Последние магнаты. Тайная история - William D. Cohan

не связанные друг с другом стороны смогли общаться друг с другом в формате и на языке, который был общим; это был язык цифр на определенном уровне, который люди использовали в своих организациях и между собой и своими клиентами, заказчиками или кем-то еще", - говорит Джим Манзи, который стал генеральным директором Lotus в 1984 году. "И в результате он стал очень мощным лингва-франка для того, что происходило в ту эпоху. Я не знаю, что это было основополагающим, но это была искра. Я думаю, что это, возможно, преувеличение, но я думаю, что это абсолютно большая часть цайтгейста того времени, вы знаете, что это была техническая часть цайтгейста". Так же как отмена фиксированных комиссионных в 1975 году навсегда изменила ландшафт Уолл-стрит, так и вирусное использование программного обеспечения для работы с электронными таблицами - сначала Lotus 1-2-3, который со временем был переплюнут Excel от Microsoft - среди банкиров и их корпоративных клиентов пошатнуло устоявшуюся иерархию. Но если отказ от фиксированных комиссионных был проблемой брокеров, то революция электронных таблиц полностью демистифицировала роль банкиров, занимающихся слияниями и поглощениями. Манзи назвал это "демократизацией Уолл-стрит".

Впервые тайна цифр была устранена. Алхимия сделок, которая, казалось, была тайной избранной группы высокоинтеллектуальных, опытных, подключенных инвестиционных банкиров, теперь была доступна всем. В конечном итоге конкуренция между финансовыми учреждениями за предоставление высокодоходных и престижных консультаций по слияниям и поглощениям усилилась, поскольку новые участники, такие как коммерческие банкиры, могли проводить тот же анализ, что и инвестиционные банкиры. Финансовые модели можно было распространять среди банкиров и их клиентов. Предположения можно было корректировать, просто изменяя число в ячейке. Можно было быстро прогнать несколько сценариев. Можно легко определить, сколько одна компания может позволить себе заплатить за акции другой. Можно было мгновенно рассчитать внутреннюю норму доходности, а также разводнение прибыли. Определенная числовая точность захватила мир сделок - так называемый паралич анализа.

Теперь, неизбежно, часть этой точности оказалась ложной, причем дорогостоящей. Кроме того, последовала реакция против коммодитизации консультаций. Сам Манзи был одним из многих руководителей компаний, которые со временем осознали, что ценность суждений банкира важнее, чем его способность провести финансовый анализ. "Есть невероятно умные люди, которые работали в инвестиционном банкинге до, во время и после [революции электронных таблиц], которые понимают, что дело не только в цифрах, но и в том, какие суждения применяются, есть ли здесь основная экономическая логика и сможет ли команда в результате реализовать задуманное, в отличие от этих глупых размышлений о квадратах цифр в электронных таблицах", - сказал он. "И вы знаете, что есть лишь несколько человек, которые отлично в этом разбираются". И это одна из причин, по которой десять лет спустя, в 1995 году, Манзи выбрал Феликса и Джерри Розенфельда, работавших тогда в Lazard, чтобы помочь Lotus противостоять нежелательному и враждебному предложению IBM о покупке за 3,5 миллиарда долларов.

 

 

В девятьсот восемьдесят первом году Lazard заняла первое место в мире по количеству сделок слияний и поглощений, приняв участие в сорока пяти сделках на сумму 12 миллиардов долларов. В финансовом плане год стал рекордным: компания получила 84,1 миллиона долларов дохода до налогообложения от трех своих домов. Мишель прочно обосновался в компании, сумев с помощью партнера Lazard в Париже Бруно Роже убедить нового президента Франции, социалиста Франсуа Миттерана, не национализировать парижское партнерство Lazard в рамках плана Миттерана по национализации всех французских банков. Даже конкуренту Lazard - Ротшильду - не удалось избежать национализации. Несмотря на то, что дело шло к развязке до самого последнего момента - когда критерием для решения вопроса стало наличие депозитов на сумму менее 1 миллиарда франков, - Lazard стал единственным французским банком, о котором когда-либо слышали, избежавшим национализации. Благодаря этому тщательно спланированному и тщательно пролоббированному удачному стечению обстоятельств Lazard на протяжении большей части 1980-х и 1990-х годов стремился увеличить свою долю рынка - и прибыль - во Франции до стратосферы. В те времена во Франции просто некуда было обратиться за независимой консультацией по слияниям и поглощениям. "Мы объяснили Жаку Аттали и Мишелю Рокару [двум ключевым советникам Миттерана], что мы не банк, - говорит Мишель, как всегда, с безупречной логикой, - а скорее сервисная компания". Это стало крупной победой для давней стратегии Lazard, которая заключалась в том, чтобы подлаживаться к политикам - принимая их на работу в фирму, оказывая им финансовую поддержку или просто общаясь с ними, что бы это ни потребовало - везде, где она вела бизнес. В 1988 году, например, благодаря тому роковому решению, принятому в 1981 году, прибыль Lazard до уплаты налогов в Париже достигла своего исторического максимума - 109 миллионов долларов, по сравнению с 10 миллионами долларов в 1984 году. "Они раньше других поняли, что именно на пересечении политики и бизнеса открываются самые широкие возможности заработать больше всего денег", - сказал о Lazard Бернар Эзамбер, давний партнер Ротшильдов и советник президента Франции Жоржа Помпиду.

Со своей стороны, в 1981 году Феликс вновь сосредоточился почти исключительно на сделках, хотя и оставался председателем совета директоров MAC. Новые партнеры вносили значимый вклад. Дэймон Меццакаппа начал строить небольшой, но прибыльный бизнес на рынках капитала. Накладные расходы оставались низкими. Lazard был готов к тому, что окажется удивительным периодом роста прибыльности, как раз в то время, когда рынок слияний и поглощений взорвался редким сочетанием крупных стратегических слияний и появлением хорошо финансируемых корпоративных рейдеров и компаний, занимающихся выкупом. Девятнадцать восемьдесят один год стал также годом, когда Феликс и Lazard смогли - окончательно и без лишнего шума - оставить скандал с ITT позади. В мае ITT достигла соглашения с федеральным правительством о выплате налогов в размере 17,8 миллиона долларов, фактически завершив семилетнюю судебную тяжбу. (В 1981 году Феликс также передал свое место в совете директоров ITT Мишелю).

По иронии судьбы, как раз в то время, когда дело ITT потихоньку сворачивалось, Феликс укреплял свой статус национальной фигуры. Катализатора для этого, конечно, не было, поскольку его репутация человека, заключающего сделки, была признана уже много лет назад. А роль председателя MAC позволяла ему с полным основанием приписывать себе заслугу в том, что он помог Нью-Йорку решить его финансовые проблемы и создать институциональный механизм для предотвращения их повторения.

Однако переломным моментом для Феликса стало избрание Рональда Рейгана, идеолога консерватизма, чья политика и риторика вновь привнесли в национальные дебаты политику поляризации - раскол,