Наперекор судьбе - Пенни Винченци

– Как думаешь, что теперь будет? Тебе придется пойти в армию?

Хелена с тревогой глядела на Джайлза. Недотепа, вечный источник ее раздражения, не научившийся обеспечивать семью и удовлетворять жену… Однако все это не мешало ей по-прежнему восхищаться Джайлзом и страшиться за его дальнейшую судьбу.

Они сидели и слушали по радио выступление короля. Хелена чуть не плакала. Король храбро утверждал, что с Божьей помощью Англия непременно победит. На следующий день все банки были закрыты, а люди повсюду говорили только о войне. Жизнь вокруг внезапно изменилась и теперь больше напоминала сюрреалистический роман.

Правительство столь же внезапно ввело драконовские меры. Отпуск бензина был строго нормирован, кино и театры закрыты, а уличное освещение запрещено. Детей из крупных городов и прежде всего из Лондона эвакуировали в сельские районы. Во всем остальном жизнь мало отличалась от прежней.

– Разумеется, я пойду в армию, – ответил жене Джайлз.

Встретившись с ней взглядом, он улыбнулся. Его самого удивляло, насколько он взволнован и даже воодушевлен такой перспективой. Его жизнь давно превратилась в череду безрадостных событий, и он настолько привык к этому, что сейчас даже не думал об опасностях, сопряженных с армейской службой. Он словно забыл, что на войне калечат и убивают. Уход в армию виделся ему достойным шансом получить свободу.

– Я тут много думал об уходе в армию. Пока мобилизация не объявлена, и туда зовут добровольцами всех здоровых мужчин в возрасте от восемнадцати до сорока одного года. Не понимаю, почему уважающий себя англичанин должен отсиживаться. Пожалуй, я запишусь в папин полк, где он когда-то служил. Думаю, ему это будет приятно.

– Ему ты потрафишь, но вряд ли это повлияет на ход войны, – с женской рассудительностью заметила мужу Хелена.

– Конечно не повлияет. Я же не полководец. Но отцу будет приятно, а мне это потом зачтется.

Оливер был тронут намерением Джайлза записаться в его старый полк.

– Замечательное решение. Они с радостью тебя возьмут. В таких случаях обычно говорят: «Как жаль, что я не могу пойти вместе с тобой». Но я этого не скажу. Однако будь я лет на двадцать моложе…

– Ты бы сейчас возвращался с той войны, – трезво напомнил отцу Джайлз. – Правда, страшно, когда задумаешься? Всего двадцать лет назад мы воевали с Германией и вроде бы победили ее.

– Да, ты прав. Мы шли на ту войну, уверенные, что она положит конец всем дальнейшим войнам. Ужасно, согласен с тобой. Но что еще нам делать? Этого безумца надо остановить.

– И я с радостью помогу его остановить, – сказал Джайлз.

– Только попробуй мне помешать, – заявил Джей.

Он улыбнулся матери. Лицо ее было совершенно белым, руки впились в подлокотники кресла, а глаза стали еще чернее. Она молчала, с ужасом думая, что сын точь-в-точь повторяет слова Джаго, как будто Джей слышал их собственными ушами.

– Ты же мне сама говорила, что мой отец одним из первых пошел на войну.

– Да, Джей. Пошел. И… – Она не договорила.

– Знаю, мама. И одним из первых погиб. Но ведь это еще не повод думать, что я целиком повторю его судьбу. Мама, со мной все будет хорошо. Ты же знаешь, меня не зря называют Счастливчик Литтон.

– Этого я не знала, – слабым голосом ответила ММ.

– Я этого просто не вынесу, – сказала Селия, усаживаясь рядом с инвалидной коляской мужа и протягивая ему руку.

– Ты о чем, дорогая?

– А ты не догадываешься? Оливер, как тебе удается сохранять спокойствие, когда все это…

– Ты имеешь в виду Кита?

– Да! Я имею в виду Кита. Как он может так поступить? Как мы можем его отпустить?

– Дорогая, ему уже девятнадцать лет. Достаточно взрослый парень с вполне понятным желанием.

– Достаточно взрослый! Да он еще ребенок. Он всего на втором курсе. Почему бы ему не остаться в Оксфорде, доучиться…

– Селия, ты говоришь то, во что сама не веришь. Кит еще меньше способен оставаться в стороне, чем Джей. Они оба не представляют, как можно продолжать ходить на работу или слушать лекции, когда твои сверстники рискуют жизнью. Такое просто не в их характере.

– Думаю, ты и сам не рад его решению. – Селия убрала руку и встала, сердито поглядывая на Оливера.

– В каком-то смысле да. Но я горжусь им. Горжусь его смелостью, желанием служить родине. Естественно, я боюсь за него, как и любой отец боялся бы за своего сына. Однако мне было бы куда страшнее, если бы он оказался трусом, заслоняющимся необходимостью продолжать учебу.

– Но пойти… в военную авиацию! Это же опаснее, чем другие рода войск.

