Сказка про наследство. Главы 1-9 - Озем

коричневого цвета лицах (хорошо, хоть не красного) – такая физиономия только у Сыродя, он занимался севом и мотался по совхозным полям. Агния Кулыйкина никогда физически не работала. Васыр давно запамятовал, как в молодости отстаивал смену возле станка. Это все люди, занимающие должности, но вот их манеры, мысли, отразившиеся чувства. И их слова.

– Ишь, из самой Москвы. Из этого Центрального Комитета. Ничего себе! – присвистнул Николай Колесников.

Агния прошипела:

– ЦК ВЛКСМ. Ты чем слушаешь, Коля?

– Ну, и хрен! К нам только ссылают… Что ж ты, паря? Угождал бы начальству – жил бы в Москве. По заграницам ездил. Лафа… Да ты и ездил!

– Какая заграница? Сдурел?

Теперь уже Васыр вмешался:

– Афганистан – не заграница. Не курорт. Человек исполнял свой интернациональный долг. Не умничай, не лезь!

– Я и не лезу. Взаправду он мечтал об Утылве. У нас тут рай!.. Постойте! Это который Щапов? Из Кортубина, говорите?

– Усек? Из Кортубина – не из Москвы.

– Эх, куда вас, Щаповых, занесло. Помним старого Ивана Семеновича – не лично, конечно. Могилка его на кладбище на пригорке. Их фамильное место. Калина Чиросвий – там, где кривая береза. Внучку Калинку недалеко от деда похоронили…

– Так этот из наших Щаповых будет?

– Из ваших… то есть, из наших. Не кричи ты, Цыбин. Здесь все хорошо слышат. Не на митинге в цехе…

– И не кричу! Вот еще!.. А ты, нашенский Щапов, позаботься о чем – заборчик и крест Ивана Семеновича надобно поправить – покосилось все, краска облезла… Ты хоть знаешь про Ивана Семеновича? Кто он тебе? дед? прадед?

– Э-э… предок мой. Отец – Игнат Семенович – рассказывал, что предок из здешних мест.

– Точно Игнат. И брат его – Сава. Внуков Ивана Семеновича так звали… Сходи на могилку-то, наследник. Пусть не племянник, но тоже наследник. Уважь память деда.

– Схожу. Непременно схожу. Сделаю все.

– Хорошо, если так… Но вы ведь давно в Кортубине обретаетесь. Сюда носа не кажете. Забыли, где она есть – Утылва – и есть ли вообще.

– Это личные разговоры… Товарищи! У нас бюро горкома, а не посиделки на лавочке. Мы собрались для решения важного вопроса.

– Ах, ты начальником хочешь стать?

Щапов взглянул открыто и неожиданно ответил:

– Хочу. Выберете меня – буду стараться. Честное слово. Не подкачаю.

На том заседании за В.И. Щапова проголосовали единогласно. Началась вторая половина его жизни, отличная от первой. В Утылве.

Это уже было перед девяностыми годами. Власть КПСС в стране завершалась, силы иссякали. Партийная элита примеряла новое – демократическое – обличье. Сказка в новых декорациях. Атрибуты советской империи – красные флаги, портреты Ленина, партбилеты, научные труды вождей – вскоре изымут из употребления. Красное знамя уберут из конференц-зала в управлении ТыМЗ в кладовку, барельеф Ленина оставят – лишь бы стенку не разврачивать. Как до этого царские регалии – шапку Мономаха, бриллиантовую корону, державу и скипетр – что еще? ах, да, соболиную шубу. Через время кое-что снова извлекут на свет и потрясут, и торжественный ритуал воцарения на российском троне возобновится в византийском блеске. Все возвращается. Так может, в порядке очередности, народу вдругорядь предъявят Ильича в кепке вместо иконы? В России возможны невероятные вещи – к примеру, лики здравствующих вождей на мозаике в храме. И еще похлестче. Прекрасно. Для пущего эффекта автору тоже остается скреативить – прибегнуть к историческим параллелям: М.С. Горбачев очутился последним Генсеком и первым и единственным президентом СССР, а в безвестной Утылве В.И. Щапов стал последним секретарем горкома партии и первым, но не единственным мэром Утылвы. Это автор занимается притягиванием за уши. За уши ворпаней.

Биография Щапова, мотивы его поступков автору нравятся. Хотя он – человек отжившей эпохи. И с чего бы завидовать людям в тоталитарном государстве? Ведь тогда существовали только два типа: жертвы и палачи – черное и белое. Ах, еще борцы с режимом были – чего ж не побороли, не победили? Большевикам же удалось… Вот старик Порываев до сих пор не решил, кто он – коммунист или диссидент? А Щапов в себе уверен! Всем хочется верить, что живешь не зря. Верило большинство в СССР – и его сторонники, и противники.

Должность Щапова называлась по-разному – сперва партийный босс, затем всенародно избранный мэр. По итогам его руководства сейчас можно заключить: Утылве повезло. Очень пригодились организаторский талант, упорство, здравомыслие, ответственность и порядочность. Да неважно, как Щапов титуловался – важную горлатую шапку и соболью шубу не носил. Его срок – почти двадцать лет. Что за выражение! действительно, срок отбыл от звонка до звонка, и не на блатном местечке, а в самой, что ни на есть Утылве. За этот срок много чего свалилось на тылков, и еще больше пузырьков в Кляне и в стране полопались – вся советская система, булькнув гэкачеписто, потонула, а кто же крайний? Понятно, тылки (мы с вами – совки). Утылва не избежала испытаний – как в девяностые годы встал ТыМЗ (это в первый раз, а сейчас уже во второй – все снаряды в одну воронку). Прекратили выдавать зарплату, и воцарился натуральный обмен – по культурному, бартер. В Утылве живые деньги видели лишь на железной дороге, стремились туда попасть. Ничего, выдюжили. Местный народ, как и везде у нас

Вынес и эту дорогу железную –

Вынесет все, что господь ни пошлет!

При чем здесь железная дорога? Ни при чем. Просто некрасовские строчки из русской классики. Ах, баба Лида – мировая бабушка!..

Вынесли не в последнюю очередь благодаря Владимиру Игнатьевичу Щапову. Он не занимался перестройкой, свержением режима, демократией – все эти годы просто и как-то буднично тащил свой воз. В Утылве не было митингов, разоблачительных компаний, пафосных дискуссий, которые тогда заполонили федеральные каналы. С привлечением все той же незабвенной классики: сам дурак! а подать сюда Ляпкина – Тяпкина! а вот у нас в Травкинском или Травянском – ой, Шаховском – районе; если же, вообще сравнить с 1913 годом… Зачем сравнивать? В 1913 году в Утылве железнодорожную станцию начали строить, не откладывая. Грязная пена из пузырьков не волновала Утылву – здешние места тихие, удивительной красоты как отражение вечности в Виждае, когда политические дрязги не достигают и не пачкают. Во времена сразу после Союза Утылва словно выделилась наособицу – прервала связи даже с Кортубиным. Эти годы были нищие, но неплохие – среди тылков еще не образовалось неравенство, и не обнажились большие несправедливости – ворпани еще