Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный

словно почувствовал неладное в доме, и родители его сразу виновато затихли. Разделенные люлькой, они стояли друг против друга и смотрели, как спит их сын. Во второй раз за вечер Софье показалось, что Андрюшка все понимает и только до поры до времени скрывает это от своих родителей, ожидая видимо, когда они поумнеют и перестанут ссориться.

На цыпочках отошли они от люльки сына, остановились возле стола.

– Что ж, будем ругаться дальше или перекур сделаем? – насмешливо спросил Костромин.

– Давай поговорим спокойно, – предложила Софья. – Я не ругаться хочу, а только выяснить, что с тобой происходит. Все эти дни я ждала, что ты сам заговоришь. Скажи, что у тебя не ладится?

Костромин ожидал: Софья извинится перед ним в том, что затеяла весь этот нелепый, по его мнению, разговор и испортила ему вечер. Но в голосе жены ему послышалось такое убеждение в собственной правоте, что он понял: она не только не думает извиняться, но даже и не жалеет, что этот разговор состоялся. И Костромин позабыл, что он сам еще минуту назад собирался мириться с женой, и сказал убежденно:

– Не надо, Соня, дорогая, притворяться! Совсем не этого ждала ты от меня в последние дни. Разве я не видел, как ты присматривалась ко мне, выпытывала, все никак не могла решить, как это случилось, что ты так сильно ошиблась во мне раньше. Признайся, ты именно об этом думала всю неделю? Я не понимаю только одного: в чем я виноват, если ты во мне ошиблась? Ведь ошиблась ты, а не я!

Костромин преувеличенно вежливо поклонился.

– Знай же! Пока еще я не разуверилась в тебе, – с невольной угрозой в голосе сказала Софья, злясь на мужа за все его жалкие слова и подозрения и как бы предостерегая его от таких поступков, которые могут и в самом деле заставить ее разувериться в нем.

Костромин расслышал эту угрозу: неудачи последнего времени обострили его чуткость ко всему, что могло показаться ему обидным.

– В таком тоне ты со мной не разговаривай, – тихо сказал Костромин. – Не привык! – Он широко развел руками и повторил вдруг полюбившееся ему: – Не привык! – как бы прося Софью на будущее учесть его привычки.

Софья махнула рукой и отвернулась. Тогда Костромин не спеша, с видимым удовольствием надел полушубок, тщательно застегнулся и потоптался у порога, ожидая, что Софья поинтересуется, куда он так поздно собрался из дому. Ему уже не надо было ее извинений; но если бы она заговорила с ним, да еще вдобавок попросила его не уходить, он великодушно простил бы ей все нападки и остался дома. Но Софья молчала, упорно не замечая его выжидательных взглядов.

Костромин вышел из комнаты, широко распахнул дверь, собираясь громко хлопнуть ею назло Софье, но вовремя вспомнил, что Андрюшка, ничуть не виноватый в ссорах родителей, сладко спит, и беззвучно прикрыл за собой дверь.

И то ли потому, что поле боя – квартира – осталось в распоряжении Софьи, а он безвольно бежал, или потому, что не удалось ему напоследок хлопнуть дверью, но Костромин ощутил вдруг какую-то неуверенность в собственной правоте.

4

На улице было тихо и морозно. По радио передавали какую-то научную статью, и все сижемские громкоговорители произносили цифры и термины. Костромину понравилось, что передают не танцевальную музыку или веселые песни, а серьезную статью, под которую не запляшешь!

Он дважды из конца в конец пересек весь поселок и направился в контору. Делать ему сейчас там было нечего, но возвращаться домой не хотелось, а на улице было слишком холодно для продолжительных гуляний. Уборщица, вручая ему ключ от кабинета, так неодобрительно посмотрела на него, как будто догадывалась, что инженер не работать пришел в контору, а прячется здесь после ссоры с женой.

В кабинете Костромин достал из ящика стола тощую папку, предназначенную для заметок и проектов по преобразованию леспромхоза. Кроме письма замполита Следникова, в папке находились докладная записка начальника службы тяги, в которой предлагалось построить специальный экипировочный пункт, где бы производилась полная заправка паровозов, и несколько исписанных Костроминым листков с наметками нового расписания движения поездов по узкоколейке на то счастливое время, когда леспромхоз – неизвестным пока инженеру способом – начнет перевыполнять свой план: Костромин хотел быть дальновидным!

Он перечитал все бумаги, но так и не нашел, каким путем можно вытащить Сижму из прорыва. Костромин сидел над раскрытой папкой и курил одну папиросу за другой. Ему очень хотелось именно сейчас, после ссоры с женой, найти выход из своего затянувшегося положения неудачника, чтобы Софья наглядно убедилась, как она была не права со своими преждевременными выводами о его никчемности…

И хотя Костромин не нашел все-таки никакого выхода, но уверенность в том, что жена поторопилась со своими окончательными выводами, прочно жила в нем.

– Спешите, Софья Алексеевна, спешите! – вслух проговорил Костромин, выключил свет в кабинете и подошел к окну.

Крупная луна в рыжеватом мешочке тумана – к морозу – сторожила пустынную улицу поселка. На освещенных скатах крыш снег лежал оранжевый, а на затененных – отливал студеной синевой. Поселок спал, только слева от конторы бессонно светились огоньки депо, а справа – механической мастерской.

В накуренном кабинете было душно, и Костромин открыл форточку. Молочно-белый морозный воздух крутой струей ударил в комнату, тяжело пал книзу, завихрился и густым облаком задернул окно с бессонными огоньками – отрезал инженера от всего внешнего мира, оставил с глазу на глаз с самим собой.

…Совсем по-иному представлял он себе приезд Софьи. Не успев даже освоиться на новом месте, она накинулась на него с расспросами, обидела непрошеной жалостью, требовала, чтобы он немедленно покаялся перед ней и признался в своей беспомощности. Костромин перебрал в памяти весь недавний разговор с женой, и хотя теперь многое из того, что он говорил, показалось ему мелочным и не совсем справедливым, но от главного – от права не посвящать Софью в свои производственные неудачи – он не отказывался и сейчас.

Ну зачем ей так понадобился весь этот разговор? Неужели Софья еще настолько наивна, что считает, будто могла бы ему помочь? Что она тут может сделать, если он, инженер, и то ничего не в состоянии придумать!..

Костромин долго стоял в темном кабинете перед затуманенным окном. Разговор с женой живо напомнил ему близкое прошлое: Ленинград, институт, мечты о работе. Сегодня впервые за последние полтора месяца он взглянул на себя, на свои неудачи глазами недавнего выпускника института, полного надежд и веры в свои силы и знания. Взглянул – и понял,