Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это твое пиво. Я дождусь своего.
— Час будешь ждать?
Неужто не понимает, что его надрали? Так еще и его пиво забрали. Детский сад просто!
— Лана, во всем нужно иметь терпение. Пиво должно отстояться.
Я кивнула, говорить тут не о чем.
— Держи! — Парень вынырнул из толпы прямо на нас. — Это за пролитое пиво, а это за мокрый джемпер, — Он протянул Шону два стакана. — Ты зла не держи. Я ведь не специально толкнул.
— Похоже, фейри явно хотят, чтобы я напился.
Нет, твои фейри хотят другого! Я допила, что оставалось у меня и вырвала у Шона второй стакан, чуть снова не окатив пивом — на этот раз было б с ног до головы. Пиво горькое, но я выдержу. Мне без пива сегодня нельзя. Последний вечер в Ирландии. Последний вечер с Шоном. И по-трезвому я не хочу его с ним проводить.
Шон просунул руку в толпу и умудрился дотянуться до барной стойки, чтобы оставить там мой пустой стакан. Теперь он мог положить руку мне на талию. Танцевать рок-н-ролл с пивом не могут даже ирландцы, но история научила их танцевать только ногами, и ими Шон владел замечательно. Я попыталась высвободить ногу из плена его коленок и не смогла. Только стакан, прижатый к носу, еще спасал от его губ. Руки по правилам ирландский танцев, Шон обязан был держать по швам, но он нарушал все правила, измеряя ладонью температуру моей спины. Где зоркие английские блюстители порядка — ирландцы не должны танцевать, им это запрещено законом. Этот паб не лучше хлева, где ирландцы в тайне от поработителей устраивали танцевальные вечера, на которых двигаться позволялось только ногам, а тело, видимое в окно, должно было оставаться неподвижным, будто его владельцы мирно беседуют. Мое тоже сейчас окаменело, и по его каменному желобу текло пиво и горячий пот. В кофте сделалось безумно жарко, но куда ее деть — в толпе и шагу не сделать, да и исчезни сейчас все эти люди магией фейри, я так и останусь впечатанной в тело Шона.
— Еще по одной? — спросил он, выуживая из моих рук пустой стакан. Я кивнула. Только бы ушел и подольше не возвращался. Я хоть кофту сниму и повяжу на пояс
— отодвину его тело хотя бы на расстояние шерстяного узла! В этот раз пиво оказалось ледяным, и я пила его слишком жадно, а потом, когда уже не лезло, сглатывала осевшую пену пузырек за пузырьком, чтобы отдалить время танца.
— Держи! — Шон поменял мой пустой стакан на свой полный и снова ушел. Я попыталась сосчитать выпитое и не сумела. Нужно срочно в туалет и умыться, иначе мне захочется снять и футболку. Я попросила Шона подержать стакан и пошла искать, где тут живет «джек». Хорошо, что столько народу. Пробираясь сквозь толпу, я безнаказанно могла хвататься за чужие спины, они помогли мне дойти до туалета относительно ровно. Вернее — не упав. Я намочила даже волосы, но умывание не шибко помогло. Меня вело. Беспощадно.
Я с трудом отыскала Шона и протянула руку за стаканом, который оказался наполовину пуст, но не стала спрашивать, кто из него пил: я или он. Его пинта опустилась почти до самого дна. Я сделала глоток, два, три и вдруг поняла, что если проглочу следующий, случится катастрофа. Пришлось закашляться и незаметно выплюнуть пиво сначала в руку, а потом с руки стряхнуть на спину соседа. Я ткнула стаканом в грудь Шона, но он не принял его, только накрыл мои пальцы и поймал мой падающий лоб своим.
— No no по по, I don’t drink it по more, — то ли сказал он, то ли пропел. Нет, он точно пел… Не подпевал толпе, а выдал что-то свое. Может, действительно свое. Возможно, он писал и веселые песенки, только не было повода ими поделиться, а сейчас я как раз стою его шуток: — I’m tired of wakin' up on the floor. No, thank you, please, It only makes me sneeze And then it makes it hard to find the door… (Нет, нет, нет, нет, я больше этого не пью. Я устал просыпаться на полу. Пожалуйста, не надо. У меня развилась аллергия. И вообще я потом с трудом нахожу выход…)
И мы действительно каким-то образом оказались у двери, и в моей руке уже не было пивного стакана.
