Ласточкин крик - Ахмет Умит

руки. – Хорошо, вы поехали ко мне. Но был уже вечер, и я ушел с работы. Когда вы приехали, меня уже давно не было в прокуратуре. В мой офис вы не поднимались, это подтвердит дежурный.

– Все так, но моя машина торчит на стоянке перед вашим ведомством.

Прокурор усмехнулся:

– Попозже я ее куда-нибудь перепаркую.

Телефон перестал звонить.

– Перестаньте, – вздохнул я. – В конце концов вас поймают.

Надир ответил практически радостно:

– Вот тут вы ошибаетесь, главный комиссар. Если меня до сегодняшнего дня никто не поймал, то и в будущем не поймает. – Он потряс телефоном. – Знаете, я сейчас перезвоню Зейнеп-ханым, иначе она начнет что-то подозревать. – Он нагловато улыбнулся. – Но лучше я сделаю это за дверью, а то у вас может появиться искушение вмешаться в нашу беседу.

57

Отнекиваться глупо, все мы жестокие животные

– Даже мертвый, он продолжает своим присутствием портить атмосферу. – Надир вернулся в гостиную и поморщился, взглянув на тело Хаяти. – Нет, так у нас ничего не получится, главный комиссар. Простите, но я вас снова ненадолго оставлю.

Он вышел наружу, и какое-то время его не было. Недолгое, к сожалению. Вскоре он появился, толкая перед собой тачку.

– Еще немного, и я освобожусь, – сообщил он и стал перекладывать труп. Должно быть, именно так он поступал с другими своими жертвами. Лестница была с пандусом, а может, у него был лифт.

Надир исчез в дверях, и во мне затеплилась надежда, что он попытается закопать мертвеца и потратит на это порядочно времени. Действительно, прошло уже десять минут, а он все не возвращался. Я не отрывал глаз от двери, ожидая его появления, но голос Надира неожиданно раздался с другой стороны, и я забыл, что в комнате была вторая дверь.

– Прошу прощения, вышло дольше, чем я планировал. – На губах маньяка играла улыбка. – Было довольно трудно погрузить его в автобус, весит он порядочно. Но теперь его присутствие не испортит нам вечер.

Меня снова бросило в жар – от него исходила злая энергия безумца.

– Итак, на чем мы остановились, господин инспектор? – произнес Надир, вытерев пот. – А, да… До того как приняться за Хаяти, я позвонил Зейнеп-ханым. Она спросила меня, встретились ли мы, и я ответил, что вышел сегодня с работы пораньше, так что мы не пересеклись. Тогда она уточнила: может быть, вы звонили? Я сказал, что нет. Она заволновалась и спросила, не надо ли предупредить патрули, но я ее успокоил. Сказал, что с вами, господин комиссар, ничего страшного произойти не могло, мало ли куда вы могли поехать, и просто следует еще немного подождать. Хорошо, сказала она, возможно, вы у Евгении-ханым в ее мейхане, и на этом мы закрыли тему.

Я перевел дух. Ребята должны сообразить, что прокурор обманывает, и теперь мне нужно любыми способами тянуть время, чтобы они смогли меня найти.

Я кивнул в сторону маленького столика у аквариума.

– Можно мне еще стаканчик воды?

– Одну секундочку, – улыбнулся он.

И опять стакан оказался у моих губ. Крохотными глотками я стал пить теплую воду, в которой действительно нуждался.

– Как вам, кстати, мой дом? Впрочем, вы его и не видели. Не буду от вас скрывать, мы сейчас в Кягытхане [76]. Тихое, спокойное место. Ближайшие соседи в паре километров от меня, друг другу мы не мешаем.

Я допил воду, и он вежливо поинтересовался:

– Будете еще?

– Спасибо, мне достаточно.

– Ну, хорошо. – Надир вернул пустой стакан на стол и вытер влажную руку о брюки. – Этот дом очень старый, когда я был ребенком, мы проводили здесь выходные зимой и летом. – Он посмотрел на фотографию матери. – Моя мама очень любила этот дом, но Мюшфик-бея еще больше. – Он ненадолго умолк. – Мюшфик, мой отчим, я уже говорил о нем…

Я не стал церемониться:

– Это он вас изнасиловал?

– Да, он, – подтвердил Надир бесстрастно. – Знаете, он был очень красивым мужчиной. Высокий, мускулистый… У него были бездонные черные глаза, горевшие на смуглом лице… Моя мать была от него без ума. Думаю, она любила его больше, чем моего отца. Что тут поделаешь, женщинам всегда нравятся плохие парни. Он в университете изучал химию, но подходящей работы не нашел, поэтому погрузился в строительный бизнес, самый популярный в современной Турции. В этом бизнесе не надо быть сильно умным, не надо много уметь – достаточно быть пронырливым. Ну и, конечно, иметь стартовый капитал, связи на всех уровнях и хорошие отношения с муниципалитетами. У Мюшфика все это было. Он из богатой семьи, и отлично выстраивал отношения с людьми. Его увлечением был парусный спорт. Мой отчим любил крупные яхты, но больше всего ценил небольшие юркие суда. Мама тоже любила и умела ходить под парусом, собственно, на этой почве они и познакомились одним летом в Чешме [77]. При любой возможности Мюшфик выходил в море. Там же он потерял половину уха – его отрезал сорвавшийся в шторм железный трос… Когда-то Мюшфик был знатным ловеласом. О нем даже писали в газетах, в светской хронике: такой, знаете, гуляка, любимец женщин. Но после знакомства с моей мамой все это прекратилось.

В глазах Надира отразился детский восторг.

– Не знаю, заметили вы или нет, моя мама была очень красивой женщиной, очень. Она поразила Мюшфика в самое сердце. Все выглядело так, будто бы он начал новую жизнь. И он прекрасно ко мне относился, я был для него как собственный сын, – в голосе Надира появилась ирония. – Вернее, это я так считал. Мамочка не могла наглядеться на него, да и я им восхищался. Поэтому сначала не обратил внимания, когда он начал прикасаться ко мне так же, как прикасался к ней. Конечно, в голову приходили разные мысли, но я старался их отгонять. – Теперь во взгляде Надира горела черная ненависть. – Но не буду возводить понапраслину, меня он в супружеское ложе не тащил. Свою страсть он проявлял в сарае за домом… Не смотрите на меня так, Надир-бей, я ведь по малолетству не понимал, в чем разница между отцовской любовью и мужской похотью. А ему все это нравилось, он говорил, что это нормальные отношения между отцом и сыном… Я правда ничего не понимал… Старший инспектор Зекаи – он или эта журналистка, Букет? – очень проницательно выбрал мне прозвище – Слепой Кот. Да, это была именно та «игра», в которую «любящий отчим» Мюшфик-бей играл со мной по выходным на заднем дворе. И после каждой «игры» дарил игрушку.

Внешне казалось,