Наперекор судьбе - Пенни Винченци

Но это было так ужасно. И почему-то очень больно. Гораздо больнее, чем она себе представляла.

После того как Лоренс сделал ей предложение, Барти несколько недель мешкала с ответом. Что скрывать, любовь к нему кружила ей голову. И все-таки… Барти не хотелось признаваться в этом даже себе самой, но такова уж человеческая природа: она думала не только о Лоренсе, но и об обещанном им свадебном подарке. Половина акций нью-йоркского филиала «Литтонс»! Вернувшись тогда из ресторана, она провела бессонную ночь, ворочаясь с боку на бок. Барти вспоминала его слова, его теорию о том, что все имеет свою цену. Так кто же она, Барти Миллер? Излишне амбициозная женщина? Корыстная особа, готовая клюнуть на щедрый подарок? А вообще, есть ли у нее право принимать этот подарок и что скажут Литтоны: Селия, Уол и, конечно же, Джайлз? Как она будет смотреть им в глаза, одним махом став вровень с ними или почти вровень? Ведь акции достанутся ей не в результате напряженного труда, не как награда за ее вклад в процветание издательства. Она получит эти акции, всего-навсего выйдя замуж за богатого и могущественного человека. Получается, она пополнит ряды тех, кого сама же осуждала?.. Когда за окном начало светать, Барти поймала себя на вероломной мысли. Мысль эта, при всей своей вероломности, доставляла Барти странное удовольствие, пусть и греховное. Барти-найденыш, нищая девчонка из лондонских трущоб, вдруг получит силу и власть. И не где-нибудь, а в «Литтонс».

Спохватившись, она тут же принялась себя уверять, что дело вовсе не в этом. Совсем не в этом. Абсолютно не в этом. Если она выйдет замуж за Лоренса, она обязательно откажется от акций. Не нужно ей такого свадебного подарка, иначе ей будет трудно смотреть в глаза тем, кто так много сделал для нее.

С Лоренсом она после этого не виделась более двух недель. На его телефонные вопросы отвечала, что ей нужно спокойно все обдумать и она не хочет находиться под его мощным давлением. Лоренс ежедневно посылал ей цветы и подарки. Однажды посыльный принес большущую коробку, затейливо перевязанную ленточкой. Испытывая трепет, Барти открыла коробку, обнаружив в ней другую, поменьше… Так продолжалось, пока на полу ее кабинета не собралась горка коробок и приличный моток ленточек, а также комки тончайшей упаковочной бумаги и открытки, где Лоренс писал ей о своей любви. В последней, совсем маленькой коробочке с эмблемой Картье Барти нашла кольцо с бриллиантом. Бриллиант был настолько крупный, что почти целиком закрывал ей фалангу пальца.

– Тебе что, не понравилось? – возмутился Лоренс, когда она ему позвонила, чтобы поблагодарить.

Барти ответила, что кольцо ей очень понравилось, но бриллиант слишком велик для ее пальца и слишком роскошен. Ее бы вполне устроило такое же кольцо, но с более скромным камнем.

– Какая глупость! – отмахнулся Лоренс. – Моя жена не будет носить кольца со скромными камешками.

На это Барти спокойно напомнила, что не является его женой и сама решает, какие украшения ей носить. На следующий день ей принесли другое кольцо с несколькими мелкими бриллиантами. Оно было красивее первого и больше соответствовало ее стилю.

Когда Лоренс пригласил ее на обед в «Плазу» – «наше место, как-никак», – Барти приняла приглашение и во время обеда сказала, что хотела бы выйти за него.

– Барти, что значит «хотела бы»? – возмутился Лоренс.

Не обращая внимания на его вспышку, она спокойно и логично объяснила, что в данный момент не готова и вряд ли будет готова в течение нескольких ближайших месяцев. Далее она сказала, что ей нужно подготовиться самой и подготовить свою жизнь к этой серьезной перемене. Она попросила Лоренса не публиковать никаких объявлений об их помолвке и пригрозила: если он все-таки это сделает, она на следующий же день опубликует другое объявление – о расторжении помолвки.

Лоренс поначалу отреагировал довольно мрачно, но все же согласился на ее условия. Через какое-то время он решил несколько осложнить Барти жизнь и намекнул нескольким журналистам типа Эльзы Максвелл, что в обозримом будущем он, вероятнее всего, перестанет быть холостяком. По Нью-Йорку поползли слухи, в газетах стали появляться статьи, мусолившие «загадочные» слова Лоренса. Когда Барти буквально ткнула его носом во всю эту писанину, он лишь рассмеялся и сказал, что привык отвечать за свои слова. К тому же, зная недобросовестность журналистов, он вообще предпочитает не общаться с этой публикой.

Накануне Нового года – «наша годовщина» – Барти сказала, что теперь он может дать объявление об их помолвке.

– Я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж. Даже не понимаю, зачем я устраивала весь этот шум, – невинным тоном произнесла Барти.

Лоренс заявил, что тоже не понимает.

Новогоднюю ночь они проводили в Саут-Лодже. Лоренс сказал, что хочет встретить Новый год вдвоем с ней, в этом замечательном месте, где ничто не помешает ему отпраздновать самый счастливый год его жизни.