— Ринго поет ее лучше, — выдохнул Шон, чтобы вдохнуть холодный воздух с реки.
Нет, ну для мистера Старра он явно ничего не писал. Я совсем по-дурацки улыбнулась и привалилась к плечу Шона. Только оно вдруг стало слишком твердым. Я схватилась за него рукой и оцарапалась о камень. Черт! Стена.
— Так, не падать! — Шон придавил меня к стене коленкой. Она оказалась прямо на уровне живота. Как же больно… Идиот! Я ухватилась за коленку обеими руками и попыталась оттолкнуть его от себя. И Шон действительно чуть не упал, потому что в тот момент завязывал шнурок, но это я заметила уже с опозданием. Он опустил на мостовую ногу, а потом опустился ко мне, потому что без его коленки я оказалась сидящей на тротуаре. Шон поставил меня на ноги.
— Идти можешь? — Я отрицательно мотнула головой и вновь потеряла под ногами опору, но зато отыскала шею.
— Что ты делаешь? — хотела крикнуть я, но не сумела. Боялась напугать, Шон и так чуть не оступился, не рассчитав верно соотношение моего веса к количеству пинт, булькающих в его животе. Мне бы слезть, но руки намертво сплелись на его загривке. Точнее пальцы еще шевелились, пытаясь отыскать хоть один длинный волосок, а когда находили, я упрямо пыталась накрутить его на палец. Шон молчал, хотя я явно причиняла ему боль. Он заглушал ее продолжением песни Ринго. Хорошо, что он действительно больше не курит, а кокаин, надеюсь, был только в жизни Битлов, но не его. На улице было пусто. Даже не все фонари нам служили. Что за задворки — разве так мы пришли сюда из кофейни?
— Я сама, — пролепетала я, когда Шон в очередной раз оступился.
Он с радостью избавился от ноши — сколько времени он меня нес? От ветра я даже протрезветь успела. Немного.
— Я сам, — улыбнулся он на мои жалкие попытки развязать связанные вокруг талии рукава кофты. Он встряхнул ее и помог мне одеться. Интересно, как часто он так вот волок Кару домой? Понятно, почему у них никогда не хватало денег. Самоутверждение в восемнадцать лет не самое лучшее начало самостоятельной жизни.
Мой же самостоятельный путь закончился примерно через пять шагов, потому что Шон поил меня не для того, чтобы идти рядом незнакомым прохожим. Он притягивал меня к себе настолько сильно, но мостовая под ногами давала крен. Я старалась идти ровно, но спотыкалась о его ботинки. Когда же кончится эта нескончаемая мрачная дорога? Веселая пьяная жизнь осталась позади, впереди открывалось сонное уныние без намека на прохожих.
Шон отпустил меня у решетки, закрывавшей подъезд двухэтажного дома из красного кирпича, и попал ключом в замок с первой попытки, и мне пришлось закрыть уши ладонями, чтобы не слышать ее скрип. И глаза тоже, потому я чуть не налетела на открытую створку — Шон спас, а потом так же заботливо отконвоировал во дворик. Прямо оазис в центре помойки — клумбы с цветами и милые фонарики. Очень милые.
— Тихо! Люди спят, — шикнул на меня Шон, хотя я и не заметила, что прокомментировала увиденное.
Он открыл дверь, и тут я точно выругалась, запнувшись о порог.
— Я ж попросил! Парни уже спят.
Он крепко держал меня за локоть, пока закрывал дверь, а потом довел до низкого диванчика, и я еле увернулась от прислоненного к нему велосипеда, едва различимого в отблеске уличного фонаря — гостиная маленькая, но окно еще меньше. К счастью, я сумела прикусить язык. Шон нагнулся к моим ногам, не веря в мою способность развязать шнурки. Лестница далась с еще большим трудом — в темноте я пару раз пробарабанила коленкой о стену. Шон не рискнул отпустить меня и у двери комнаты, пока искал в темноте замок. Зато кровать я нашла быстро. Кажется, она была здесь единственной мебелью, и то едва поместилась — стягивая мокрый джемпер, Шон сам прошелся локтем по стене или шкафу, черт разберешь в темноте. В окно, прорезанное в потолке, почти не светила луна. И отлично, мою рожу видеть сейчас ни к чему…
— Шон… — позвала я, еще не зная, что скажу дальше.
— Я тебя сейчас раздену, не вставай. А утром схожу в машину за одеждой.