Наперекор судьбе - Пенни Винченци

– Понадобится. Кстати, что слышно оттуда?

– Директор говорит, что весеннюю четверть они хотели бы начать уже в Эшингеме. Переезд намечен на каникулы. Но вряд ли там успеют. Бабушка волнуется по поводу дополнительных туалетов и по множеству других поводов. Мы с директором оба согласились, что все это представляется… несколько бессмысленной затеей.

– Думаю, директор просто не хотел тебя волновать. Каждый здравомыслящий человек понимает: это затишье долго не продлится. Еще шампанского?

– Да, с удовольствием. Как-то сложно волноваться, когда вокруг все спокойно. Джайлз пишет, что они сейчас сидят во Франции, слушают лекции о причинах войны и недоумевают, где же сама война.

– Джайлз хотя бы во Франции, – угрюмо произнес Бой.

Венеция пропустила его слова мимо ушей и продолжила:

– А Кит, словно птичка, летает над Шотландией. Кстати, мама теперь гораздо меньше за него волнуется. Говорит, сама не понимает причин своего спокойствия.

– Уверен: если бы Гитлер знал о существовании военного летчика Кита, он забыл бы о своих планах вторжения в Англию, – пошутил Бой.

Это было странное Рождество. Все взрослые испытывали чувство вины за то, что на их долю до сих пор не выпало настоящих испытаний. В Эшингем съехались почти все Литтоны. Хелена вежливо отклонила приглашение и праздновала у родителей. Венеция приехала со всеми детьми, которые пожелали видеть отца. Леди Бекенхем согласилась разрешить Бою приехать, однако поселила его в Голубятне, поскольку не одобряла встречу бывших супругов. Приехали Барти, ММ, Гордон и даже Джей, отпущенный на рождественскую побывку. Себастьян наконец поддался настойчивым уговорам Иззи, и они тоже приехали. Джайлза из армии не отпустили, однако его отсутствие ощущалось не так сильно, как отсутствие Адели. Она пыталась уговорить Люка поехать в Англию с нею и детьми, но он сам отказался и ее не пустил.

«Он до сих пор помнит слова нашей мамы о евреях и ее бывших друзей-фашистов, – писала Венеции Адель. – Боюсь, это слишком глубоко его задело, и мамины извинения не помогли. Повеселись за меня».

Собравшиеся подняли тост за Адель и ее безопасность. В глазах Венеции блестели слезы. Ей было страшно за сестру.

За столом много говорили о том, что Эшингему вновь суждено стать безопасной семейной гаванью, каким поместье уже было в прошлую войну.

– Не могу с вами полностью согласиться, – заявила леди Бекенхем. – Вряд ли здесь будет так же спокойно, как тогда. Лондон стал значительно ближе. И самолеты сейчас не те. Если начнутся бомбежки, нам тоже может не поздоровиться.

– Во всяком случае, это самое безопасное место, которое у нас есть, – заметил Бой. – Думаю, оно еще раз послужит нам тихой гаванью. Конечно, сейчас трудно что-либо утверждать. Нам остается лишь надеяться.

– В прошлую войну нам просто повезло, – сказала леди Бекенхем. – В смысле подготовки, с устройством госпиталя было гораздо меньше возни. А сейчас наша главная забота – устройство туалетов. На этаже, где предполагается разместить спальни, их всего два. Еще один – на нашем этаже, но это наш личный туалет, и Бекенхем проводит там половину своего времени. Придется в спешном порядке сооружать дополнительные туалеты. Уверена, что школа в состоянии это оплатить. Или следует обратиться за правительственной субсидией?

– В любом случае может оказаться, что заниматься этим будет некому, – заметила Селия. – Ты помнишь, как в ту войну ощущалась острая нехватка мужских рабочих рук.

– Мы с Билли готовы вам помочь, – с энтузиазмом предложил Джей. – Когда в прошлый раз мы меняли крышу, то научились и водопроводным работам.

– Сомневаюсь, – возразила ему леди Бекенхем. – Эта работа куда серьезнее, чем прикрутить один кран или покрыть пол плиткой. Не забывай, что никто тебя из армии не отпустит. Похоже, планы под угрозой срыва. Стыдно, конечно. Очень стыдно.

– Постойте, – не сдавался Джей. – Здесь же был водопроводчик. Билли, помнишь его фамилию?

– Барбер, – ответил Билли, который всегда присоединялся к семейному торжеству Литтонов, когда в Эшингем приезжала Барти. – Но он наверняка тоже ушел в армию.

– Точно, Барбер. Помню, он еще хвастался, что у него очень смышленая жена. Он ее научил своему ремеслу. Говорил, что она может работать не хуже, чем он. Если он ушел в армию, давайте позовем ее.

– Замечательная мысль, – оживился лорд Бекенхем. – Женщина-водопроводчик. Надеюсь, она хорошенькая?

