Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). - Николой Костомаров

Она дает Василию съестные запасы и долгомерное оружие. Василий и теперь еще у нее в зависимости, как в то время, когда бился с мужиками новгородскими; и оружия молодец не смеет взять без воли материнской. "Побереги ты, Василий, свою буйну голову", — говорит ему на прощание мать. И действительно, Василий едет Богу молиться, а не разбойничать: он знает, что ему не посчастливится в удалом деле, когда матушка заранее дала ему свое проклятие, если он пойдет на то.

Они плывут по Ильменю, а оттуда по волжскому пути. В народном воображении географические сведения очень смутно представлялись. Много судов приплывало с восточной стороны по Ильменю к Новгороду, а Ерусалим где-то далеко в восточной стороне. Стало быть, и в Ерусалим можно достигнуть, поплывши по Ильменю. Наши паломники плывут по Волге: путь ее был хорошо известен новгородцам. Встречают они гостей корабель-ников.

Беседуя с гостьми, Василий так о себе говорит им:

Мое дело не охотное:Смолоду бито много, граблено,Под старость надо душу спасти.

Вот чем объясняется страсть к паломничеству: надобно загладить старые грехи! Когда гости сказали ему, что далее на своем волжском пути он встретит разбойников, Василий отвечает им:

А не верую я, Васинька, ни в сон, ни в чох,А верую в свой червленый вязь;А бегите-ка, ребята, прямым путем.

Василий, как видно, и не робок, и вместе не суеверен. Это достоинство молодца по народному понятию. Народ хотя поддается верованиям, но сознает, что его идеал не должен бояться ни примет, ни предзнаменований, ни сна, ни чоха. Далее это еще яснее высказывается.

На дороге с Василием чудная встреча: на горе Сорочинской лежит (символическое старопесенное изображение) человеческий череп. Полнота жизни неприятно сталкивается с унылым видом ее разрушения. Василий пихнул голову с дороги; и вдруг голова проговорила человеческим голосом:

Гой еси Василий Буслаевич!Ты к чему меня, голову, побрасываешь:Я молодец не хуже тебя был!Умею я, молодец, валятися;А на той горе Сорочннскня,Где лежит пуста голова,Пуста голова молодецкая,И лежать будет голове Васильевой!

Василий плюнул. "Верно, в тебе враг ооворит, — сказал он, — дух нечистый!" Далее другое предзнаменовательное видение — камень; на нем написано: "кто перескочит чрез него поперек, тому ничего не будет; а кто перескочит вдоль, тот сломит буйную голову". Молодцы стали скакать поперек — вдоль не смеют перескочить. Василию было приходила охота, да не решился! Еще он Ерусалима не видал, грехов не отмолил; рано ему пропадать! Дорога еще жизнь; за гробом страшно. Поплыли молодцы далее. Встречают удалых атаманов; в песне они называются козаками. Явно — это ушуйники, замененные в позднем варианте более современным однозна-чительнм именем. Они

Грабят бусы, галеры,Разбивают червлены корабли.

Они были страшны купцам, но Василий не боится их. Василия слава далеко пошла. Атаманы знают его по слуху. Не Василий их испугался; они Василия боятся.

Стоим мы на острову тридцати лет;Не видали страху великаго:Это де идет Василий Буслаевич:Знать де полетка соколиная;Видеть де поступка молодецкая!

Они сошлись в круг, честь отдают славному богатырю. Василий спрашивает у них дороги к Ерусалиму. Атаманы приглашают его хлеба-соли вкусить. Василий удивил их тем, что выпил вина много-много, столько, сколько из них никто не может выпить. Атаманы понесли ему подарков, и, по просьбе Василия, дали новгородцам провожатого до Ерусалима.

Прибыли новгородцы в Ерусалим. Василий совершает там дела благочестия в том виде, в каком следовало по нравственным понятиям народа:

Служил обедню за здравие матушки,И за себя, Василия Буслаевича,И обедню с панихидою служил,По родимом своем батюшке,И по всему роду своему!На другой день служил обедню с молебном:Про удалых добрых молодцев,Что смолоду бито много, граблено.

Последние стихи показывают, что самое религиозное настроение поддерживалось удалью. Молодец нашалит, наделает другим зла, а потом отмаливает грехи, в Ерусалим ездит, церкви строит. В заключение Василий едет купаться в Ердане-реке. Тут является ему привидение — баба залесная. В Русской Земле, покрытой дремучими лесами и болотами, разделявшими жилые поселения одно от другого, то, что было за лесом — представлялось воображению зловещим, страшным, таинственным. Громадность лесов давала противоположной стороне значение далекого, недоступного; оно легко облекалось в образы фантазии. От этого существо таинственное, привидение, называется "залесным". Баба залесная возвещает Василию, что купаться в Ердане нельзя, потому что там Христос крестился. За это Василий голову потеряет. Дружина дала ответ, который уже прежде смельчаки выразили:

Наш Василий не верует ни в сон, ни в чох.

