Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). - Николой Костомаров

Как стал он доходить до возраста юношеского, стали его обучать и воинским наукам; и ощутил он в себе великую ратную силу, как познакомился с копьем вострым, воинскою палицею и разрывчатым тугим луком.

Наследник богатства, оставленный под слабым налзором матери, Василий ищет жизни, простора, приволья: хочется ногам расходиться, рукам размахнуться. И он стал ходить на улицу на Рогатицу, и сделался приманкою для пьяниц, гуляк, которые, как мы видели, составляли обычный образец новгородской вольной жизни. Это были те, что при случае делались материальною силою партий и заговоров под покровительством сильных и богатых, отваживались чинить смуты и толки, а иногда и сами составляли шайки, на разбой ходили, город поджигали... ребята нерассудные, беэумницы не помышляли о будущем, пускались на отважное дело, хотя успеха впереди не видели; люди веселые не рассуждали, что за весельем часто горе бывает; люди добрые для тех, с кем в дружбе, грудью за них станут; люди буйные, разудалые — и святыня храма их не удержит; в церковный подвал залезут, сторожа церковного убьют. С такими поводился Василий; поит их до-пьяна; сам пьян напивается, шумит, буянит по улице по Рогатице, дерется со встречными: в руках силы много, в груди удали много; кровь молодая кипит, согретая вином; словно сказочный Еруслан Лазаревич — тому руку вывихнет, этому ногу переломит. Мужики идут на него с челобитною, да не к посаднику, а к матушке; ясно, что его шалости преувеличены, — еще, видно, он не наделал большой беды, а только одному-другому дал затрещину, — те с ним не могли сладить: и сам силен, и товарищи за него; идут к матушке: "Честная вдова! — говорят ей: — уйми ты свое чадо милое! Не хорошие шутки стал он пошучивать! А то ведь с такой удачей молодецкой наквасит ему река Волхова". Мать стала журить сынка. Удалец присмирел, покоряется матери, а сам злится на мужиков: хочется им отплатить. Может быть, с жалобою и угрозы были: мужики нападут на него и отколотят; надобно себе запастись товарищами, дружиною, а то врагов много может собраться. Прежде он водился с ярыгами, гуляками по вдохновению, с кем придется встретиться на улице на Рогатице. Но гуляки встречные могли его оставить; они ему чужие, — это такие товарищи, что вечером погуляют вместе, а утром в глаза не узнают. Есть в народной жизни покрепче союз. Василий хочет подобрать себе названых братьев, побратенников. Это союз на жизнь и на смерть, такой союз, что изменит ему грех смертный, все равно что на роту идти не вправду.

Издавна, еще в языческие времена, был обычай, что богатыри устанавливали между собою названое братство, иначе побратенничество, у южных славян побратимство. Один перед другим давал клятву быть вместе как один человек, друг другу во всем помогает, друг друга из беды выручать, жизнью за друга жертвовать, за смерть друга мстить. Под влиянием христианства этот обычай получил религиозное освящение. Это исконная принадлежность нравственных понятий всех народов арийского племени, до сих пор этот обычай сохранился у афганов. У древних греков он является в дружбе Ахилла и Пат-рокла, Тезея и Пиритоя, Геркулеса и Иола, Ореста и Пилада; на противоположном конце Европы, у скандинавов, он называется Foetbroecleralag и сопровождался заветными символическими обрядами [94].

У нас этот союз связывал древних богатырей сумрачно-героической эпохи Владимира Красного Солнышка и почитался до того священным, что богатырь упорный и неустрашимый терял дух, когда увидал величайшее в мире беззаконие — своего названого брата, идущего против него с оружием. Этот союз существовал в новгородских нравах, сохранявших чистоту древних славянских жизненных начал. Вот как удалец отыскивает себе таких братьев. Василий Буслаев ставит чан вина посреди двора и опускает туда огромную чару или ковш. Его слуги понесли по Новгороду записки:

Кто хощет пнть и есть из готоваго,Валися к Ваське на широкой двор;Тот пей и ешь готовое,И носи платье разноцветное...

