Пикассо. Иностранец. Жизнь во Франции, 1900–1973 - Анни Коэн-Солаль

– Я счастлив как никогда.

– Сколько Ваших работ здесь представлено?

– Семьдесят четыре.

В то время как американская аудитория получила все ресурсы для анализа и глубокого понимания 362 работ, созданных художником за сорокалетний период творчества и продемонстрировавших полную палитру его эстетической виртуозности, французская публика Салона освобождения ничего не знала о произведениях Пикассо, за исключением, возможно, «Герники», и была совершенно не подготовлена к их восприятию. Оказавшись перед такими картинами, как «Кот, пожирающий птицу», «Мальчик с лангустом», «Женщина с артишоками», «Серенада», «Натюрморт с черепом и кувшином» – мощными, исполненными мучительного отчаяния и тревожащими неизгладимым отпечатком оккупационных лет – некоторые из посетителей лишались дара речи от этого «танца ужаса», а другие срывали картины со стен, не в силах сдержать свою боль. Почитаемый за границей Пикассо оставался предметом споров на своей новой родине. «Работы, которые я создал за последние четыре года, – сказал художник в интервью газете New York Times, – кажется, кое-кого вывели из себя». В таких несхожих реакциях Франции и Америки не было ничего нового, но война, по-видимому, усилила их. В конце концов картины Пикассо пришлось охранять, прибегнув к помощи полицейских.

«Вы, как иностранец, должны уважать Францию, но Ваши мерзкие картины вызывают отвращение у всех, кто хоть немного разбирается в ценностях искусства», – написал анонимный посетитель выставки в письме, хранящемся в Музее Пикассо в Париже{767}. Для одних – непризнанный мастер, для других – лжепророк: таким был образ Пикассо в октябре 1944 года. Действительно ли Салон освобождения вызвал гнев среди бывших фашистов и студентов школы изящных искусств? Как бы то ни было, Пикассо оставался противоречивой фигурой. И все же во время оккупации он получил более тысячи писем с просьбами о деньгах или поддержке, став «воображаемым центром сплочения для разрушенного художественного сообщества»{768}.

Подводя черту под всеми отзывами о Салоне освобождения, самые правильные слова нашел Мишель Лейрис. Он в очередной раз осудил критиков, охарактеризовавших работы Пикассо как «чудовищные, агрессивные, бесчеловечные, недоступные для подавляющего большинства французской публики» и отметил: «Пикассо считается врагом искусства, даже когда занимает уникальное место на художественной сцене»{769}. Это был лишь один из многих парадоксов, окружавших художника, который стал невероятно богат, имел высокопоставленных друзей и умел даже самые сложные и опасные обстоятельства обращать в свою пользу.

46

Взгляд из Москвы. Заклятый враг Франко

Как вы понимаете, я не француз, а испанец. Я против Франко. Единственный способ заявить о том, что я на другой стороне, – это вступить в Коммунистическую партию{770}.

Пабло Пикассо – Женевьеве Лапорт[158]

В конце октября 2010 года газета «Юманите» опубликовала статью в честь семьдесят второй годовщины вступления Пикассо во Французскую коммунистическую партию (ФКП). По словам журналиста, решение художника стать коммунистом часто высмеивали и называли оппортунистическим, поскольку оно было принято «на фоне эйфории освобождения». Действительно, тогда, в 1944 году, новость о том, что Пикассо присоединился к компартии, вызвала неоднозначную реакцию. Потрясенный Жан Кокто назвал это «событием месяца». На первых полосах печатных изданий выходили статьи о «коммунистической семье, радостно протянувшей руку величайшему художнику в мире»{771}. Позже историк Фред Купферман иронично заметил: «Пикассо причисляли к борцам движения Сопротивления благодаря его членству в Коммунистической партии»{772}.

В течение четырех лет нацистской оккупации Пикассо водил дружбу с людьми, выступавшими на стороне врага, но в то же время прислушивался к своим друзьям-коммунистам, которые восхищались мужеством бойцов «Сражающейся Франции» и героизмом Габриэля Пери. Самого Пикассо вряд ли можно было назвать активным участником движения Сопротивления. Если он для кого-то и олицетворял победу, то отчасти потому, что с 1936 года вел собственную войну против франкизма, используя в качестве оружия творчество и оказывая финансовую поддержку испанским беженцам.

Девятнадцатого августа Пикассо покинул свою студию на улице Гранд-Огюстен, решив, что наблюдать за триумфальными парадами в честь Освобождения будет лучше с балкона дома на бульваре Генриха IV, между Сеной и площадью Бастилии, где жили Мария-Тереза Вальтер с дочерью Майей. Новое место, новая идентичность, новая эпоха и новые произведения искусства: серия работ «Томаты» (те самые, что Мария-Тереза Вальтер выращивала на своем балконе) и картина «Вакханалии. Триумф Пана» (Bacchanales. Triumph of Pan), на которой изображено ликование на улицах Парижа{773}.

В этот период Пикассо осаждали американские фотографы и журналисты. Их визиты были бесконечными и изматывающими: «Каждое утро длинная узкая комната на первом этаже превращалась в приемную, заполненную десятками новых посетителей, ожидавших появления маэстро»{774}. Представители прессы США превозносили его как «героя революционного движения», и этот феномен, несомненно, был обязан своим возникновением Альфреду Барру, чьи просветительские навыки искусствоведа возвели Пикассо в ранг легендарного художника в Соединенных Штатах. Но в этом и заключалась проблема: представление американцев о личности и творчестве Пикассо не имело ни малейшего сходства с тем, какого мнения о нем были французы.

Прежде чем отправиться в плавание по спокойным водам следующих десятилетий, мы должны оглянуться назад. Некоторые люди, такие как Кокто, критиковали Пикассо за его активное участие в демонстрациях и митингах, а также судебных процессах, последовавших за окончанием войны. Их раздражало, что художник был полностью солидарен с массовыми движениями европейцев, охваченных огромной волной надежды и эйфории после победы союзников. Почему Пикассо, который раньше так неохотно демонстрировал свое творчество в салонах, в отличие от других живописцев, и всегда придерживался узких маргинальных кругов, вдруг – в августе 1944 года – начал вести публичную жизнь и щедро раздаривать себя всем желающим? Зачем он радикально изменил свой имидж?{775} Пятого октября 1944 года по просьбе художника-коммуниста Андре Фужерона Пикассо согласился стать президентом исполнительного комитета Национального фронта искусств. А 16 октября того же года он присоединился к шествию на кладбище Пер-Лашез в память о жертвах нацизма, где элегантно одетый в бежевый плащ, черную шляпу «Борсалино» и галстук маршировал в первых рядах вместе с исполненным достоинства Элюаром. После всех лишений военных лет мастер стал одним из самых заметных символов нового времени. Более того, он носил свою коммунистическую идентичность как орден почета, официальную декларацию, манифест. Что же он хотел всем этим сказать?

Давайте вернемся к его вступлению в компартию в октябре 1944 года. Следует ли считать этот шаг оппортунистическим? Я бы ответила так: в целом, да, но дело было не только в этом. Причина, по которой Пикассо официально присоединился