Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). - Николой Костомаров

Во Пскове летописи не представляют нам подробностей о таких междоусобиях, как в Новгороде; но из кратких известий видно, что и там они случались, были и кровопролития: в 1385 г. произошли по неизвестной для нас причине драки и убийства (бысть сеча Псковичем промеже себе и много бысть мертвых).

VIII. Ушкуйники

Новгородские удальцы, не терпевшие стеснения своего произвола, искали раздолья, простора, подвигов за пределами Новгородской Земли и, таким образом, составили в XIV веке разбойничьи шайки, разносившие страх на востоке нынешней России, под именем ушкуйников (от слова ушкуй, означавшего лодку особой постройки). Войны со шведами приучили новгородцев к водяным набегам. Так в 1320 году Лука (может быть, Варфоломеев, который потом с толпою холопов-сбоев разорял Заволочье и там погиб) ходил в ушкуях на Мурман (на Норвегию), но был разбит. В 1339 году такие молодцы разоряли Корелу, признавшую власть шведов, а в 1349 г., когда Магнус предпринял свой крестовый поход против Новгорода, новгородские и двинские удальцы делали морские набеги на берега Норвегии (на Мурман). В 1340 году шайка новгородских лодейников сожгла Устюжну и воевала Белозерскую область; однако на них напали и отняли награбленное. В шестидесятых и в семидесятых годах XIV столетия новгородцы стали отличаться на Волге, оттого, что в то время по Волге и притокам ее развилась торговля и было кого грабить. В 1360 г. новгородские ушкуйники напали на татарский город Жукотин, разорили его, набрали там всякого добра и расположились в русских поволжских городах, особенно в Костроме. Татарские князья обратились с жалобою к хану, и хан Хидырь прислал к русским князьям послов с требованием выдать ему новгородских разбойников. По этому поводу князья владимрский, нижегородский и ростовский съехались в Кострому. Нельзя было потакать такому удальству, тем более, что татары с христианами вообще стали поступать так же, как новгородцы с татарами: в возмездие за Жукотин, в Болгарах, другом татарском поволжском городе, ограбили всех христиан, какие на ту пору там случились. Князья переловили ушкуйников, бывших на ту пору в Костроме, и выдали их татарам. В 1365-1366 годах трое бояр новгородских: Есип Варфоломеевич, Василий Федорович, да Александр Аба-кумович набрали себе толпу удалых и отправились по Волге. Их было двести ушкуев. Они пошли самовольно, без новгородского слова. Под Нижним Новгородом они напали на купцов бесермен (бухарских), ограбили их и многих убили. При этом, как видно, досталось не одним бесерменам, но и русским купцам. Великий князь Димитрий жаловался, что новгородские ушкуйники ограбили под Новгородом его московских гостей. Новгородское вече дало такой ответ: Это ходили молодые люди на Волгу, без нашего слова; да они твоих купцов не грабили, а грабили бесермен. За это не сердись на нас". Если новгородское вече не давало позволения на такие походы, то, очевидно, смотрело на них сквозь пальцы и, по общим понятиям того времени, пограбить и побить бесермен казалось дозволительно. Такое понятие должно было возникнуть, очень естественно, после того, что претерпели Русские Земли от татарского своевольства. И действительно, за свои самовольные разбои новгородские ушкуйники не только остались без последования, а одному из них тогдашних предводителей доверяли государственное дело; он послан был для защиты Торжка от тверичей. В 1369-1370 г. ушкуйники взяли Кострому и Ярославль. Эти набеги, вероятно, состояли в связи с враждою Новгорода к тверскому князю, который тогда посадил своего наместника в Костроме точно так же, как и в новгородском пригороде Бежецком-Верху. В 1374 году девяносто ушкуев напали на Вятку, ограбили ее, потом захватили Болгары, и взяли окупа 300 рублей. Потом они разделились на две партии: одна — из 50 ушкуев — отправилась На Низ к Сараю, а другая — из 40 ушкуев — пошла вверх по Волге, дошла до Обухова, ограбила Засурье и Маркваш, перешла за Волгу, истребила суда свои, конно прошлась по берегам Ветлуги, ограбила села и ушла к Вятке. Но самый свирепый набег новгородских ушкуйников на Поволжье происходил в 1375 году, когда новгородцы вместе с московским великим князем воевали под Тверью. Отправилось две тысячи удальцов; они плыли в семидесяти ушкуях; воеводами у них были: один по имени Прокопий, другой по прозвищу Смольнянин, вероятно так названный потому, что действительно был пришелец из Смоленской Земли. Эта шайка состояла не из одних новгородцев, но еще более из заволочан. Они приплыли рекою Костромою на Волгу, к городу Костроме. Костромичи, зная, чего можно ожидать от таких гостей, вышли против них с оружием; было костромичей пять тысяч; воеводою у них был Плещеев. Новгородцы сошли на берег и как только поняли, что костромичи встречают их не добром, то разделились на двое. Одна половина пошла прямо на костромичей, а другая зашла им в тыл, через кусты можжевельника. Они разом ударили на костромичей, — и спереди, и сзади. Воевода Плещеев первый оставил рать и побежал в Кострому: за ним и все пустились врассыпную. Новгородцы некоторых вдогонку убили, других повязали; третьи успели скрыться в лесу. Тогда ушкуйники вошли в беззащитную Кострому, простояли там неделю и ограбили ее до конца: они брали все, что им попадалось под руки; не оставляли даже того, чего не могли брать с собою; взяли только, что было подороже, а все остальное сожгли: такая у них родилась охота истреблять. В заключение, набрали они сколько хотели пленников, особенно женского пола, и поплыли вниз по Волге. Они пристали в Ниж-нем-Новгороде, награбили, что им приглянулось, и зажгли город. Отсюда они поплыли в Болгары и там распродали бесерменам женщин и девиц костромских и нижегородских, а потом поплыли еще ниже. Встретят по пути на судах гостей бесерменских — ограбят и людей перебьют; а встретят христианских купцов — только ограбят, а самих пустят живыми. Так достигли они Астрахани. Тут-то постигло их воздаяние и за костромичей, и за нижегородцев. Какой-то татарский князь Салчий заманил их лестью; и татары всех их перебили без милости, забравши все их имущество, приобретенное в русских городах. За этот-то поход Димитрий с князьями и с ополчениями многих русских городов подходил к Новгороду. Эти шайки, точно так, как и шайки Луки Варфоломеева в 1340 г., вероятно, наполнялись беглыми холопами, которые или сами продавались в рабство для того, чтобы взять деньги с господина, а потом убежать от него, или, будучи рождены в рабстве, находили себе единственный исход из него в таких странствованиях. Предлогом для походов таких ватаг, однако, было грабить и разорять бес-ермен и татар: это казалось извинительным по тогдашним обстоятельствам и понятиям; а на русских они озлились за то, что русские встречали их недружелюбно. На Кострому они нападали два раза. Очень может быть, что они питали особенную злобу именно к этому городу за то, что здесь перехватали и выдали татарам их братию, разорившую Жукотин.

