Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поселок порадовал Костромина прямизной коротких, но широких улиц, тогда как сижемские улицы и переулки неизвестно почему горбатились, хотя оба поселка строились на ровном месте и кривить улицы в Сижме не было никакой необходимости. Дома Медвежки выглядели солидно, даже немного торжественно, словно и сами знали, что срублены на диво, проконопачены прочно, а печи их не задымят, пока не развалятся от старости. У клуба-теремка инженер простоял с четверть часа, любуясь вологодским кружевом Чудова.
– Неужели все это из дерева сделано?
– Не вздумайте сказать так Чудову, – предостерег Настырный, – обидите старика. Он считает дерево самым пластичным материалом.
– Верно, что из-за этого кружева вы имели неприятности с Промбанком?
– Было дело. Приехал к нам в Медвежку контролер Промбанка и решил, что деревянное кружево хотя вещь и красивая, но трудоемкая и бесполезная. Я ему говорю, что Чудов вырезал кружево бесплатно, в подарок новому поселку, – не верит. Перерыл контролер бухгалтерские документы, все искал следов растраты. Так и уехал полный сомнений…
Зашли в гараж. В нем находился только один полуразобранный трактор, возле которого возились тракторист с помощником и механик. Настырный подвел инженера к стене, ткнул смуглым пальцем в график, пояснил:
– Планово-предупредительный ремонт. Завтра выйдет на работу.
После гаража начальник лесопункта предложил Костромину осмотреть баню.
– Другой такой бани ни в Сижме, ни в районе, ни даже в целой области вы не найдете! – впервые за весь день похвастался Настырный. – Паркета и ванн у нас, конечно, нету, но что касается пара…
Настырный рассмеялся – тоже первый раз за день. Смех у него был звонкий, детский, и Костромину показалось, что перед ним с новой стороны приоткрывается неясный для него характер начальника Медвежки. Правда, новое наблюдение как будто противоречило прежнему, сделанному в лесу во время созерцания Кокшинского отрога, но это даже и понравилось Костромину, который не очень-то любил встречаться с людьми однообразными – «неветвистыми», как он их называл.
По наружному виду бани никак нельзя было догадаться, что равной ей не найти во всей области. Срубленная из очень толстых бревен, она стояла на отшибе, у ручья, низкая, приземистая, и добродушно таращила на белый свет два маленьких подслеповатых оконца.
– Мы с Чудовым сами каждое бревнышко для нее подбирали! – сказал Настырный, любовно поглядывая на свое невзрачное детище.
Костромин подивился, что эта неуклюжая баня и тонкая кружевная резьба по карнизу клуба были сделаны одними и теми же руками. Видимо, строя баню, мастер совсем позабыл о красоте и все свои усилия направил на то, чтобы ни одно самое крохотное облачко пара не просочилось наружу.
– Можно заодно и помыться, – предложил Настырный. – Поезд в Сижму будет не скоро, а банька у нас ежедневно топится.
Начальник Медвежки оценивающим взглядом окинул фигуру инженера, словно прикидывал, крепок ли окажется гость в парной на полке. В нарочито равнодушных словах его Костромину послышалось даже что-то недоброе.
– Испробуем когда-нибудь. Я теперь чаще буду к вам приезжать.
– Ну, смотрите: баня за вами! – памятливо сказал Настырный и предложил до отхода поезда пойти к нему перекусить.
Дома начальник лесопункта познакомил гостя с матерью – маленькой сухонькой старушкой со следами былой красоты на худощавом властном лице. Не верилось, что эта небольшая женщина могла родить такого крупного, сильного человека, как Настырный.
На письменном столе Костромин заметил раскрытый учебник электротехники. Хозяин перехватил взгляд инженера, сказал смущенно:
– Хочу вот подковаться, да нелегко одному. Вчера целый вечер просидел над косинусом фи, а всей премудрости так и не постиг.
– Не огорчайтесь, – утешил Костромин. – Я где-то читал, что когда Горький самостоятельно изучал электротехнику, то на этом месте тоже споткнулся.
– Горький – и косинус фи! – изумился Настырный. – Вот уж никак не думал, что Алексей Максимович изучал электротехнику… Любознательный, однако, был он человечище!
– Не хотел, видимо, отставать от своего века, – предположил инженер. – Потому и стал человеком на века… А насчет косинуса фи, если хотите, могу объяснить. Этот раздел я как раз неплохо помню…
И пока старушка накрывала на стол, Костромин с карандашом в руках рассказал начальнику лесопункта все, что помнил о косинусе фи.
– Так просто! – удивился Настырный.
Сели за стол.
– А где же Чудодеич? – спросил Настырный у матери.
– Покормила твоего колдуна, не бойся. Побежал в свою столярную мастерскую. «Мне, – говорит, – надо бракерам лекцию по древесиноведению читать». Тоже нашли профессора!.. Слышала, супруга ваша приехала, – обратилась она к гостю. – Славная, передавали, женушка.
– Да, жена у меня хорошая, – стараясь говорить как можно искреннее, сказал Костромин, испытывая странное, немного мстительное удовольствие оттого, что хвалил Софью, которая вчера так несправедливо отнеслась к нему.
– А я вот никак не могу женить своего бардадыма, – пожаловалась старушка.
– Хватит вам, мамаша, – недовольно сказал Настырный. – Надоело!
– Ты командуй на работе, а дома твоя власть на пороге кончается! – осадила мать сына. – Вот возьму и расскажу Геннадию Петровичу твои секреты… Все удивляются, откуда он новые машины знает, некоторые даже думают: такой мой Илюша умный, глянул лишь на машину – и сразу ее насквозь видит, до последней гайки. А на самом деле, как только новая машина у нас появится, сынок мой все чертежи к себе заберет и сидит над ними, изучает. По ночам с фонарем к машине ходит, чтобы в натуре все проверить. Тогда к нему не подступись – злится, что не сразу машина дается. А как постигнет все хитрости, так добрый делается – чего хочешь проси, не откажет. Я этим случаем пользуюсь и подарки себе выманиваю!.. Ну а народ ничего не знает, вот и удивляется, какой он у меня разумный… Много бы я могла рассказать, как красное знамя Медвежке достается!..
Настырный осуждающе качал головой и сердито смотрел на мать. Костромин и не подозревал, что старушка может оказаться такой великой разоблачительницей сыновней славы. Видимо, она рада была свежему человеку в доме и изо всех сил старалась развлечь его, не щадя даже самолюбия дорогого Илюши.
Уезжал Костромин из Медвежки уже в сумерки.
– Обижаются на вас, Илья Семенович, начальники других участков, – сказал он на перроне. – То углежога с Восемнадцатого километра перетащили к себе, а теперь, говорят, слесаря-инструментальщика – с Седьмого. И правда, зачем вы у них людей сманиваете?
– Никого я не сманивал, – сердито ответил Настырный. – Углежог у них сторожем работал, а слесарь – истопником. Подбираю тех, кого они использовать не могут. Ведь не выкрадываю,
