Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография - Сергей Дробышевский

Вся правотворческая деятельность субъектов права, не принадлежащих к высшему звену государственного аппарата, как правило, одновременно имеет и правоприменительный характер[119]. Это объясняется тем, что в ее ходе реализуются общеобязательные нормы, исходящие от высших структур государственного механизма, о предоставлении подчиненным им государственным органам, а также иным организациям и лицам правотворческих полномочий. От содержания применяемых таким образом правовых норм зависит мера свободы усмотрения их адресатов, в том числе и подразделений низшего эшелона обшеполитийных органов управления. В большинстве случаев предоставленная им свобода усмотрения такова, что старые нормы права целиком не отвергаются. Обычно, как замечает К.Н. Ллевеллин относительно деятельности обладающих правом на правотворчество низших государственных органов, должностное лицо, сформулировав в анализируемой им фактической ситуации правильную, со своей точки зрения, политическую линию, «лишь модифицирует в соответствии с ней часть содержания существующей правовой нормы, чтобы она вобрала в себя выгоды его линии политики и в таком обновленном виде была реализована»[120].

Много юристов в государствах, где открыто признаются столь широкие правотворческие полномочия низшего звена государственного аппарата и субъектов права, не принадлежащих к структурам общеполитийного руководства, придерживаются мнения, вытекающего из наблюдаемой ими практики правового регулирования: все осуществляющие такие полномочия предписания должного поведения, принудительно реализуемые государственными органами, в целом однопорядковы по своей природе вне зависимости от того, кто и каким образом их сформулировал. Отмеченные общеобязательные веления сходны друг с другом, поскольку каждое из них оказывается общим правилом – неопределенное количество раз служит и органам общеполитийного управления, и не принадлежащим к ним лицам и организациям в качестве образца при принятии решений в ситуациях, имеющих тождественные черты с той, которая его породила[121].

Воспринимая таким образом в качестве общеобязательной социальной нормы любое из выделенных предписаний, проводимых в жизнь с помощью усилий государственного аппарата, эти юристы дают определение права как совокупности подобных имеющих общеобязательный характер правил поведения. Они содержатся в постановлениях общеполитийных руководящих структур, независимо от места в государственном аппарате издавшего их органа, а также в актах реализации правотворческих полномочий лиц и организаций за пределами государственного механизма[122]. Согласно описываемой теоретической позиции деление общеполитийных руководящих структур на правотворческие и правоприменительные искажает действительное положение дел и поэтому должно быть отвергнуто. Однако субъекты правотворчества внутри и вне государственного аппарата составляют иерархию, в которой низшие обязаны подчиняться актам высших.

Очерченная концепция права является типичной для правовой идеологии политий с обширными правотворческими полномочиями лиц и организаций, не входящих в высшие общеполитийные структуры управления[123]. Она здесь приобретает влияние по мере утверждения указанных широких полномочий и теряет авторитет вместе с их устранением[124].

Однако для политических тел с большими масштабами правотворчества низших государственных органов и субъектов права, не принадлежащих к государственному механизму, иногда характерна еще одна теория права как совокупности общеобязательных правил поведения[125]. В соответствии с ней единственные действующие в государстве общеобязательные социальные нормы – не то, что именуется такими правилами в концепции легализма, а веления прямо взаимодействующих с народом должностных лиц административных и судебных органов (в том числе нижнего звена), которые составляют преобладающую часть всех адресованных субъектам права государственных предписаний должного, рассчитанных на применение неопределенное количество раз. Лишь с отмеченными велениями люди сообразуют свои действия, поскольку знают: в противном случае высока вероятность отрицательных последствий для нарушителей. Поэтому представление о праве как общеобязательных нормах в легалистической трактовке неверно[126]. На самом деле правом являются иные правила. С точки зрения некоторых сторонников излагаемой концепции, его составляет всего лишь сумма упомянутых предписаний должного, содержащихся в решениях судов[127] – ближайших к народу органов общеполитийного руководства[128].