– Дорогая, на войне никогда не знаешь, где опаснее, – мягко произнес Оливер. – Бывает, что дома намного опаснее, чем в армии.

– Привет, Бой! Что это ты здесь делаешь?

Венеция смотрела на бывшего мужа, стоявшего в дверях ее кабинета. Вид у него был слегка смущенный.

– Да вот, зашел спросить, не согласишься ли ты сходить со мной на ланч?

– Видишь ли… – Венеция замешкалась с ответом. Она и так опоздала сегодня на работу, а дел ей хватало. – По какому поводу ты меня приглашаешь?

– По поводу моего ухода добровольцем в армию. Хотел бы обсудить это с тобой.

– Твоего ухода… Бой, ты что, всерьез решил идти в армию?

– Да. Всерьез. Я много думал об этом и решил, что все мы в долгу перед старушкой Англией. Ей сейчас тяжело, и каждый из нас хоть как-то должен ей помочь.

– Боже, – прошептала Венеция.

Ей вдруг стало не по себе. Одно дело – развестись с Боем, и совсем другое – знать, что он уходит на войну и она очень долго его не увидит.

– И где же ты собрался служить? В каких войсках?

– В армейских частях. Я до сих пор вспоминаю славные деньки в Итонском учебном корпусе. Вообще-то, я хочу попасть в гвардию. Если, конечно, меня туда возьмут. Но это мы с тобой должны обсудить, и очень детально. Я хочу, чтобы ты с самого начала была посвящена в мои планы.

– А кто будет заниматься магазином? Галереей?

– Пока не знаю. Впрочем, магазин можно вручить заботам старины Бейкера. Он там неплохо справляется. Товары все равно придется вывозить из Лондона. Антиквариат плохо переносит бомбежки. Теперь о том, что касается Генри и Ру. Их школа в Кенте находится вблизи побережья. Отнюдь не самое безопасное место. Дувр называют передовой. Думаю, мальчишек надо оттуда забирать… Как видишь, у нас с тобой есть о чем поговорить.

Венеция сглотнула ком в горле, чувствуя, как ее окутывает липким, холодным страхом.

– Да, конечно. Идем на ланч. Я с удовольствием. Боже мой…

– Венеция, я хотела спросить… – Селия так и застыла. – Бой, каким ветром тебя сюда занесло?

– Мама, Бой пригласил меня на ланч, – объяснила Венеция, старательно вытирая нос. – Он собирается в армию.

– Боже мой, – вслед за Венецией произнесла Селия, усаживаясь на стул возле письменного стола дочери. – Как ужасно! Все уходят в армию. Ты. Кит. Джайлз. Джей.

– И Джей тоже?

– Да. Ему не терпится вступить в полк Королевских Зеленых Курток. Туда идут все винчестерцы. Во всяком случае, он так говорит. Для «Литтонс» это большая потеря. Он был для нас просто подарком судьбы. Такой талантливый. Нам будет его очень не хватать.

Только Бой, стоявший возле стола Венеции, заметил в коридоре Джайлза. Тот ждал, когда мать выйдет. Вероятно, хотел с ней о чем-то поговорить. Потом, услышав панегирик в адрес Джея, поспешно ретировался. Бою стало искренне жаль его.

– Я хочу заняться чем-то полезным, – сказала Барти.

Она сидела в саду дома в Примроуз-Хилл и пила чай с Себастьяном, наслаждаясь осенним солнцем и теплом. Иззи расположилась на качелях и читала книжку, поминутно отрываясь от чтения и с улыбкой поглядывая на взрослых. Волосы падали ей на лоб, и девочка убирала непокорные пряди за уши. Ее сходство с Пандорой стало еще более впечатляющим. Те же большие светло-карие глаза, та же масса каштановых волос, спускающихся на плечи. Себастьяна это сходство больше не коробило. Скорее наоборот…

Барти предупреждали, что она не узнает Иззи и очень удивится переменам, произошедшим с девочкой внешне и в отношениях с отцом. Увидев Иззи, она испытала не только удивление, но и какое-то странное беспокойство.

Себастьян никому ничего не говорил по этому поводу. Единственным намеком могла служить его новая книга «Меридиан времен», которую он назвал «Половина времени» и посвятил Изабелле. Он по-прежнему обрывал всякого, кто пытался говорить с ним о дочери. Себастьян в большей степени был похож на отцов из Викторианской эпохи, чем на современных отцов вроде Боя Уорвика. Он настаивал на раннем отходе ко сну, ограничивал Иззи в развлечениях и придерживался неукоснительного соблюдения распорядка дня, где выполнять домашние задания и упражняться на пианино полагалось в строго определенное время. Однако Барти впервые заметила в нем искренние чувства к Иззи. Теперь Себастьян внимательно слушал слова дочери и с явным удовольствием следил за ее перемещением по дому и саду. Перемены так взволновали Барти, что ей было не сдержать слез.