риббентроп. — В. М.] не думает, что тот пойдет на авантюру, но быть уверенным в этом нельзя[79]. […] Если Россия займет такую позицию, которая может быть понята как опасная для Германии, фюрер сокрушит ее. Германия уверена, что кампания против России закончится абсолютной победой германского оружия и полным разгромом русской армии и русского государства… Имперский Министр иностранных дел подчеркнул, однако, что он не верит в то, что Сталин будет проводить неразумную политику. В любом случае фюрер рассчитывает не только на договоры с Россией, но, прежде всего, на свой Вермахт».

По воспоминаниям Шмидта, Мацуока это заявление явно встревожило. Он ожидал другого. Или, по крайней мере, хотел бы услышать другое.

Автор Антикоминтерновского пакта затронул и другую, некогда любимую, но за последние два года уже подзабытую тему: «Нельзя также закрывать глаза на то, что Советский Союз, несмотря на все уверения в противном, продолжает коммунистическую пропаганду за границей. Он пытается вести подрывную пропагандистскую деятельность не только в Германии, но в оккупированных областях Франции, в Голландии и Бельгии. Для Германии эта пропаганда никакой опасности не представляет. Но Мацуока хорошо знает, к каким несчастьям это ведет в других странах. В качестве примера Имперский Министр иностранных дел привел балтийские государства, где сегодня, через год после их оккупации русскими, царят ужасные условия, а вся интеллигенция уничтожена под корень». Рейхсминистр, видимо, забыл, как меньше года назад по его прямому указанию МИД «дружески вернул» литовскому, латвийскому и эстонскому посланникам их ноты протеста против советской экспансии…

Риббентроп только перешел к вопросу о Сингапуре, как его вызвали к Гитлеру для обсуждения югославских событий. Обедать пришлось без хозяина, но фюрер принял японского министра в тот же день. Снова все как всегда — обмен любезностями, «экспозе» ситуации, уверения в том, что война почти выиграна и что Англии не стоит надеяться ни на Америку, ни на СССР, монолог, не предусматривавший ответных реплик… О России — всего несколько слов: угрозы с ее стороны не боимся, но особо в нее не верим. В ответ Мацуока сообщил о своей встрече со Сталиным и Молотовым по пути в Берлин (он проехал по Сибирской железной дороге через всю Евразию) — сообщил содержательно и откровенно, если сопоставить известные нам записи бесед. Примечательно следующее высказывание гостя, гордившегося своей прямотой: «Когда Япония нападет [на Британскую империю. — В. М.] — только вопрос времени. По его мнению, нападение должно состояться как можно скорее. К сожалению, не он правит Японией, но постарается внушить свою точку зрения тем, кто правит».

На следующий день, особенно после слов рейхсминистра о возможности избрания Москвой «неверного пути», стало ясно, что «союз четырех» в планы Берлина уже не входит. Более того, Риббентроп сделал вид, что таких планов никогда и не было. «Мацуока спросил, рассматривал ли вообще фюрер возможность российско-японско-германского союза. Имперский Министр иностранных дел ответил отрицательно и сказал, что тесное сотрудничество с Россией абсолютно невозможно. […] Советский Союз до сих пор интернационально ориентирован, в то время как Япония и Германия мыслят национально. […] Союз [между ними. — В. М.] так же немыслим, как между огнем и водой. […] Германия внимательно следит за Советским Союзом и — это Мацуока должен четко понять — готова к любым неожиданностям. Германия не будет провоцировать Россию, но если политика Сталина не будет гармонировать с тем, что фюрер считает правильным, Россия будет сокрушена».

Мацуока понял, что над его далеко идущими планами «континентального блока», заимствованными