Наперекор судьбе - Пенни Винченци

Барти не ошиблась: поначалу Лоренс пытался все отрицать. Тогда она напомнила ему эпизод с Элис. Лоренс, совсем недавно проснувшийся после укола, болезненно скривился – теперь уже не от мигрени, а от ее слов – и заметно рассердился. Началась новая полоса вранья, каких-то несусветных оправданий, придумываемых на ходу. Всю эту словесную эквилибристику Барти успела изучить и лишь морщилась, слыша очередное неуклюжее объяснение. Лоренс врал, что звонил в Лондон, а там ему якобы сказали, что состояние Оливера не вызывает опасений. Потом он стал говорить, что субботним утром так и так собирался ей рассказать, но звонок Джейми его опередил.

– Ты была такой уставшей. У меня язык не поворачивался сказать тебе об этом. Я решил дать тебе выспаться, тем более что за это время ты все равно ничего не успела бы сделать.

– Ошибаешься! – не своим, звонким, дрожащим голосом возразила Барти. – Я могла бы позвонить в Лондон, узнать, как он. Могла бы позвонить в пароходные компании и спросить насчет ближайших рейсов. В Лондоне бы знали, что я получила телеграмму и что мне не все равно. А вместо этого…

– Не знаю, с кем я там говорил, но я просил обязательно передать родным Оливера, что ты знаешь. Я так и сказал, что звоню от твоего имени.

– Лоренс, так даже дети не врут. С кем ты говорил? В их доме никто не упоминал о твоем звонке. Поверь, звонок из Америки наверняка бы запомнили.

– С кем говорил? Этот человек не представился. Как будто мало нерадивых слуг, которые тут же забывают, о чем их просили!

– Ты просто не знаешь, что на Чейни-уок кто попало к телефону не подходит. Дворецкий там очень внимательный и исполнительный человек. Литтонам часто звонят по делам, и еще не было случая, чтобы он что-то забыл или не передал.

Лоренс пожал плечами:

– Бывает, что даже самые внимательные и исполнительные допускают ошибки. Тем более когда случается несчастье… Барти, да не стой ты столбом. Садись, я тебе сейчас все объясню. Согласен, я проявил небрежность.

– Небрежность? Ты называешь это небрежностью? Нет, это называется заведомым, отвратительным и опасным обманом. Человек, которого, наверное, я люблю сильнее всех на свете…

– Я думал, такой человек – это я.

– Нет, – тихо возразила Барти. – Это не ты.

– Барти, пожалуйста, выслушай меня… Согласен, я виноват. Но я сделал это лишь потому, что очень люблю тебя. Я хотел…

– Лоренс, тобой двигала не любовь. Боюсь, ты вообще не знаешь, что это такое… Я ухожу в гостевую комнату. У меня язык не повернется просить беднягу Миллза на ночь глядя снова везти меня в Нью-Йорк. Но я тебя предупреждаю: если только ты попытаешься ко мне войти, я стану кричать и скажу твоим слугам, что ты пытался меня изнасиловать… Спокойной ночи, Лоренс. Сомневаюсь, что мне когда-нибудь снова захочется тебя видеть.

Дальнейшее его поведение тоже было вполне ожидаемым. Он решил, что Барти позлится, позлится да и простит его. Поверит, что этот некрасивый поступок он совершил исключительно из любви к ней. Труднее всего было убедить его в обратном. Лоренс прибегнул к знакомой тактике. Он неделями бомбардировал ее телефонными звонками, присылал цветы, ждал ее, сидя в машине или в приемной издательства. В конце концов Барти пригрозила ему, что обратится в полицию с заявлением о преследовании с его стороны.

– Лоренс, я не хочу выходить за тебя замуж. Неужели ты до сих пор не понял? Не хочу иметь с тобой ничего общего. Настоятельно прошу и даже требую: оставь меня в покое.

Преследования не прекратились, но стали еще отвратительнее. Лоренс грозил покончить с собой. Говорил, что сядет на свою яхту и один уплывет в открытый океан, где наверняка погибнет. Жаловался, что из-за нее не может работать и его банк на грани краха. Утверждал, что ему нечего терять и потому он согласился на медицинский эксперимент, который может окончиться его смертью. Все это было отъявленной ложью и имело единственную цель: напугать Барти и заставить ее подчиниться.

Ей удавалось оставаться непреклонной, однако это требовало чрезвычайного напряжения сил, поскольку… поскольку он по-прежнему был ей небезразличен и она до сих пор продолжала его любить. Ужасно любить, как сказали бы близняшки.

Большим утешением, позволившим ей отвлечься от Лоренса и его преследований, стала публикация романа «Сверкающие сумерки». Невзирая на весьма скромные заказы, поступившие от крупных книжных магазинов – «Брентано», проявивший наибольший интерес, заказал двадцать экземпляров и три афиши, – Стюарт Бейли решил выпустить книгу тиражом в две с половиной тысячи экземпляров.

