Черное озеро (СИ) - К. Разумовская

заставляя Амура улыбнуться. Он в удивительно хорошем расположении духа для того, кто думает, будто он чуть не стал жертвой расправы.

— Был бы не так отвратителен, если бы ты была более решительной и залезла верхом сразу же, а не мялась передо мной так долго.

— Меня никто не заметил. — настойчиво парирую я, будто попытка убийства является чем-то, о чем можно вот так просто говорить.

Теперь он точно убьет меня.

— О, дорогая, ты думаешь, что настолько оригинальна, втихаря прогуливаясь ночью до моей спальни?

От его нахального тона у меня прерывается дыхание. Давлюсь воздухом, пытаясь правильно подобрать слова:

— Что? Хочешь сказать, будто Идэр и Нева не замечали меня намеренно?

— Даже мне нужен отдых.

Амур пожимает плечами. Его дыхание выровнялось, чего я не могу сказать о себе при всем желании.

Какой стыд. Теперь все будут убеждены в том, что я — проститутка.

— Соболезную твоим женщинам, если ты вот так валяешься бревном. — пытаюсь поддеть его я. Быть может, так мне удастся скрыть свою оплошность?

— Ты не в том положении, чтобы хамить. — напоминает Разумовский, зевая. Он нажимает на мои руки чуть сильнее, и они проваливаются в мягкое одеяло. Вжимаюсь в постель в попытках отстраниться от Амура как можно дальше. Тщетно. Тепло от его обнаженной груди обжигает живот. Когда я видела его без рубашки в предыдущий раз — он же — первый, Амур в истерике переворачивал столы.

— Хорошо хоть ты не спишь голым.

— Сегодня — нет.

— Ты отвратителен.

Опускаю голову на подушку. Амур довольно кивает и бросает беглый взгляд на часы на стене.

— Знаю. Как насчет позднего ужина? Или сейчас это уже ранний завтрак?

Его вопрос застаёт меня врасплох. Я молча хлопаю глазами, пытаясь понять шутит ли он. Разумовский же выглядит более чем серьезно, не считая тени улыбки. Задаю встречный вопрос, не скрывая скепсис:

— Чем обязана такой чести?

— Мне нравится твоя самоотверженная дурость. Хочу узнать способна ли ты на что-то кроме хамства.

— На правду не обижаются. — надувшись отвечаю я, разглядывая бледные полосы на его лице.

Опасно красив.

— Ты испытываешь мое терпение.

— Единственное что я испытываю, так это некоторые трудности, появившиеся из-за когнитивного диссонанса между командой подняться и тем, как ты прилег сверху.

Амур задумчиво замолкает, пытаясь переварить полученную информацию.

— Встань.

Амур послушно и без возражений поднимается. Отряхиваю невидимую пыль и поправляю волосы. Разумовский берёт со стула жилетку и кожаные застежки для ножей. Я как завороженная наблюдаю за тем, как он одевается. Не слишком медленно, но лениво. Будто на автомате, но безукоризненно привлекательно.

Никогда бы не подумала, что вид одевающегося мужчины может быть более привлекателен, чем когда он снимает одежду.

Разумовский заканчивает он накидывает пиджак и тихо бурчит под нос:

— Напяль что-нибудь. Там холодно.

Его слова вгоняют меня в ступор. Мы молча глядим друг на друга в полумраке комнаты. Шрамы на лице отбрасывают тени, делая лицо еще более угловатым, будто высеченным из камня.

— Там холодно. Оденься.

— С чего такая обеспокоенность?

Моя подозрительность плавно перерастает в паранойю.

— Вдруг ты заболеешь и станешь еще более бесполезной. Если это вообще возможно.

Меня злит его ответ. Но чего еще я могла ждать от этого человека?

— На кухне?

— Люблю есть на природе. — бросает он через плечо, покидая свою комнату. Плетусь за ним, еле поспевая.

Отлично поговорили. Все живы, да и ладно.

Зайдя в нашу спальню, едва освещаемую сиянием звездного неба за окном, с трудом различаю контуры мебели. Шорох. Нева поднялась на локтях и свешивается со второго яруса кровати.

— Ты в порядке?

Ее голос тягучий и тихий. Неровно обрезанные пряди волос торчат в разные стороны, когда худое узкое лицо наклоняется. В темноте Неву легко можно принять за мужчину.

— Да.

Ощупываю пальцами кровать. Холодная жесткая поверхность не идёт ни в какое сравнение с теплой периной Амура.

Разбалованный и высокомерный.

— Куда ты собралась?

— Амур предложил пройтись.

Нева садится в кровати, и ее голова упирается в потолок. Княжна смотрит на меня сверху вниз. И пускай я не вижу ее лица, но внутри поселилась безоговорочная уверенность в том, что она осуждает меня.

— Он никогда не делает ничего просто так. Все так говорят. — после долгого молчания выдаёт она. Я наконец нащупываю пальто и поспешно натягиваю его на плечи.

— Возьми с собой что-нибудь.

Княжна укладывается обратно в кровать. Я без лишних препирательств беру со стола нож и запихиваю его во внутренний карман. Покидая комнату быстрыми шагами, не беспокоюсь о бесшумности передвижения. Дверь тихонько скрипит за спиной. Идэр зло шипит вслед:

— Вот сука.

Я думала, что она спит.

Выбираюсь на улицу. Холодный и свежий ночной воздух ударяет в лицо. Мышцы напрягаются. Глубоко вдыхаю, впуская в себя холод и темноту. Тишина, нарушаемая трелью сверчков и кваканьем жаб была прервана голосом Амура.

Разве живность не должна давно спать?

— Ты долго.

Игнорирую его, вглядываясь в ночное небо. Бескрайнее черное полотно, усеянное бесчисленным множеством ярких звезд, точно такое же, как дома.

Дом.

Меня охватывает странное чувство легкости. Дом. Старый плед, привезенный из маминого дома в деревне, пара расшатанных стульев, кокосовый гель для душа. Несколько драных пар фирменных кроссовок, почти новый плазменный телевизор, к которому я так и не прикоснулась. Всё пользовалась этим пузатым уродцем с проволочными антеннами. Берегла, оставляла на потом, которого так и не наступило. Дом. Подъезд, провонявший нафталином и кошачьими экскрементами. Трещины на сером фундаменте убогой девятиэтажки. Дом. Пара школьных друзей, с которыми разорваны все связи, десяток подельников, которых я ненавижу. Мама с её кошками и подругами, мечтающие выдать меня замуж за достойного человека. Недостойную меня за достойного!

Она никогда не догадывалась о том, что я всю жизнь лгала ей! Мама видела лишь то, что хотела видеть: медсестра, зарабатывающая достойную зарплату. Она не задавала вопросов, довольствуясь моим враньем. Неужели она не догадывалась? Или просто не хотела замечать очевидное?

Я просто боялась сказать ей, что её дочь — сплошное разочарование.

Какая к черту разница, где я? Никто не вспомнит обо мне завтра, будь я здесь или там. Разве принципиально, где я нахожусь, если это ничего не изменит?

— О чем думаешь? — Амур подходит совсем близко и облокачивается спиной о стену дома. Следую его примеру, кутаясь в пальто.

— О том, что должна была придушить тебя.

Тяжелый и разочарованный вздох. Украдкой бросаю взгляд в сторону Разумовского. Он стоит той стороной, где не видно шрамов. Острые скулы, надменная полуулыбка, застывшая тенью на бледных губах.

— Злишься? — отводит взгляд от горизонта