– Возможно, и была когда-то, – ответил Джей, подмигивая Билли. – Кажется, ей сейчас лет пятьдесят.

– Можно и в пятьдесят оставаться привлекательной, – холодно заметила Селия.

– А это просто находка, – обрадовалась леди Бекенхем. – Билли, ты знаешь, где они живут? Съезди к ним завтра же и пригласи сюда.

Билли съездил и договорился. Глава семьи действительно уже был в армии. Но в Новый год за работу взялись его жена и дочь, которая, к вящему удовольствию лорда Бекенхема, оказалась миловидной девушкой. Но что еще важнее, она работала столь же умело, как и ее мать. Они обе часами трудились в холодных помещениях Эшингема. К концу февраля было сооружено шесть новых туалетов, расположенных рядом с просторной ванной комнатой второго этажа.

– Ваша светлость, на этом этаже легче обеспечить нужный напор воды, чем на верхнем. Поэтому я рискнула бы вам предложить установить здесь еще и пару душевых кабин. Иначе ребятам будет трудно мыться.

Леди Бекенхем согласилась, что так оно и есть. Мать и дочь Барбер установили душевые. Затем Билли Миллер сказал, что две душевые кабины на такую ораву недостаточно, и предложил установить еще две на первом этаже, рядом с кладовой. Ученики получали дополнительные возможности для соблюдения личной гигиены, Барберы – дополнительный заработок, а Билли – дополнительные основания для общения с мисс Джоан Барбер. К весне все установленное оборудование исправно работало, а роман Билли и Джоан набирал силу.

Никогда еще Кит не был так счастлив, что говорило о многом. Любимое дитя своих родителей, мальчик, выросший в комфорте, практически никогда не слышавший отказов в своих просьбах, не имел причин жаловаться на жизнь. Но когда морозная зима сменилась ранней весной и над шотландскими вересковыми пустошами в ослепительно-синем небе запели жаворонки и пустельги, Кит почувствовал себя почти в раю. Он вдруг понял, что всегда мечтал летать. Полеты дарили ему головокружительную, пьянящую свободу и силу.

Когда он впервые залез в кабину самолета и машина, слегка покачиваясь, поднялась в воздух, когда он увидел, как земля остается внизу, а вокруг – только небо, ему было не сдержать охвативших его чувств. Он возбужденно кричал и смеялся, испытывая такой восторг, перед которым меркли все прежние «наземные» удовольствия. С тех пор острота ощущений не оставляла его, а возрастающее количество часов, проведенных в воздухе, не делало полеты привычным, рутинным занятием. Он летел сквозь облака, он скользил над зубчаткой лесов и просторами холмов. Он научился ориентироваться не только по карте, но и по узорам дорог и дорожек, нередко заменявших ему карту. Кит чувствовал себя неуязвимым. Держа в руках штурвал самолета, он ликовал, ощущая, что не только самолет, но и весь окружающий мир подчиняется его воле. Это была его стихия. Кит знал, что родился покорителем пространств. В определенном смысле небо стало для него родным домом. В те дни, когда у него не было полетов, он не знал, куда себя деть. В душе появлялась пустота. Но стоило ему снова подняться в воздух, и он мгновенно оживал, обретая прежнюю радость.

Не всегда в шотландском небе сияло солнце. Не всегда самолет вел себя так, как хотелось бы. Но чувство легкости и душевного комфорта не оставляло Кита. Он был на своем месте. Он играючи приобретал опыт военного летчика. Умение ориентироваться было у него врожденным, а приборная доска с обилием постоянно меняющихся данных казалась ему предельно простой. Он чувствовал машину, более того, он ощущал самолет продолжением себя и потому мог летать и в бурю, и в условиях густой облачности. Самый сильный ветер не мог заставить его отклониться от курса. А летные задания все усложнялись. Групповой полет – в авиации это называлось «идти в конвое» – в любой момент мог превратиться в сугубо индивидуальный, когда все зависело только от твоего умения, сообразительности и интуиции. Однако Киту и это давалось значительно легче, чем многим его однополчанам. Его самолет никогда не терял управления. Если Кит вдруг камнем падал вниз или летел в перевернутом положении, это был только его выбор или выполнение задания. Он обожал мертвые петли. В общем-то, это нравилось всем ребятам. Если бы командование позволило, они бы часами «петляли» в небе.

«Странная» война продолжалась месяц за месяцем. Молодые летчики набирались опыта и все сильнее жаждали настоящих боевых действий. Наконец в марте их эскадрилье было приказано передислоцироваться в городок Биггин-Хилл, находившийся в графстве Кент, близ Бромли. Киту и его однополчанам это название ничего не говорило. Они и представить не могли, что очень скоро Биггин-Хилл станет вызывать в душах и сердцах те же чувства и воспоминания, что вызывали такие памятные места войны, как Дюнкерк, Арнем и пляжи Нормандии.