Большая семья - Филипп Иванович Наседкин

ручку. Через минуту показался и сам Недочет. Теперь с его стороны на траву Арсея посыплется скошенный клевер — так делал каждый, кому удавалось подкосить соперника. Арсей знал: тогда он намного отстанет. Но Недочет не до конца придерживался старого обычая: он попрежнему укладывал скошенный клевер на линию среза.

«Жалеет, — подумал Арсей. — А Ульяна не смотрит… И чего притворяется?»

Минуты две Недочет шел рядом с Арсеем, но потом стремительно вырвался вперед, далеко оставил за собой Арсея. Отойдя на безопасное расстояние, Недочет резко подался влево и вышел на прогон Арсея.

— Подко-оси-ил ми-лягу-у! — возвестил чей-то звонкий девичий голос.

Недочет стал ведущим. Арсей оглянулся. Другие косари были далеко — на первой половине участка, хотя они тоже ускорили темп. Гнаться за Недочетом было уже бесполезно. Арсей остановился, вытер пот с лица и принялся точить косу.

В обеденный перерыв Терентий Толкунов дружески говорил председателю:

— Ему нет равных! Это косарь на всю Россию!.. В молодости он косил за пятерых. Ей-бо!.. Помню, был я еще пацаном, выставили против него пять лучших косарей, а его поставили шестым… И что бы ты думал? Обедать пошел первым. Всех пятерых подкосил… Так что напрасно ты с ним связался, Арсей Васильич!..

Но Арсей был доволен. Теперь он ясно видел, что его соревнование с Недочетом разожгло желание у молодых косарей потягаться, помериться силой друг с другом. До обеда, по мнению Арсея, норма была перевыполнена не меньше чем в полтора раза. Теперь, в обеденный перерыв, молодежь горячо обсуждала приемы Недочета. Нашлись смельчаки, которые с задором утверждали, что не сегодня, так завтра, а уж они не отстанут от старика-мастера.

Недочет краем уха слышал эти горячие споры и добродушно усмехался.

17

Рядом с участком тракторной бригады на подъеме пара работали конные пахари. В большинстве это были ребята-подростки, ровесники Прохора Обухова. Многие из них в этом году впервые взялись за плуг.

Работали с раннего утра до позднего вечера и все же запаздывали. Слишком крепка была запущенная за годы войны земля. Но как бы там ни было, а дело шло к концу, и участок, поросший пыреем, с каждым днем сокращался.

Работали по методу, который предложил Антон Рубибей. Управлял конными пахарями Матвей Сидорович Гришунин. Он заведывал колхозной конюшней и был неумолимо придирчив к молодым ездовым. Впрочем, ребята и без того любили лошадей, берегли их и заботливо ухаживали за ними.

Прохор и Дмитрий работали с Матвеем Сидоровичем. Они чередовались через каждые два часа. Лошади, свободные от работы, тут же подкармливались свежим сеном и отрубями. Это поднимало производительность труда.

Прохор и Дмитрий работали добросовестно и завоевали любовь Матвея Сидоровича. Он разговаривал с ними, как со взрослыми, иной раз даже советовался, и ребята очень гордились доверием.

В этот вечер кончили работать с заходом солнца. Пахоты оставалось на три дня, и Матвей Сидорович решил давать больше отдыха ребятам.

В ночное ехали, как обычно, — всем гуртом, растянувшись длинной цепочкой. Впереди, покачиваясь на круторебром Супруне — буланом мерине с белой звездой на лбу, ехал Матвей Сидорович. Прохор и Дмитрий замыкали колонну. Дмитрий ездил на Пегой. Он любовно ухаживал за кобылой и особенно не жалел труда после того, как провинился.

— Где ж пиджак-то? — спросил Прохор, когда они тронулись в путь.

— Отдал, — сказал Дмитрий.

— Ой, брешешь?

— Чес-слово! — поклялся Дмитрий. — Позавчера ехал из Вершинок, вижу, лежит он, скрючился…

— Кто?

— Да председатель… Вижу, лежит. И вспомнил про пиджак. Слез, значит, подкрался тихонечко и укрыл его. Как он меня тогда…

— Молодец! — по-взрослому солидно похвалил Прохор Дмитрия. — А то таскает чужую одежу — и хоть бы тебе что! Ни стыда, ни совести!..

— Ладно, перестань, — попросил Дмитрий. — Раз отдал — значит всему делу крышка…

Ехали в Бусуновку, за Белые горы. Это был глубокий яр с неровными краями, поросшими редким: низкорослым кустарником. В нем росли высокие травы, но из-за кочек и стлавшегося по земле кустарника травы не косили. Издавна там были пастбища для лошадей. С ранней весны и до поздней осени в яру паслись табуны колхозных коней, и все же целые поляны высокого клевера, пырея, густой повилики оставались нетронутыми и прели под осенним дождем и толстым покровом снега. Однако другой скот сюда не пускали, хотя выпасов в колхозе было в обрез.

Остановив и стреножив лошадей внизу, возле ручья, Прохор и Дмитрий связали уздечки и пошли на гору. На широком выступе — обычном месте ночевки, уже маячили силуэты ребят. Вот вспыхнул костер — сначала маленьким, одиноким язычком пламени, потом взлетел снопом искр и рассыпался под сразу потемневшим небом.

— Знаешь что, Митя, — сказал Прохор. — Хочу тебе тайну открыть. Только ты поклянись, что никому не скажешь.

— Клянусь! — сказал Дмитрий. — По гроб жизни!

— Хочу в ремесленное пойти, — шопотом сказал Прохор. — В ремесленное училище. Вот… Как только осенью объявят набор, так и подам заявление. Хочу учиться.

— А на кого хочешь учиться?

— По электричеству. Электромонтером или еще кем, не знаю, а только чтобы электричеством управлять. Страсть хочу!

— Что ж тебе в Зеленой Балке не нравится?

— Кто сказал, что не нравится?

— Так отчего ж ты хочешь удрать отсюда?

Прохор добродушно рассмеялся:

— Вот чудак! Я ж потому и хочу учиться, что мне Зеленая Балка нравится. Не понимаешь? Ну, слушай… Осенью у нас будет строиться электростанция. Слыхал?

— Слыхал.

— Ну вот. Я выучусь, вернусь домой и буду работать на электростанции. Понял?

— Понял…

Они шли некоторое время молча.

— Слышишь, Проша, — сказал Дмитрий. — А если и я пойду в ремесленники?

— А ты по какой части?

— Ну, если тоже по этой… по электрической, чтобы с тобой на пару?