Выживший во тьме - Владимир Анатольевич Вольный

оставалось безмолвным. Вытянутыми вперед руками я проверял, нет ли впереди препятствия. Мне пришлось передвигаться вдоль одной из стенок, но я практически без труда доставал рукой и до второй – ширина трубы это позволяла. Пройдя несколько шагов, наткнулся на что-то; при ощупывании это оказалось крылом того самого грузовика, который провалился в пропасть вместе со мной. Сразу вслед за ним оказался тупик. Земля плотно заполняла отверстие (скорее всего, именно то, сквозь которое я сюда попал). Я не особо расстроился, ожидая встретить что-то в этом роде. Оставался второй выход из трубы, и я повернул назад. Раз здесь закупорено – там должно быть свободно.

Постепенно, шаг за шагом, стал вновь наползать сковывавший движения страх. Я больно ударился ногой обо что-то, отпрянул вбок, задев обожженной рукой шершавую поверхность, – и вскрикнул. Мною снова завладел ужас: животный, всеобъемлющий, грозивший перерасти в панику и погубить меня безо всякого вмешательства извне. Я громко закричал – и сразу догадался, что мой крик не унесся по трубе прочь, а встретил какую-то преграду и в ней заглох. От осознания непоправимого я замер, потом заставил себя сделать еще несколько шагов – и руки уперлись в новую преграду. Скорее всего, это был громадный кусок породы, надежно закупоривший второй выход. В полном бессилии и отчаянии я опустился на колени… Это означало смерть, от которой я с таким упорством обреченного убегал на поверхности земли. Она не смогла уничтожить меня ни падающими стенами, ни разверзающимися трещинами, ни огнем и водой… Нет, вместо всего этого она приготовила мне куда более ехидную усмешку: позволила спастись, чтобы просто похоронить… живым. Я находился в подземном склепе!

Перед глазами опять стали появляться багровые круги, еще немного – и сознание могло отключиться, чтобы впасть в уже виденный кошмар. Стали всплывать лица покинутых близких… Всего несколько дней назад я был в кругу семьи, держал на руках сына и целовал печальные глаза жены – ей так не хотелось со мной расставаться. Что станет с ними? Как они это переживут? И переживут ли?

От ярости я заскрежетал зубами. И тут что-то неуловимое заставило меня замереть, напрячься и полностью сконцентрироваться на еще не осознанном полностью ощущении… Я свободно дышал! Не задыхаясь, не чувствуя постепенного удушья, – а ведь воздух в замкнутом пространстве не мог быть не спертым. У него была лазейка! А раз она была у него – что мешало мне ее отыскать? И вдруг она окажется пригодной и для меня?

Обшаривая сантиметр за сантиметром, неоднократно исцарапав пальцы, я проверял бетонные стены. Отверстие должно быть… И оно действительно нашлось! Это оказалась вделанная в стену решетка. Она плохо держалась, и я без труда сорвал ее с места. Дыра была узкой, но я смог просунуть в нее голову – и сразу ощутил разницу между тем воздухом, которым дышал, и тем, который оказался за пределами трубы. Я стянул с себя свитер (от него и так ничего не оставалось) и, изгибаясь и выворачиваясь, протиснулся сквозь этот лаз туда, где ожидал встретить спасение.

Моя радость могла оказаться несколько преждевременной. Это опять была труба – возможно, идущая параллельно первой, в которой я оказался вначале. Но, в отличие от нее, она не могла быть замкнута с обеих сторон – иначе я не заметил бы в ней притока воздуха, благодаря которому не задохнулся до сих пор. Снова передвигаясь вдоль стен, я прошагал несколько минут. Привыкшие к темноте глаза различили еле уловимый свет, хоть и не позволявший что-либо рассмотреть, но давший слабый ориентир. И все же это был свет, падавший откуда-то сверху… Труба закончилась. Я стоял на дне вертикального колодца и дрожал от возбуждения и сознания того, что ничего не могу поделать. Высоко надо мной находилось отверстие, сквозь которое просматривались огненные сполохи. Подняться по колодцу не представлялось возможным. Этого скудного освещения было достаточно, чтобы увидеть: он лишен каких-либо приспособлений для этого. Ни скоб, обычно сопутствующих подобным сооружениям, ни лестницы. Свобода почти рядом, всего в пяти-шести метрах над головой! Но туда не добраться…

Я просидел на дне колодца около часа. Апатия овладела мною почти полностью – я сделал все что мог… От усталости откинулся назад, привалившись спиной к стенке, – и уперся во что-то мягкое. Отстранившись, протянул руку, чтобы проверить. Это был труп. Кто-то упал сюда с высоты и при падении свернул шею. Преодолевая некоторое смущение – мне еще не приходилось обыскивать мертвые тела, – я обшарил его карманы. И – о счастье! – в них нашлась сухая и годная к употреблению коробка спичек.

Чиркнув, осветил место своего пристанища. Диаметр колодца около трех метров. На дне валялся всякий хлам, попавший сюда с высоты, и среди него я успел разглядеть нужную мне вещь – несколько сухих тряпок. Как и почему сюда не попала вода при наводнении – меня не интересовало. Я смотал их в подобие факела и зажег спичку. Убогий огонек осветил мою тюрьму. Воздушная тяга не давала ему потухнуть, и я еще раз убедился, что выбраться наверх не смогу. Звать на помощь не имело смысла: с такой глубины мои крики вряд ли кто-то услышит. А если бы и услышал – наверху творилось такое, что судьба одного человека уже ничего не значила…

Оставался только один вариант: возвращаться по этой трубе назад и идти, пока она не выведет меня туда, где можно подняться на землю. Я собрал все тряпки, которые, по моему разумению, могли мне понадобиться, и, бросив прощальный взгляд наверх, отправился в этот страшный путь, в неизвестность и темноту, где единственным моим спутником оставалась надежда…

Факел я потушил – хотел сберечь его, чтобы применить, когда понадобится: второй возможности найти что-то подобное у меня могло и не появиться. Отойти от единственного просвета – крохотной ниточки, связывавшей меня с поверхностью, – оказалось очень страшно… и все же иного решения не находилось. Только разведка могла показать, прав ли я в своих ожиданиях. Я вздохнул, собираясь с силами, и повернулся к темноте. Первый шаг дался с трудом, но постепенно, метр за метром, я медленно преодолел довольно длинное расстояние, пока не уперся рукой в преграду. Пальцы нащупали квадратные ячейки. Вероятно, сетка, перекрывающая всю трубу. Я пнул ее ногой – она слегка подалась. Скорее всего, она предназначалась для задержки всякого мусора, который мощные вентиляторы засасывали вовнутрь. А раз так, то где-то рядом должно быть и место, откуда этот мусор извлекают смотрители. Я вновь чиркнул спичкой… Предположение оправдалось полностью: в трубе, совсем рядом, нашлась дверца. Но все попытки ее открыть,