Историчка - Маргарита Графова

короля байкальских вод. Человек, хоть раз в жизни насладившийся вкусом этой нежнейшей и сочной рыбы, вряд ли когда-нибудь его забудет, сколько бы заморских кушаний он не перепробовал. Принимая дорогих гостей, сибиряки считают своим долгом поставить на стол копченого или жареного омуля. Но истинным деликатесом считается сагудай ― блюдо из сырой рыбы, щедро приправленное луком и специями. И даже принятый не так давно запрет на вылов не стал препятствием между жителями Сибири и их легендарной любовью к омулю: в регионе орудуют многочисленные браконьеры, обеспечивая местное население рыбой, а доблестную полицию стабильной работой.

Федор Курин смотрел на фотографию пробуждающегося Байкала с встающим над ним прозрачным туманом и мечтал переместиться на берег вместе с холстом и красками, чтобы увековечить красоту холодного сибирского утра. Художник не видел других водоемов, кроме родной Камы, сейчас же он влюбился в озеро с первого взгляда. Конечно, он слышал рассказы о Байкале от Михаила Ивановича, сослуживца покойного деда, несколько раз приезжавшего в гости к Куриным с гостинцем в виде копченого омуля. Но тогда мальчик даже не мог подумать, насколько живописное зрелище представляет собой главное озеро России. Федор перешел на страницу пользователя, опубликовавшего изображение. С фотографии профиля на него смотрела ничем не примечательная женщина с короткой стрижкой и потухшим раньше времени взглядом, пытающаяся натянуто улыбнуться. На белоснежном столике перед ней стоял нетронутый бокал, до половины наполненный белым вином. Проницательные читатели догадались, что это была никто иная, как наша старая знакомая Елена Алексеевна Соколова.

Федор не увидел красоты, но почувствовал необъяснимое притяжение, исходящее от всего ее облика, недоступное для обычного человека, но понятное художнику. В глазах женщины читалась трагедия ― не целого человечества, но отдельной его дочери. До этого момента Курин общался в интернете исключительно с оппозиционерами, сейчас же рука его неведомым образом потянулась, чтобы написать незнакомке одно простое слово, с которого зачастую и начинаются все великие истории: «Здравствуйте!».

За сорок пять лет своей жизни Федор не имел с женщинами практически никаких отношений. Вопреки первому впечатлению, возникающему у людей при взгляде на художника, он не был девственником. Мы уже говорили, что в юности Курин поступил в художественное училище, где не окончил и одного семестра, умолчав при этом об истинной причине его отчисления.

В училище Федя держался особняком. В самом начале обучения ребята все же предпринимали попытки общения со странным молодым человеком и старались заманить его в свою компанию, но Курин предпочитал не заводить дружбы. Он видел своих однокурсников бездарностями, а их работы ― образцами безвкусицы. Разумеется, Федя считал недостойным занятием обсуждение искусства с лицами, обделенными талантом, поэтому держал свое мнение при себе, лишь иногда бросая презрительные взгляды на картины и скульптуры, созданные руками своих ровесников. Но все изменилось в канун Нового года, когда будущие художники все-таки уговорили Федора прийти на одну из студенческих вечеринок.

Заводилой в компании была Надька Егорова ― красивая блондинистая девица развратного вида. Студентка обладала пышными формами, более характерными для созревшей женщины, и провоцировала желание у сильной половины целого училища: от робких первокурсников до преподавателей предпенсионного возраста ― ни один мужчина не мог пройти мимо красотки, не задержав на ней вожделенного взгляда. Надя не имела никаких предрассудков относительно секса, будучи крайне раскрепощенной в половых вопросах. Девушка любила парней спортивных, но сегодня решила разнообразить привычное сексуальное меню свежей девственной кровью. «Спорим, я его трахну!» ― тихонько сказала она подруге Любе, едва Федор показался на пороге съемной квартиры, где веселилась молодежь. Любка покраснела, а Наденька лишь заливисто рассмеялась.

Курин молча сидел на старом диване и смотрел в пустоту. Он не принимал участия в обсуждениях студенческой жизни и не смеялся над шутками одногруппников. Молодой человек нервно теребил пальцами сигарету, не решаясь закурить и сожалея о том, что пришел на вечеринку, вместо того чтобы остаться дома и посвятить время рисованию.

Федя вздрогнул от неожиданности, когда ощутил на себе прикосновение мягкой и теплой женской руки. Повернув голову, он увидел Надьку, склонившуюся над ним в облегающем красном платье с неприлично глубоким декольте. Художник почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он скрестил кисти рук и положил их на колени, пытаясь скрыть нарастающую с каждой секундой эрекцию.

За последние три года онанизм стал любимым увлечением Федора, оспаривая пальму первенства лишь с рисованием. Стоило Курину взглянуть на женщину ― живую или же запечатленную на фотографии, картине или в кинематографе, как он тотчас же испытывал половое влечение. Ночами Федя читал эротическую литературу, выбирая самые извращенные ее образцы, и предавался рукоблудию. Развитое воображение позволяло художнику живо представлять себя на месте главных героев, совершающих половые акты наивысшего разврата, на которые он никогда бы не осмелился в реальной жизни.

– Скучаешь? ― Надежда мило улыбалась, виляя бедрами перед выразительным носом смущенного одногруппника.

Федор опустил глаза. Он не знал, как себя вести в присутствии женщин. Но опытную Надю этот факт нисколько не смущал. Девушка открыла бутылку водки, терпеливо ожидавшую своего часа в центре стола, и разлила горячительный напиток по рюмкам, одну из которых протянула Курину. Федор залпом опустошил содержимое хрустального сосуда. Огненная вода ударила по внутренностям художника, и он почувствовал, как тошнота подступает к горлу.

– Закусывать надо! ― рассмеялась Надька и поднесла молодому человеку бутерброд, сооруженный из ржаного хлеба, тощей шпротины и ломтика соленого огурца. Федор быстро проглотил угощение и неожиданно для себя отметил, что ему стало лучше. Надя же продолжила спаивать художника, чередуя порции водки с кулинарными изысками скромного студенческого застолья.

Курин никогда не ощущал себя таким свободным. Водка развязала ему руки и язык. Он уже не стеснялся своих желаний, обнял девицу за талию и даже отпустил в ее адрес несколько пошлостей.

– Пойдем! ― девушка взяла Федю за руку. Он повиновался. Мгновение спустя парочка оказалась в тесной комнатушке, где из мебели присутствовали лишь старенький шкаф и узкая кровать, над которой красовался плакат с изображением Виктора Цоя, прикрепленный к стене с помощью канцелярских кнопок.

Надя легким движением руки смахнула волосы, скрывающие широкий лоб Федора. Курин, опьяненный водкой и запахом женского тела, не сопротивлялся, даже когда девушка уложила его на кровать и крепко поцеловала в губы. Художник не понимал, что происходит, но, несмотря на затуманенный разум, осознавал, что ему еще никогда не было так хорошо.

Студентка стащила с Федора брюки и, восхитившись размером, которым природа щедро одарила парня, перешла в наступление. Большая доза алкоголя, принятая девицей, привела к тому, что она перестала отдавать отчет своим действиям и проявила излишнее старание. Курин закричал от острой и внезапной боли, сознание его покинуло. Надька же резво оседлала