Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин

что ее сглазили или императора околдовали, а я сделал вывод по этим двум законам, что блудливые бабы чертовски достали Октавиана Августа. Наверное, поэтому он начал строить виллу на острове Капри. Хотя это место всегда будет привлекать посредственных писателей, к которым император относил и себя.

Я опять перебрался в латифундию раньше обычного. Надо было до начала полевых работ изготовить побольше зеркал, заработать денег. Появилось у меня желание обзавестись еще одной инсулой. Флавия опять беременна. Ей не дает покоя мысль стать почти независимой от мужа. Это притом, что я по нынешним меркам очень мягкий муж, разрешаю многое, пусть и не все, потому что в сравнении с моими женами из двадцатого и двадцать первого веков Флавия уж точно не тянет на роль жертвы феминизма. Ей еще катиться и катиться в ту сторону, пока не врежется лбом в одиночество. Если родит сына, то ему в наследство есть домус, который раньше принадлежал Спурию Геганию. Не помешает и постоянный источник дохода, на роль которого трудно найти что-либо лучше инсулы. По крайней мере, для нее легко найти управляющего и не нужно никаких специальных знаний, как с латифундией. Да и я уже знаю, во сколько в конечном итоге влетит строительство, и какие проблемы будут сопровождать его.

Весна порадовала ранней оттепелью и дождями. Они были не такими обильными, как в прошлом году, и прекратились раньше. Дальше началась обычная для этих мест жара. У меня на поле росла озимая репа, для которой все это было в самый раз. Она успела набрать вес до наступления высоких температур, а благодаря им, быстрее созрела. Мы собрали хороший урожай на зависть соседям, сделали запас на зиму, распродав остатки.

У моего соседа Марка Корнелия случилась очередная трагедия. Поле простояло зиму невспаханным, покрытым остатками погибшего гороха. Решил сэкономить. Вспахали только весной, посадив яровую пшеницу. Видимо, Марк Корнелий исходил из того, что, как и в прошлом году, будут обильные дожди, которые помогут ей вырасти, дать хороший урожай. Точнее, решение принимал вилик — пожилой и, вроде бы, достаточно опытный раб-египтянин. Он не учел, что здесь нет многомесячных половодий, которые очищают почву, в том числе, и от болезнетворных грибков. Пшеницу поразила прикорневая гниль. Не знаю, какой именно тип ее, близко к соседскому полю не подходил и своим рабам запрещал, чтобы нас не обвинили в колдовстве. Здесь это в порядке вещей. Если где-то затупил, виноваты колдуны-завистники, а ты и дальше самый умный.

С приходом жары все приличные римляне отправились на свои виллы, город опустел. Пришлось и Флавии перебираться в латифундию. Спокойная жизнь для меня и рабов закончилась. Мы теперь все без вины не ходим. Впрочем, достается больше рабам. Я целый день пропадаю или в мастерских, или на поле, огороде, пасеке, в саду, в море на рыбацкой лодке, или еду на коне в Остию порешать вопросы с экипажем зафрахтованного тендера, договориться со столярами об изготовлении подставок под зеркала и с купцами о продаже им продукции. Забирали влет все, потому что у меня репутация поставщика качественных товаров.

На пасеке, разделенной на две части, теперь сто восемь ульев с семьями. Опыляют всю округу, повышая урожайность. Решил на этом остановиться пока. Может, это случайное совпадение, неудачный год, но общий сбор остался примерно на том же уровне, несмотря на увеличение количества ульев.

Больше времени и внимания я уделял винограднику и саду. Первые апельсины, собранные зимой Воганом и присланные нам в Рим, оказались вкусными, понравились всем знакомым Флавии, из чего я сделал вывод, что будут пользоваться спросом у богачей. Зимой апельсины — чуть ли не единственные свежие фрукты. Пойдут вне конкуренции. Поэтому подготовили еще две дюжины саженцев, заняли ими часть поля, примыкавшую к саду. Выращивать зерно на продажу в мои планы не входило, только для себя, поэтому без колебания перепрофилировал излишки посевных площадей под фруктовые деревья и виноградные лозы. Рядом Рим — бездонный рынок, который поглощает фрукты и вино в огромных количествах, и, в отличие от зерна, их не раздают бесплатно.

Как-то контролировал я нанесение ляписа на стекла, недавно изготовленные, чтобы получить новую партию зеркал. Колдую над нитратом серебра сам. Рабам отдаю уже готовым к употреблению, чтобы никто не узнал и не продал технологию конкурентам. Кто-то из ушлых римлян выведал у кого-то из них часть секретов или расковырял одно из моих зеркал, сообразил, что к чему, но не полностью, и начал изготавливать собственные, пока что довольно паршивые, зато дешевые. Ему бы в Китае жить.

В мастерскую зашел Воган и доложил:

— Тебя спрашивает Имхотеп, вилик соседский.

В отличие от хозяев, управляющие латифундиями поддерживают хорошие отношения. Зимой тут скучно, ходят друг к другу в гости, обменивают козий сыр на вино. Я делаю вид, что не знаю об этом.

Египтянин был в старой, латанной тунике. У меня самый последний раб одет лучше. Смотрел с опаской, льстиво улыбаясь. Низко поклонившись, приветствовал меня на латыни.

— Ты пришел с миром? — шутливо спросил я на египетском языке, потому что имя Имхотеп переводится, как «Приходящий с миром».

Улыбнувшись искренне, вилик поклонился еще раз, ниже, и произнес на родном языке:

— Да, господин. Меня прислал мой хозяин. Он хочет стать твоим другом.

— Те, кто хотят подружиться, приходят сами, — возразил я.

— Он не уверен, что будешь рад ему, поэтому послал меня, — сказал в оправдание Имхотеп.

— Значит, дела у него совсем плохи, — сделал я вывод. — Что ему надо от меня?

— Хочет нанять твоих рабов с большим железным плугом, чтобы глубоко перепахали наше поле. Соседи требуют, чтобы сделал это, иначе сожгут всё вместе со строениями, — поведал он.

Моей репе было плевать на эту разновидность грибка, а вот на соседние поля, засеянные зерновыми, она начала расползаться. Ущерб пока наносит небольшой, но лиха беда начало. Мой плуг в почете у владельцев латифундий в этих краях. Он справляется с любыми почвами и пашет глубже и отваливает, а не пропарывает борозды, как местные рала. Когда надо поднять целину, или долго гулявшее поле, или перемешать нижние слои с истощившимися верхними, или запахать глубоко, как было в прошлом году, участки, пораженные птичьим глазом, приходят ко мне и по-соседски расплачиваются излишками своего урожая. Марк Корнелий решил, что варвар не сосед ему, поэтому лишился этой сельскохозяйственной опции. По-хорошему зараженное поле уже давно надо было запахать, как сидерат. Всё равно урожай будет ничтожным, не отобьет