Сказка про наследство. Главы 1-9 - Озем

коллективное хозяйство, местные энтузиасты во главе с Антоном Кулыйкиным собрались присвоить ему имя героя большевика Кирилла Солина. Хотя Щаповы предусмотрительно ужали свою деятельность – не имели они уже столько земли и скота, не эксплуатировали наемный труд. Оставили себе мастерскую, где сами и работали. По факту и по документам сделались ремесленниками – кустарями, чей доход основывался на изготовлении тростей и палок. Конечно, не сельские пролетарии, но и не эксплуататоры – исчадия ада. Щаповы наслышаны о тяжкой участи лишенцев и испытывали сильную тревогу – кого ж в Утылве раскулачивать и лишать прав? Кого-то же надо, если советская власть требует! Кандидаты на лишенцев – Щаповы и Чиросвии. Однако не найдется среди тылков (не среди ворпаней) первостатейного мерзавца, кто тронул бы Калину Егоровича Чиросвия. Во-первых, Калина для всех (даже тылвинских коммунистов) – авторитет. Во-вторых, одряхлел он и обезножил, не встает с кровати, долго не протянет – и что? тащить больного старика? куда? и за каким х…? А в третьих, местный заводила Антон Кулыйкин женился на Калининой внучке – Фаине, и теперь они родня. Как не крути, а показатели по чистке села от чуждых элементов будут выполнять за счет Щаповых – больше нет никого. Вдохновленные подобной перспективой, молодые Щаповы готовы отправиться хоть на край света – но туда не потребовалось. За две сотни километров от Утылвы, в деревне Батя возводили металлургический комбинат. Щаповы определились на строительство и поселились в брезентовом поселке. Отнюдь не райское место. Все уже описанные бытовые прелести. Роптать бессмысленно – так лучше, чем в ИТЛ№9. Хотя почему лучше? Добровольные строители гиганта индустрии еще жили в палатках или сооружали землянки в Коммуздяках в то время, как первые капитальные бараки поднялись рядом с площадкой в лагере для зэков. Жизнь по обе стороны от колючей проволоки не сильно разнилась. Все равно бежать некуда. На стройке гремели подвиги бригады Прова Сатарова. Но и Семену Щапову повезло отличиться – многотиражка Трудовая Вахта напечатала его портрет, и подпись гласила: «Новичок на строительстве С.И. Щапов на месте бетономешальщика демонстрирует большевистские темпы – это пример сознательного отношения. Борец за наивысшую производительность труда». После окончания строительства Семена Ивановича направили в литейный цех, там он превысил вредный стаж почти дважды, доработал до пенсии – фактически до смерти. С.И. Щапов давно умер, похоронен на кортубинском кладбище. Один из его сыновей – Игнат – как раз отец нашего Владимира Игнатьевича.

Семен Щапов среди первых построил землянку в Коммуздяках – счастье-то какое! после собственного дома на родине предков. Слишком сильны очутились тылвинские устои, что Щаповы на новом месте постарались их возродить. Было по всякому – и хорошо, и плохо, трудно, а еще была война. Игнат Семенович Щапов призывался на фронт, воевал в пехоте, был ранен, награжден медалями «За оборону Москвы», «20 лет победы в Великой отечественной Войне 1941-1945г.». Брат Игната Савелий с войны не вернулся. В стране – и в Кортубине, и в Утылве тоже – наступило мирное, спокойное время, о прошлом вспоминать нет нужды, и это прошлое – как блуждающая гора Марай – скрылось из жизни Щаповых аж на целых два поколения – Семена Ивановича и его детей. Теперь у тех детей уже собственное взрослое потомство. Семейство Щаповых продолжилось. Постепенно в Коммуздяках рядом вставали два дома – Щаповы и Тубаевы соседствовали.

Наш герой – Щапов Владимир Игнатьевич – старший сын. Как и вся Щаповская порода – крепкая, цельная, серьезная. Володя родился после войны – в новом справедливом мире, когда коммунизм был уже на подходе – вот-вот. Учился – не на отлично, но без резких всплесков. Осваивал с равной готовностью технические и гуманитарные предметы. Учителя претензий не имели – обычный пацан, не без ленцы и гонора, твердый середнячок. В Володе всего в меру – в меру успевал, в меру ловчил, в меру дрался и самоутверждался в пубертате, в свой срок включил мозги, повзрослел – с ним вполне можно договориться и сверстникам, и взрослым. Счастливое советское детство и юность. Детсад; затем побыл октябренком – внучонком Ильича. Пионером в составе звена в классе – решал дроби, зубрил Пушкина и писал сочинения про Зою Космодемьянскую и Марата Казея, веселился под новогодней елкой, ездил в летний лагерь и и участвовал в зарнице, каждую осень со всей школой собирал картошку на колхозных полях, играл в футбольной команде и посещал кружки в Стальконе. Лучшая пора. Для всех детей в Кортубине. Комбинат работал надежно – платил зарплату тысячам горожан, обеспечивал социальным жильем. Новоселы получали обычные тесные квартирки с кухоньками в шесть квадратов – и были на седьмом небе от счастья. Хрущовки, а потом и брежневки вытягивались одинаковыми рядами в одинаковых дворах в спальных районах на окраине, а старая часть Кортубина блистала сталинским ампиром (конечно, гораздо скромнее, чем в столице). Площадь Труда с фигурой Аристарха Кортубина на постаменте перед Управлением КМК – зданием из серого камня – жемчужиной городской архитектуры, культурным памятником. Улица Социалистическая с трамвайными рельсами и троллейбусными линиями, сталинками, арками, фонтанами. Зеленые скверы, цветочные композиции, Дворец Культуры Сталькон. Стадион Сталькон. Корпуса КорИСа – Института Стали, интеллектуальной штаб-квартиры всей кортубинской индустрии – царства чернины. И как могучие, надежные стражи над городом возвышались комбинатовские трубы. Клубился дым, Кортубин жил в ритме рабочих смен – целенаправленно, стабильно. Все определено Коммунистической партией и правительством, расписано в пятилетних планах. Так было – и так будет впредь. Ну, что тут скажешь?..

Вот и начнем… найдем, что сказать. Тот самый А. Кортубин в шинели и в чугуне – то есть, не советский деятель, а памятник ему. На октябрьские праздники Володя Щапов с другими пионерами стоял перед памятником в почетном карауле. Славная традиция – пионерский пост перед главным памятником города. Будущее отдает дань уважения героическому прошлому. На десять минут детская фигурка в белой рубашке, красной пилотке и красном галстуке застывала – рука поднята над головой в салюте. Выдерживали, не шелохнувшись. Затем, печатая шаг, подходил новый пионер на замену. Огромный истукан и ребенок. Мимо шли на работу кортубинцы, и никто не хмыкал – уважали торжественный момент. А у мальчишек замирали от восторга сердца… Это да, но следующее поколение юных кортубинцев – Герман Сатаров, Максим Елгоков и др. – уже не стояли у памятника и не могли понять и разделить эдакий восторг. Наверное, так все начинается – точнее, заканчивается? Потихоньку – по одному камешку, пузырьку, мальчику… Касается обычного человека и человека – легенды,