Водолаз Его Величества - Яков Шехтер

понял. До сих пор, разговаривая с местными жителями, он с трудом выделял несколько слов из несущегося на него гортанного потока. Видимо, дело было в произношении, Эфраим явно говорил с сильным русским акцентом.

Рабочие загалдели, то ли выражая одобрение, то ли возмущаясь услышанным.

– Они тебя приветствуют, – негромко произнес Эфраим.

– А я думал, ругают, – ответил Артем.

– Такого быть не может. Как хозяин сказал, так и будет. А теперь иди в свой домик и займи место.

– А Басир?

– Переберется в общий.

Артем дернулся забрать свой «сидор» из коляски и тут же вспомнил, что его уже взял Басир. Он перевел взгляд на араба, но у того на плече ничего не висело.

– Где мои вещи? – спросил по-арабски Артем.

– Так я же тебе их отдал, – осклабился Басир. – Не помнишь, что ли?

Артем поглядел по сторонам, рассчитывая обнаружить «сидор», но заметил только ухмыляющиеся физиономии работников.

«Вот оно, – понял Артем. – То, о чем предупреждал Эфраим».

В драке есть всего три правила, но держать их нужно железно, вспомнил он слова покойного Митяя. Первое: всегда бить первым. Второе: бить прямо в лицо и как можно сильнее. И третье: когда бьешь, не закрывать глаза.

Не раздумывая, он сделал три шага навстречу Басиру и резким ударом в нос свалил его на землю. От неожиданности и боли тот заверещал, как щенок, которому прищемили хвост. Артем ухватил его за шиворот и волоком оттащил к ближайшему дереву. Басир пытался вырваться, но делал это как-то ненастойчиво, словно для вида.

Рывком поставив араба на ноги, Артем сорвал с него пояс, завел руки за ствол и связал ремнем. Затем поднял с земли апельсин, и водрузил на макушку Басира.

– Если апельсин упадет, – сказал Артем ему по-русски, – морду разобью. Понял?

– Понял, – прошептал Басир, еле шевеля губами. Из его разбитого носа крупными каплями сочилась кровь, пачкая галабие.

Артем отошел на несколько шагов, прислушиваясь к гомону рабочих. Увы, он не мог разобрать ни одного слова.

Вытащив из кармана браунинг, Артем передернул затвор и выстрелил в воздух. Гомон моментально стих.

– Я хочу поучиться стрелять, – с трудом произнес Артем, направляя браунинг в сторону Басира.

– Не стреляй, – заорал тот по-русски. – Вон твой мешок, за колодцем.

Апельсин упал с его головы и покатился по земле. Артем направился к Басиру.

– Не надо, не бей, – умоляюще попросил тот.

Артем развязал ремень.

– Отнеси мешок в мой домик. А свои вещи оттуда забери.

– Слушаюсь, господин, – ответил Басир и бросился выполнять приказание.

Эфраим подошел к Артему. В его глазах он прочитал уважение.

– Я рад, что не ошибся в тебе, – сказал Эфраим. – Но все-таки это чересчур.

– Как умею, – пожал плечами Артем.

Прошло несколько месяцев. Жизнь семейства Шапиро постепенно входила в тинистое русло рутины. Двора-Лея освоила ругательства всех употребляемых в Яффо языков и могла отшить нахального клиента и на арабском, и по-турецки, и даже на иврите, не говоря про идиш и русский. Впрочем, ругалась она редко; ласкательно-уменьшительных словечек в ее лексиконе было не меньше, чем бранных, и их она употребляла с куда большей охотой.

Манера обращения, открытое лицо и честность выделяли ее на фоне восточного базара. В Яффо привыкли к двуличию, мягкому обтеканию углов и полуправде. Прямолинейность Дворы-Леи поначалу вызывала недоумение, но затем покупатели стали предпочитать правдивую резкость лживым заверениям прочих торговцев, в конечном счете маскировавшим сладкими словами залежалый товар.

Лейзер продолжал млеть над книгами. Удивительное дело: чем больше он читал, тем дорожек, по которым хотелось пройтись, становилось не меньше, а больше. Шорох перелистываемых страниц порождал новые вопросы, а ответы на прежние только ярили аппетит. Он чувствовал себя голодным путешественником, после долгого перехода по пустыне оказавшимся в саду с деревьями, усеянными диковинными фруктами. Сочные плоды источали удивительные ароматы, у каждого был свой, неповторимый вкус. И чем больше Лейзер пробовал, тем хотелось еще, еще и еще.

Ему никто не мешал. Двора-Лея и Артем зарабатывали вполне достаточно, и Лейзер мог спокойно бродить по тропинкам диковинного сада. Габай Мотл все-таки разговорил его, вытащив признание, чем он занимался в галуте. Весть о том, что в Яффо поселился шамес Чернобыльского цадика, быстро облетела город. В синагогу стали заглядывать любопытные, осторожно, от порога, разглядывая Лейзера. Насмотревшись, уходили, вполне удовлетворенные им и собой. Облик склоненного над книгами еврея вполне соответствовал тому, как должен выглядеть ближайший помощник знаменитого ребе-чудотворца. А разве может что-то на свете больше порадовать человека, чем точное воплощение его собственного представления о мире?

Артем возвращался в Яффо только на субботу, всю неделю проводя на плантации. Дел хватало, и он отдавался хозяйственным заботам со всей страстью юноши, свободного от других обязанностей. Он чувствовал себя совсем по-другому, чем в Чернобыле, в Кронштадте или Севастополе. От этой почвы исходили иные, теплые токи, дурманящие запахи кружили голову. И словно отзываясь на это тепло, он впервые в жизни ощутил живую связь с землей, по которой прежде так бесчувственно ходил. Он вспоминал Нородцова и Авшина, их трепетное отношение к местам, в которых они родились, где жили. Тогда обуревавшие их чувства казались Артему странными, ведь сам он не ощущал ничего подобного. А теперь, ощутив, он понял, проникся и оценил.

Глава X

Молодой Тель-Авив

– Вот что, подруга, – сказала Срурха, бесцеремонно входя в номер семейства Шапиро, – у меня хорошие новости.

Для такой бесцеремонности у Срурхи были все основания. Разговаривая с Дворой-Леей по десять раз в день на протяжении последних месяцев, она прекрасно знала, что Лейзер в это время сидит в синагоге, а Артем вернется только через пару дней.

Двора-Лея воткнула иголку с ниткой в недоштопанный мужнин носок и спокойно спросила:

– Какие такие новости, подруга?

В интонациях ее голоса сквозила уверенность прочно стоящей на ногах женщины, удивить которую может разве что приход Машиаха.

– Помнится, ты хотела поселиться в Тель-Авиве? – спросила Срура, усаживаясь напротив.

– Пошел верблюд рогов просить, а ему и уши отрезали, – ответила Двора-Лея. Этой поговоркой, взятой откуда-то из Святого Писания, Лейзер обычно завершал разговоры, в которых она воодушевленно излагала очередной план на будущее.

– Ну, не все так мрачно, – улыбнулась Срурха. – И хоть мне жаль терять такую хорошую постоялицу, но не могу не рассказать.

– Говори уже, хватит томить, говори!

– Есть возможность снять дом в Тель-Авиве. Владельцы только успели занести вещи, как в Познани умер отец хозяина и оставил ему ткацкую фабрику. В общем, они срочно возвращаются в Польшу, а дом хотят сдать. Судя по всему – не на один год.

– Так