Замечательно, как изменился древний обычай под влиянием дальнейшего развития жизни. Прежде названые братья были равны между собою, хотя бы и много их было в одном братстве; — все у них было общее: брат считал братнее своим имуществом; самая жизнь принадлежала брату. Василий всвоих записках предлагает свое достояние тем, кто придет к нему на братство, но он не показывает притязаний самому иметь право считать своим достоянием имущество названых своих братьев. Названые братья ниже его по достоинству: они его пособники, его вассалы, его дружина. Он над ними старшина, он их будет поить и кормить. Древнее равенство от усложнения общественных связей ниспускается до клиентства, хотя еще не дошло до наемничества. Новгородская свобода подорвала первобытное равенство отношений; но она же не допустит до унижения одной стороны пред другою, так как она же хотя и возвышала бояр в Новгороде, но не допускала черный народ до безгласного порабощения боярам. Приходящий вступал в союз с Василием и хотя был меньшим перед ним, однако все-таки братом; так точно как и Псков хотя был меньшим, а все-таки братом, а не подчиненным Великому Новугороду.

Весть о призыве на братство разнеслась быстро. В славном Новегороде тогда были грамотные люди. Большой литературной образованности, конечно, не было; зато грамотность должна была быть тогда обычным делом. Вечевые дела производились письменно; концы, улицы составляли приговоры, друг с другом переписывались; торовые и гражданские сделки совершались на письме. Сами пастыри русские признавали за новгородцами то достоинство, что они были народ книжный. Замечание в песне о грамотных людях в Великом Новгороде осталось как воспоминание угасшей старины для последующих веков, когда уже песня приняла измененную под влиянием московской народности редакцию.

Когда созывались братья с улицы, нельзя было принимать всякого охотника в братство без опыта. В песне Буслаевич испытывает своих названых братьев таким способом: прихожий молодец подойдет к поставленному посредине двора чану с вином, выпьет чару — Василий ударит его дубиною в двенадцать пуд. Молодец стоит не шевельнется, и на буйной голове кудри у него не тряхнутся. Это значило — годится молодец в побра-теиники. В переводе на исторический язык этот эпический образ означает, что Василий боролся с каждым или дрался на палках, по новгородскому обычаю. Так точно у скандинавов нередко два богатыря сходились между собою на поединок; когда один узнавал, что другой так же силен и неустрашим, как он сам.то оба кидали оружие, бросались друг другу в объятия и заключали взаимное братство.

Так сходились молодцы к Василию. Пришел Костя Ново-торженин; пришли Потанюшка Хроменький, Хомушка Горбатенький; пришли потом два сына боярские, братья родные; пришли мужики Залешане, — семь братьев Сбродовичи. Всех надобно было опробовать. Кто выдерживал испытание, тому Василий говорил:

А и будь ты мне названый брат,И паче мне брата роднмаго!

Но приходившие охотники не все выдерживали нелегкое испытание. Были такие, что заходили невпопад, слишком на себя понадеявшись; их изломают и за ворота выбросят.

И прибрал Василий много-много товарищей;Набрал он их три дружины в Новеграде;

и пошел Василий со своими назваными братьями искать приключений и случая начать задор с новгородцами — отмстить им за то, что они на него жаловались.

Была братчина-Никольщина. Это было обычное увеселение на Руси. Братчина носила характер правильно организованной общины. Каждый участник давал от себя часть, и это называлось ссыпь. Избирали пирового старосту, который должен был учреждать пир и наблюдать порядок. В старину, при соблюдении патриархальных отношений, ссыпь давалась натурою — съестными припасами, солодом, ячменем, медом для напитков. Но впоследствии стали ссырщики давать свою часть деньгами, а пировой староста распоряжался покупкою. Сумма эта, как видно, хотя и определялась заранее, но иной ссыпщик мог дать и больше других, смотря по достатку и по щедрости. Братчина на этот раз отправлялась в приходе св. Николая — верно, по поводу храмового праздника. Церкоипый староста был старостою пира. Распорядители братчины не знали Василия; но Василий пришел сам в братчину со своими побратенниками. Спрашивает: по скольку в братчине с брата берется; и сам дает за себя и за товарищей гораздо большую сумму, чем платилось вообще; но собственно за свою особу он дает вдесятеро больше, чем за каждого товарища: за себя пятьдесят рублей, за каждого названого брата пять рублей. Здесь тоже видна потеря древнего равенства отношений: Василий считает себя в десять раз выше своих по-братенников.

На Василия была уже тайная злоба. Василий, заплативши больше всех и притом окруженный своею дружиною, сознавал свое первенство между всеми, раздвигал братчиков, садился на переднее место, усаживал около себя товарищей. Мужики взглянули на него искоса и стали задирать его: