Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография - Сергей Дробышевский

Подобные заявления, типичные для многих естественно-правовых теорий прошлого и современности, могут быть расценены только как иллюзорные. Доверять им – значит принимать желаемое их авторами за действительное и тем самым совершать ошибку, от которой предостерегал еще Д. Остин. Как известно, в «Предмете юриспруденции» он отмечал: «Существование права – это одна вещь, а его достоинство или недостаток – это другая вещь. Существует право или не существует – это одно исследование; согласуется право с каким-либо стандартом или не согласуется – это другое исследование. Действующее право является правом, даже если оказывается, что оно нам не нравится или отличается от текста, который мы одобряем»[150].

В то время как правовые позитивисты отграничивают юридические нормы от смежных с ними явлений, а сторонники естественно-правовых концепций прилагают усилия для улучшения содержания этих правил, юристы, связавшие свое творчество с социологическим направлением в юриспруденции в указанном широком его понимании, озабочены другим. Признавая необходимость позитивистской трактовки права как системы общеобязательных предписаний должного[151], они исследуют правовые нормы как явления человеческого мышления в максимальной политической организации, а именно – как правила специфической совместной деятельности, существующие в сознании ее участников и лишь материально фиксирующиеся во многих случаях в правовых нормативных актах[152]. Социологический теоретический подход к праву неразрывно связан с постижением становления и реализации общеобязательных правил в сознании людей, факторов, на это влияющих, соотношения «жизни» права в субъективной сфере граждан государства и ее отражения в предписаниях государственных органов, а также воздействия последних на процесс формирования и изменения общеобязательных норм в индивидуальном, групповом и общественном сознании[153].

Методологической базой перечисленных конкретных областей исследования в русле социологического направления в юриспруденции выступает адекватный действительности постулат: для всестороннего познания права важно фокусировать внимание не только на его собственной системе, но и на праве в системе общественных отношений. Если изучение системы права – в основном сфера приложения сил правовых позитивистов, то юристы, работающие в рамках социологического направления в юриспруденции, после обнаружения того, как существуют в обществе юридические нормы, далее главным образом занимаются установлением многообразных связей права с остальными социальными явлениями[154].

Вступив на этот путь, они в конечном счете, как правило, находят, что в политической организации общества нет феноменов, так или иначе не связанных с действующим в ней правом – не формирующихся под его влиянием и не накладывающих на право свой отпечаток. Поэтому полем исследования юриста, придерживающегося социологического подхода к праву, обычно оказывается вся совокупность общественных отношений в политическом теле, право которого он пытается постичь[155].

Идею о столь широком поле исследования правоведы-теоретики нередко адресуют практикующим юристам в форме объявления правом всей системы поведения людей в пределах политической организации общества[156]. Эта трактовка права несостоятельна, поскольку расходится с ранее указанной традиционной для правоведения функцией определения права: установлением того, чем полития как целостность приказывает руководствоваться в качестве образца или нормы субъектам свойственной ей политической жизни. Определением права всегда должен передаваться идеал поведения людей, который они обязаны воплощать на практике[157]. Если же право отождествляется с совокупностью фактических человеческих поступков таким образом, что в самом понятии права подобного рода идеал не присутствует, то, как верно заметил Л.Д. Поспишил, в связи с утратой своей функциональной роли в упорядочении действий людей «концепция права становится совершенно излишней»[158].

Это не означает, что ориентация практикующих юристов на познание всей совокупности общественных отношений в политиях, где они работают, неуместна. Как указание на то, до каких пределов юрист-практик должен распространять свое исследование при применении общеобязательных норм в конкретной ситуации политического властвования (т. е. что он призван проследить все их и ее связи и опосредствования, чтобы достойно выполнить возложенную на него задачу), такая ориентация, безусловно, имеет смысл в качестве средства улучшения государственного управления. Другое дело, что этот идеал юридического познания на практике реализуется не полностью. Однако из факта недостижения цели еще не следует, что ее не надо ставить. Скорее всего, здесь имеет место случай, когда нужно следовать совету Н. Макиавелли: в государственном управлении людей необходимо ориентировать на то, чтобы они поступали как «опытные стрелки, которые, заметив, что место, куда им следует попасть, весьма отдаленно, и зная в совершенстве качества своих арбалетов, целят гораздо выше, – туда, куда им попасть невозможно, рассчитывая, что только благодаря такому прицелу стрелы их достигнут предположенной цели»[159].