Когда молодцы возвращались домой, встретили они атаманов, с которыми виделись прежде, и Василий известил их, что в Ерусалиме и за их грехи помолился:

Подал письмо в руку им.Что много трудов за них положил.Служил обедню с молебнами за их, молодцов.

Атаманы были довольны, что за них помолились Богу для очищения их грехов, но грешить перестать ничуть не думали. Василий был что-то грустен. Он не стал обедать у атаманов. Он торопился. Его предчувствие томило. Молодцы опять проплывают мимо горы Сорочинской; опять взошел на гору Василий и опять толкнул пусту человечью голову. Голова снова проговорила ему то же, что и прежде. Василий опять плюнул и прочь пошел. Далее молодцы встретили знакомый камень с надписью. На этот раз отвага берет верх. Не утерпел Василий. Он перепрыгнул вдоль и, только четверти не доскочивши — убился до смерти. И сбылось предвещание черепа; сбылось предсказание и залесной бабы.

Дружина потеряла храброго предводителя. Против судьбы невозможно устоять, но можно убежать от нее. Таинственное предвещание остерегало его; но Василий не был бы и богатырь, удалец, если б он послушался предостережения. То и молодец, что ничему не покоряется, ничего не боится — верует в одну свою силу! Хотя погиб он — да, славно, честно, до конца сохранил свою свободу, свою мочь-силу. Новгородская душа не любит закона, связывающего деятельность, — это видно во всей общественной жизни. То же выходило и в явлениях единичных. Как не сделать того, что запрещается, хотя бы за это и грозили? Уж лучше пропасть, да не послушаться!

Дружина возвратилась в Новгород. Старая матушка узнает о смерти сына: она теперь круглая сирота в мире. Ей ничего не нужно. Она отдает казну свою из глубоких подвалов удалым товарищам сына: они теперь ей как родные; они напоминают ей Василия. И молодцы возговорили ей таково слово:

Спасибо, матушка Амелфа Тимофеевна,Что поила, кормила, обувала и одевала добрых молодцев.Втапоры матера вдова Амелфа ТимофеевнаПриказала наливать по чаре зелена вина;Подносит девушка-чернавушкаТем удалым добрым молодцам;А и выпили они сами, поклонилися,И пошли добры молодцы Куда кому захотелося! [96]

X. Частная жизнь

Частная жизнь, со всеми особенностями нравов, для нас остается пока неизвестна; только незначительные черты, вообще отрывочные, наводят на некоторые предположения. Нельзя приписывать новгородцам такую же народность, каковую имели известные нам, по источникам домашним и иностранным, московитяне. Во-первых, русская жизнь повсюду изменялась с XV века, и в XVII явилась выработанною уже под влиянием единодержавного уклада; во-вторых, Новгород представлял и прежде, издавна, своеобразный склад народности. Все принадлежности быта и обращения были иные: другие монеты, другие весы, меры, другие понятия, отличные общественные нравы. Необходимо должны были быть своеобразные явления частной домашней жизни. Герберштейн в начале XVI века отличал новгородцев от московитян и, описывая последних в черном виде, заметил, что в Новгороде народ был честный и гуманный, но, по его замечанию, московская зараза внесла уже в край другие испорченные нравы, ибо Иоанн населил его другими людьми. Без сомнения, было что-то резко выдававшееся в нравах, если так поразило путешественника.

О способе построек и помещений мы имеем весьма недостаточные сведения. Так как пространство Новгорода, в сравнении с его населением, было не велико, то нельзя думать, чтобы дворы были обширны. Исключением, может быть, была Прусская улица, где дворы бояр, вероятно, были просторнее,потому что были многолюдны и хозяева содержали большие дворни. Улицы в городе имели вид совсем отличный от московского, потому что в 1507 г. великий князь переделал их по-московски. Улицы были, вероятно, не широки и не прямы: большое скопление строений этого не допускало. Улицы были мощеные в Новгороде, верно, деревом, а во Пскове, быть может, плитняком, так как этого материала изобильно в Псковской Земле. На некоторых улицах в Новгороде садились ветлы (тополцы) [97]. Во Пскове 1473 г. около церкви рассадили яблони[98].