– Мне хочется, чтобы ты как можно скорее поехал со мной в Англию и познакомился с нашими. Для меня это очень важно. Я хочу, чтобы и они познакомились с тобой, увидели, какой ты на самом деле, и перестали бы видеть в тебе воплощение дьявола. К сожалению, дядя Роберт и Мод говорят о тебе только так.

– А если твоя приемная семья решит, что я и вправду дьявол во плоти?

– Тогда я не пожалею сил, чтобы их переубедить.

– Скажи, а ты сама не изменишь свое мнение обо мне?

– Нет, Лоренс. Не изменю. Не представляю, что могло бы меня заставить это сделать.

И такая причина нашлась.

Он вдруг побледнел, засуетился и сказал, что хочет лечь.

– Ты не бойся. Ничего особенного. Всего-навсего приступ мигрени. Если тебя не оскорбит, я хотел бы остаться с мигренью наедине. В такие моменты я не самое приятное зрелище.

Барти поняла, о чем речь. Однажды она уже видела его приступ мигрени. Они бывали у Лоренса редко – не чаще двух раз в год, – но выматывали его до крайности. Острая головная боль сопровождалась обильной рвотой.

Барти помогла ему лечь в постель и не стала спорить. Сама она пошла спать в комнату для гостей, находившуюся дальше по коридору. Проснувшись рано утром, она первым делом отправилась проведать Лоренса. Мигрень продолжала держать его в своих тисках. Вид у него был совсем больной.

– Будь добра, позвони моему врачу. Чувствую, в этот раз мне самому не справиться. Пусть приедет и сделает мне укол. Прости меня, дорогая, не получилось у нас с тобой романтической ночи… Ой, боже, опять…

Барти поспешила к телефону и вызвала врача. Тот приехал через час и сделал Лоренсу укол.

– Можете не беспокоиться. Теперь ему станет легче. Бедняга. Жуткие мучения. В течение ближайших суток он будет беспросыпно спать… Кстати, час еще ранний. На вашем месте, я бы тоже лег.

Подремав пару часов, Барти решила съездить домой, взять рукопись «Сверкающих сумерек», которую продолжала редактировать, и вернуться сюда. Миллз – шофер Лоренса – сказал, что с удовольствием отвезет ее. Теперь, когда есть этот удивительный мост Трайборо, поездка туда и обратно займет, самое большее, три часа. К тому же дороги сегодня не забиты машинами.

К полудню они уже были в Грамерси-Парке. Вбежав к себе в квартиру, Барти проверила содержимое портфеля: гранки, оригинал рукописи, макет обложки – все было на месте. Защелкнув портфель, она позвонила в Саут-Лодж. Лоренс спал глубоким сном.

Прежде чем выйти из дому, Барти остановилась возле столика посмотреть, нет ли ей писем. Как-никак, ее не было здесь целых два дня. В это время на третьем этаже хлопнула дверь, и вниз из своей вечно неприбранной квартиры спустилась Элис Кертис.

– С Новым годом, мисс Миллер.

– С Новым годом, Элис. Ну что, хорошо повеселились ночью?

– Какое веселье, – вздохнула Элис. – Давненько я вас не видела, мисс Миллер. В одном доме живем, а за несколько месяцев поди даже словом не перекинулись. Это и понятно. Я же вечерами работаю…

– А меня целыми днями здесь не бывает.

Барти очень не хотелось сейчас увязнуть в разговоре с Элис. Все разговоры соседки были практически ни о чем. Барти старалась ее избегать не только из-за этой бессвязной болтовни. Элис повсюду сопровождал затхлый запах ее неопрятного жилища.

– Вы ведь, кажется, надолго уезжали.

– Да. Пришлось съездить в Англию. Мой… дядя серьезно заболел.

– Вот оно что. Теперь понятно, почему они вам телеграмму послали.

Барти остановилась, изумленно уставившись на соседку:

– Какую телеграмму, Элис?

– Ну, ту, что пришла вам. Я за нее расписалась.

– Когда это было?

– Да накануне вашего отъезда. Вроде это пятница была. Я ее отдала этому вашему другу… Ну, тому джентльмену, что на черной машине ездит. Он как раз подъехал и сидел вас дожидался. Я даже обрадовалась: думаю, уж он-то вам точно ее отдаст. Человек, видно, деловой. Все помнит.

Барти не ошиблась: поначалу Лоренс пытался все отрицать. Тогда она напомнила ему эпизод с Элис. Лоренс, совсем недавно проснувшийся после укола, болезненно скривился – теперь уже не от мигрени, а от ее слов – и заметно рассердился. Началась новая полоса вранья, каких-то несусветных оправданий, придумываемых на ходу. Всю эту словесную эквилибристику Барти успела изучить и лишь морщилась, слыша очередное неуклюжее объяснение. Лоренс врал, что звонил в Лондон, а там ему якобы сказали, что состояние Оливера не вызывает опасений. Потом он стал говорить, что субботним утром так и так собирался ей рассказать, но звонок Джейми его опередил.