Глава 2

Развитие теоретических представлений

о генезисе политической организации общества

и права под влиянием прогресса

исторического знания

Определившись в том, о какой реальности ведут речь специалисты при рассуждениях о политической организации общества и праве, обратимся к проблеме, когда эта реальность возникла, как долго существует и каковы ее исторические судьбы. Сразу следует отметить, что решение поставленных вопросов исследователями политико-юридических явлений в каждую эпоху общественного развития происходило на основе тех знаний о ходе исторического процесса, которыми они располагали. Причем уже в Древней Греции и Древнем Риме эти сведения носили такой характер, что на их фундаменте вырастали взаимоисключающие друг друга теоретические представления о временных рамках функционирования политической организации общества и права: и уже отмеченное мнение о том, что без политики и права человеческое общество невозможно, и точка зрения о существовании политико-юридических феноменов на протяжении лишь части истории человечества[160].

Древнегреческие и древнеримские мыслители смогли дать развернутое изложение этих воззрений. Так, согласно взглядам Аристотеля политическая организация общества «есть естественная форма общежития и человек по природе своей существо политическое»[161], поскольку должен удовлетворять систему свойственных ему потребностей, а это возможно лишь в имеющей такую цель ассоциации и вызывает к жизни последнюю[162]. Она-то и является политической организацией общества[163]. По Аристотелю, «кто не имеет ни в чем нужды, потому что сам доволен собою во всем, тот не составляет никакой части» политической организации общества «и есть или зверь, или бог»[164]. К тому же, следуя, по-видимому, традиции, идущей от софистов, доказывавших немыслимость политической организации общества без права уподоблением политии музыке, а права – закону этой музыки[165], Аристотель заявляет, что «весь строй политического общежития держится на праве»[166], придавая тем самым и праву статус явления, естественного для человеческой природы.

С точки зрения Аристотеля, разнообразие существующих у народов мира политико-правовых систем не противоречит идее о естественности политики и права. Он считает, что имеется общечеловеческое «естественное право», в котором отражены основы политической организации общества как «естественной формы» человеческого общежития. По Аристотелю, естественное право составляют общие моменты в правовых системах всех коллективов людей[167].

Многочисленные греко-римские сторонники описанных воззрений Аристотеля предполагали, что естественное право воплощено в постоянных во все времена и у всех народов нормах[168]. В Древнем Риме эти правила зачастую отождествлялись юристами с совокупностью предписаний так называемого «права народов»[169]. Само существование естественного права считалось неоспоримым свидетельством того, что всякий человек немыслим вне некой воображаемой всемирной человеческой общности людей, по отношению к которой «все остальные государства только отдельные домохозяйства»[170], а именно является «космополитом»[171], т. е. гражданином мира, представляющего собой «единое государство»[172]. Произведения античных авторов содержат множество образцов подобного рода рассуждений о связи естественного права и его политической базы. Например, один из них, обосновывая существование единой для всех людей политико-правовой системы, утверждает: «Если духовное начало у нас общее, то общим будет и разум, в силу которого мы являемся существами разумными. Если так, то и разум, повелевающий, что делать и чего не делать, тоже будет общим; если так, то и закон общий, если так, то мы граждане. Следовательно, мы причастны какому-нибудь гражданскому устройству, а мир подобен Граду. Ибо кто мог бы указать на какое-нибудь другое общее устройство, которому был бы причастен весь род человеческий? Отсюда-то, из этого Града, и духовное начало в нас, и разумное, и закон»[173].