– Три тысячи нам не продать, – сказал он. – А две с лишним, думаю, разойдутся, если повезет.

Роман поступил в продажу шестнадцатого ноября.

– Неделя перед Днем благодарения – отличное время для литературных новинок, – заметил Стюарт.

Нью-йоркский филиал «Литтонс» не устраивал официального приема в честь Джорди Макколла. Но Сюарт и Барти пригласили Джорди на обед в ресторане отеля «Сент-Реджис» на Пятнадцатой улице. Стюарт заказал шампанское «Крюг».

– Надеюсь, со временем ваш роман станет таким же марочным, как это вино, – сказал он.

– Я тоже надеюсь, – ответил Джорди.

Он заметно нервничал. Барти очень понравилось его искреннее поведение.

– Знаю, что так оно и будет, – подбодрила она молодого писателя. – Завтра должны появиться первые рецензии.

– Я к ним готов, – мрачно изрек Джорди.

– Они могут оказаться положительными, – улыбнулся ему Стюарт. – Заранее никогда не предугадаешь. Но даже если вас станут ругать, это все же лучше, чем полное отсутствие рецензий.

Джорди признался, что ему трудно в это поверить. А Барти объяснила ему, что это один из самых старых принципов в издательском деле и наиболее правдивый.

– Люди купят роман хотя бы из любопытства. А если не будет рецензий, о романе попросту никто не узнает.

Год выдался исключительно урожайным на литературные новинки. Вышли «О мышах и людях» Стейнбека, «Иметь и не иметь» Хемингуэя, «Цитадель» Кронина и «Хоббит» Толкина.

– Не скрою, конкуренция будет высокой, – сказала Барти, поднимая фужер, чтобы чокнуться с Джорди. – Но среди этих вещей нет ничего похожего на «Сверкающие сумерки». А это дает нам неплохой шанс устоять в грядущем сражении. Как вы знаете, мы напечатали две с половиной тысячи экземпляров.

– И две тысячи четыреста девяносто семь рискуют остаться непроданными, – невесело усмехнулся молодой писатель.

– А кто купит эти три?

– Мама и мои сестры.

Барти наклонилась к нему и поцеловала в щеку:

– Обещаю, что тоже куплю один экземпляр. Я приду в «Скрибнерс», встану посреди торгового зала и во весь голос спрошу, где тут у них продается новый роман «Сверкающие сумерки». – (Писатель недоуменно посмотрел на нее.) – Это излюбленный прием Селии Литтон. Она так делала всякий раз, когда «Литтонс» выпускал новую книгу. И этот невинный спектакль она повторяла во всех крупных книжных магазинах. Люди смотрели на красивую, величественную женщину и, естественно, хотели знать, о какой это книге она спрашивает.

– Вы тоже красивая женщина, – застенчиво улыбнулся Джорди. – Может, не совсем… величественная, но очень впечатляющая.

– Джорди, вы очень любезны. Боюсь, я вряд ли произведу такое же впечатление, как леди Селия. Но я обязательно постараюсь. Для вас.

На следующий день ни одна из газет не поместила рецензии на «Сверкающие сумерки». Джорди в отчаянии позвонил Барти:

– Представляете, ни одной! Даже ругательных нет.

– Успокойтесь, Джорди, – твердо сказала Барти. – Рецензенты еще не перестали трепать «Покойного Джорджа Эпли».

– Я заметил, но мне от этого не легче. Как вы считаете, мне покончить с собой сейчас или подождать до вечера?

– Советую взять себя в руки и дождаться понедельника.

Барти не рассказала ему, что успела побывать в «Скрибнерсе» и «Брентано», где спрашивала новый роман. В обоих магазинах книгу разместили в самом конце торгового зала. В «Барнз-энд-Нобл» роман вообще не выставили на полку. Ни в одном из магазинов не повесили плакаты, заблаговременно посланные туда Барти. Несколько ночей подряд она почти не смыкала глаз, размышляя над безнадежностью своей жизни и отчетливо сознавая, как же ей сейчас не хватает Селии.

«Санди пост» напечатала весьма благожелательную, хотя и небольшую рецензию: «Джорди Макколл пишет как ангел, но время от времени макает свое перо в кислоту, чтобы придать повествованию должную остроту… Весьма обещающий дебют».

– Я же вам говорила, – щебетала в трубку Барти. – На следующей неделе обязательно появятся новые рецензии.

– Что-то я в этом сомневаюсь, – ответил Джорди.

В четверг «Нью-Йорк таймс» назвала роман «сверкающей литературной жемчужиной», а талант писателя уподобила работе моллюска, «обволакивающего песчинку слоями перламутра».

– Несколько туманно, но изящно, – заметил Стюарт.