Суждения такого рода очень многими правоведами – и легалистами, и противниками легалистического учения – были оценены как некорректные. Причем аргументы, приведенные в пользу этой оценки, достаточно убедительны для того, чтобы признать несостоятельной теорию права, против которой они направлены. Во-первых, судебные органы не формируют, а лишь принудительно реализуют правовые нормы, созданные не принадлежащими к государственному аппарату индивидуальными и коллективными субъектами права там, где этим лицам и организациям предоставлены правотворческие полномочия[129]. Во-вторых, общеобязательные нормы, сформулированные общеполитийными руководящими структурами высшего и среднего звена, оказывают воздействие на тех, для кого издаются. В любой политии осуществляется информационное и ценностно-ориентационное влияние упомянутых общеобязательных норм на деятельность людей, а также соблюдение, использование и исполнение этих правил большинством субъектов права без вмешательства судебных и административных органов[130]. Поэтому несомненно адекватно отражают действительность слова С.Ф. Моор: «Самое важное место, где действуют правовые нормы… – за пределами судов (и других решающих споры институтов), а не в них»[131].

Но даже если отвлечься от отмеченных каналов воплощения в поведение граждан государства общеобязательных норм в легалистическом понимании, последние, кроме того, претворяются в жизнь через веления низших подразделений государственного механизма. В предшествующем изложении уже констатировалась именно эта ситуация в политиях, где низшему эшелону государственного механизма предоставлены широкие правотворческие полномочия. Тем более так обстоят дела, если права низших государственных органов являются узкими. Иными словами, данные общеполитийные руководящие структуры ни в одном государстве не имеют полной свободы усмотрения и везде в большей или меньшей степени конкретизируют предписания вышестоящих государственных органов. Во всякой политической организации общества информация, имеющаяся в самых абстрактных общеобязательных велениях, не теряется, а переносится в свои более конкретные ипостаси и в конечном счете реализуется в действиях массы охватываемых политическим телом лиц, когда исполняются предписания административных и судебных органов низшего звена.

Другое дело, что из этого правила во всех политиях имеются исключения. Более того, без них функционирование максимальной политической организации невозможно. По существу, только лишь если мысленно представить гипотетическое политическое тело с системой права, начисто лишенной внутренних противоречий, то здесь наиболее конкретное предписание заключает в себе в совершенно неискаженном виде содержание самого общего веления, которое, в свою очередь, является точной абстракцией всех более конкретных предписаний. Но этого нет в реально существующих государствах, где «в действительности право никогда не может стать полностью логичной системой»[132], поскольку не ставятся под сомнение ни сами имеющиеся в них разнообразные социальные противоречия, ни то, что они отражаются в системе права[133]. Однако из факта проявления закономерности реализации общеобязательных норм высших государственных органов не во всех, а в большинстве случаев ее предполагаемого действия отнюдь не следует, что она вообще не существует.

Сказанное об отличающихся друг от друга концепциях права как системы общеобязательных правил поведения обнаруживает, что две из них явно искажают реальную картину общеобязательного нормативного регулирования там, где присутствуют в правовой идеологии. Это легализм в чистом виде и признание правом совокупности предписаний должного, рассчитанных на применение неопределенное количество раз, только низших подразделений государственного аппарата[134]. В то же время в целом соответствуют закономерностям обслуживаемой ими политической жизни версии легализма, которые включают ранее охарактеризованные примиряющие его с действительностью конструктивные механизмы, а также рассмотрение в качестве права совокупности принудительно реализуемых государственными органами общеобязательных социальных норм, сформулированных субъектами правотворчества в государственном аппарате и за его пределами. Тем не менее все «нормативные» концепции права, независимо от степени точности отражения каждой из них реалий политического управления, имеют общие черты, достаточные, по мнению некоторых специалистов, для объединения отмеченных теоретических моделей под одной рубрикой – правовой позитивизм. В частности, взгляды всех правовых позитивистов едины, констатирует Р. Дворкин, в том, что они разделяют следующее определение права: «Право сообщества есть совокупность специальных правил, используемых сообществом прямо или косвенно с целью определения, какое поведение будет наказываться или принудительно проводиться в жизнь общественной властью. Эти специальные правила могут быть установлены и выделены при применении специфических критериев, тестов, которые связаны не с содержанием указанных правил, а с их происхождением или со способом, которым они были приняты или развиты. Упомянутые тесты происхождения могут быть использованы, чтобы отграничить действительные правовые нормы от поддельных (правил, которые юристы и тяжущиеся неправильно принимают в качестве норм права), а также от других видов социальных норм (обычно рассматриваемых в качестве “моральных норм”), которым сообщество следует, но которые оно отнюдь не проводит в жизнь силой через общественную власть»[135]. Причем правовые позитивисты убеждены, что «любой вид содержания может быть правом. Нет никакого человеческого поведения, которое как таковое не могло бы быть содержанием правовой нормы»[136].