Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный

конечно… – сказал старый мастер, закашлялся и потом спросил обиженно: – Будем приемно-сдаточный акт писать?

– Идите пишите, – согласился Осипов. – Я подпишу.

«Не мелочный», – решил Костромин.

Чистка волоков и уборка пасеки заняли минут двадцать.

– Каждый день в конце работы будете сдавать мне делянку в таком виде. Пенек на волоке должен стать чрезвычайным происшествием! – сказал Осипов бригадиру и назначил двух обрубщиц сучьев – самых молодых и самых румяных – ответственными за состояние волоков.

– Мы что же, должны теперь разорваться – и сучья руби, и волоки чисть? – заспорила с мастером обрубщица, которая была еще румянее своей подруги.

Осипов объяснил, что им придется всего лишь раз-другой обходить за смену волоки, если только трактористы не заявят о каком-нибудь неожиданном препятствии.

– Девоньки, я буду вас информировать! – закричал с трактора Валерка. – Как пенек покажется, я сразу: «Алло, центральная, подайте сюда Надю и Лену, чрезвычайное происшествие!» Будьте спокойны, за неделю колхозные румянцы со щек посгоняю!

Мезенцев дернул помощника за полу ватника. Знатный тракторист был человек серьезный и не любил, когда «фэзэошники» шумели на работе.

Бригада приступила к валке леса. Чтобы блеснуть перед начальством, бригадир, работавший мотористом электропилы, выбрал самую толстую сосну на пасеке. Костромин засек на часах время. Прошло всего две с половиной минуты, и могучая сосна, высоко взвихрив тучу снега, вытянулась у ног моториста. Инженер с невольным уважением посмотрел на электропилу. Короткая пила в руках бригадира невинно поблескивала мелкими зубьями, словно совсем и не ее это была работа.

– Кубометров пять будет? – спросил Костромин у мастера.

Осипов прищуренным глазом окинул ствол и определил:

– Четыре верных.

«За две с половиной минуты – двухчасовая норма ручной заготовки. Нет, на пятом году послевоенной пятилетки валка леса не может быть узким местом в механизированном леспромхозе…»

Тонкие и средней толщины деревья электропильщики валили походя. Двадцать – тридцать секунд – и дерево лежало на земле. Машинист электропилы с помощником больше времени тратили на переходы от одного дерева к другому, чем на самую валку.

Обрубщицы сучьев, по пояс проваливаясь в снег, приступили к разделке поваленных деревьев. Обрубка сучьев не поспевала за валкой. Костромин смотрел, смотрел, потом скинул полушубок и решительно направился к той румяной обрубщице, которая спорила с мастером, а теперь от работы разрумянилась еще больше. Инженер так и не понял – Надя она или Лена.

– Померзни-ка, а я погреюсь, – сказал он и взял у девушки топор.

Осипов неодобрительно покосился на инженера, думая, что тот рисуется. Костромин обрубил ветви с нескольких деревьев и понял, что работа эта не такая безобидная и легкая, как ему показалось при первом осмотре сижемских лесосек вместе с Чеусовым. Сама рубка сучьев была нетрудна – сильно мешал глубокий снег. Он сковывал всю работу сучкорубов, не давал передвигаться – ведь надо было не только обрубить ветви, но и стащить их в кучу для сжигания.

– Товарищ инженер! – крикнула от костра Надя-Лена, гордая тем, что сам главный инженер леспромхоза работает ее топором. – Товарищ инженер, и когда вы нам обрубку механизируете? Все работают как люди, а мы по старинке: тюк да тюк… И чего наши профессора-ученые думают? Взяли бы давно да изобрели такую машину, чтоб сама сучья рубила!

– Профессора профессорами, а топор у тебя, девушка, тупой, – ответил Костромин и рассказал, что, насколько ему известно, работы по изобретению механического сучкоруба ведутся, но на производстве он еще не применяется.

– Эх, выдать бы этим самым ученым изобретателям по топорику да дня три заставить полазить по снегу, так они мигом бы изобрели! – сказала безжалостная Надя-Лена.

Девчата-обрубщицы засмеялись, представив, как почтенные ученые, все до одного в очках, бродят по пояс в снегу и тюкают топориками, а их бойкая подруга покрикивает на несчастных – и не дает минуты передышки, – чтобы они поскорей изобретали механический сучкоруб.

– Кого высмеиваете? – спросил расходившихся девчат бригадир, обиженный за изобретателей. – В лесу – без году неделя, а беретесь судить. Поваляли бы лес лучком или поперечной пилой, так узнали бы, чем мы обязаны изобретателям!

И бригадир признательно погладил рукоятку электропилы.

Костромин надел полушубок, подошел к Осипову.

– Топоры поточить сегодня же, – распорядился он. – Но четыре обрубщицы за электропилой все равно не поспеют, особенно зимой. Придется увеличить до шести.

Мезенцев привел трактор на пасеку и умело развернул его на площадке, приготовленной прицепщиком. С лязгом опустился откидной щит. Знатный тракторист слегка осадил послушный «котик» назад, чтобы сошники щита глубже вошли в снег. Валерка, украсивший свое лицо еще двумя свежими, симметрично расположенными маслянистыми пятнами, спрыгнул с трактора и стал помогать прицепщику. Они крепили чокеры за вершины хлыстов, на которых обрубщицы предусмотрительно оставили сучки, и Валерка громко пел, не щадя своего голоса и слуха присутствующих:

В лесу родилась елочка,

В лесу она жила.

Зимой и летом стройная,

Еловая была…

– Еловая была… – машинально повторил инженер и одобрительно усмехнулся: в юности он тоже любил разные несуразицы.

Валерка живо напомнил Костромину другого молодого тракториста – тоже упрямого и насмешливого. Разница была только в том, что тот работал в МТС на колесном тракторе. Днем парень водил трактор по коротким загонам небогатого пахотной землей северного колхоза, а вечера просиживал над учебниками, готовясь к экзамену за среднюю школу, которую не довелось окончить вовремя. Дружки по десять раз проходили с голосистой гармоникой под окном, вызывая на улицу, а он сидел за столом, подкручивая фитиль в лампе, и натруженными, не отмытыми добела пальцами листал таблицу логарифмов. Потом парень сдал экстерном экзамен за среднюю школу и уехал с самодельным сундучком завидной прочности учиться в институт. Учебе помешала война, и он, как все, стал воином. Отходил до Волги, а потом настал день, когда вышел к Эльбе – чужой реке, которая была по-немецки худосочна и по всем статьям уступала родным рекам. После войны уже никому не приходило в голову называть его парнем, а он снова сел за парту. Однажды на студенческом вечере он встретил выпускницу педагогического института, которая почему-то сразу начала его высмеивать и презрительно именовала «лесным студентом». Был такой же, как сегодня, солнечный зимний день, когда она сказала, что ни за что не станет его женой («Это абсолютно исключено!»), потом зло засмеялась, тут же заплакала, упрекнула его в том, что он ничего, решительно ничего не понимает, присмирела после поцелуя и повела знакомить со своими родителями. Недавно он защитил диплом с отличием, приехал в Сижму и встретил тут грязнулю Валерку, с молодым упрямым огоньком в глазах, постоянной насмешкой в голосе и нелепыми расспросами о марсианских лесах, –