Поступок Димитрия с Новгородом не искоренил совсем ушкуйничества, хотя новгородское правительство преследовало ушкуйников: так в 1390 г. по миру, заключенному Новгородом со Псковом, последний обязывался выдавать тех, кто в путь ходил на Волгу; — вероятно, гонимые в Новгородской Земле, молодцы думали найти убежище в Псковской. После костромского дела несколько раз еще встречаются в летописях известия о набегах ушкуйников. В 1379 году вятчане ходили в Арскую Землю и разбили шайку ушкуйников; воевода их Рязан, взятый в плен, был умерщвлен. В 1392 году шайка, составленная из новгородцев и устюжан, напала рекою Вяткою на Жукотин и Казань, и грабила гостей на Волге. В 1409 г. Анфал предпринял поход на Болгары: сто насадов шло Камою, сто пятьдесят Волгою.Это разделение шайки погубило ее: татары напали на тот отряд, который плыл по Каме, и разбили его; сам Анфал был взят в плен и отведен в тюрьму. Волжские насады не поспели на помощь камским.

IX. Новгородский удалец по народному воззрению (Василий Буслаевнч)

Ничто так хорошо не изображает новгородских нравов и явлений древней общественной жизни, как превосходная песня о Ваське Буслаеве. Хотя она сильно расцвечена сказочным эпосом, но действительность проглядывает из-под фантастических красок во всем существе своем. Буслаев изображается знатным,богатым, может быть, боярином. Противники его — мужики, слово позднейшего быта, заметившее древнее название — простая чадь. Старый Буслай жил, по выражению песни, девяносто лет, то есть долго, и соблюдал мир с простою чадью; он не перечился — поперек слова ей не говаривал, ладил с народом новгородским; ни со Псковом, ни с Москвою не вздоривал; а потому-то после его смерти все житье-бытье его (дворянское, по выражению новому, вместо — боярское) передал он в целости сыну. Народная поэзия не всегда выставляет обычные черты; чаще она увлекается тем, что любит, чего желает, чтобы оно всегда было, но что не всегда бывает. Положение Буслая не было рядовое; бывало вчастую, что богач, боярин, не долго утешается своею знатностью и богатством; только раздразнит он мужиков новгородских, начнутся против него заговоры, умыслы; составится на него вече; пойдут на него в вооружении, расхитят животы его и разнесут хоромы его. Буслай — примерный боярин, добрый богач; он умеет поладить с черным народом; он такой боярин, какого желает народ. Старик Буслай умер, оставил молодца сына Буслаевича. Мать стала главою дома. Жена теряется при муже; вдова получает полную независимость и значение. Мать отдает сына в науку. Песня говорит, чему учился Василий, сын Буслая, то есть чему следовало учиться по тогдашнему понятию: грамоте, письму и пению церковному. Всему этому выучился Василий. Пение церковное считалось верхом образованности. Песня распространяется об этом достоинстве своего героя: