Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). - Николой Костомаров

Из старинных памятников видно, что женщина пользовалась юридическим равенством с мужчиною. Жена могла владеть своими вотчинами, своим имуществом, могла приобретать его и передавать, и вести дела от себя. В случае нужды, женщине, так же как и мужчине, присуждали поле, и во Пскове позволяли нанимать наймитов. Равным образом приводили женщин ко крестному целованию. Из известия под 1418-м годом видно, что женщины являлись даже на вече,потому что тогда женщины обвиняла боярина Божина. При падении независимости Новгорода Иван Васильевич приказал приводить к присяге на верность не только мужчин,но и женщин: значит, за ними признавали самобытную деятельность. По псковской судной грамоте, по взаимному имуществу предоставляется равное право как мужу, так и жене; напр., когда муж умрет без завещания (без рукописания), то вотчина его остается жене до ее смерти, если она не пойдет замуж; так же точно, по смерти жены, муж владел ее вотчиной, пока сам не вступит в другой брак, — и когда муж, умирая, назначил из своего имения часть жене, если она после его смерти пойдет замуж. Девушке по завещанию оставлялась родительская часть — наделок; а если родители умерли, то братья считали обязанностью выдать ее замуж с наделком. Между тем, у Ляннуа есть известие чрезвычайно странное, будто новгородцы продавали публично жен своих за грины. Автор еще и замечает несообразность такого поступка с понятиями, господствующими у западных христиан. Это известие нельзя не признать грубою ошибкою. Новгородцы, как христиане, никак не могли сохранить таких черт в XV веке, а если б они были, то, вероятно, как-нибудь упомянули бы об этом церковные учители, которые часто преследуют пороки своего общества. Вероятно, Ляннуа видел продажи рабынь или передачу любовниц, ибо некоторые дозволяли себе жить невенчанными, против чего действительно вооружаются пастыри, хотя в позднее время [109]. Вообще в новгородском быту связь родовая должна была сделаться слабее, чем где-нибудь в Руси. Это видно по скоплению бездомовных гуляк. Эти молодцы были выкидыши из родов. Семьи неизбежно дробились более, чем в других краях, что соблюдается даже и теперь в селах древнего новгородского края. В Новгороде сильно развит был дух артельничества, товарищества, и это уже служит признаком слабости родовых связей. В товарищества сходились лица, не связанные родовыми узами, по крайней мере товарищества составлялись не на основании родственных, кровных связей, а на условиях взаимной выгоды. Таковы были товарищества купеческие, промышленные; таковы были и военные — ушкуйнические. Дух необузданной свободы, привычка и средства распоряжаться собою по произволу препятствовали усилению родового деспотизма. Из всех примеров, указывающих на связи между собою новгородцев, заметно, что связи по месту жительства и по способу Занятий брали везде верх над ними. Жители одной улицы составляли между собой корпорацию по месту жительства: нельзя предположить, чтобы тут участвовали какие-нибудь родовые отношения, — всякий мог поселиться на улице, перейти в другую, выйти вон из Новгорода — всем была вольная воля. Еще менее это возможно в товариществе по способу занятий.

Обычная забава новгородцев была, как уже был случай упомянуть, примерная драка палками и борьба. Князья и бояре тешились охотою за зверьми и птицами. Так как остатки веселого язычества долго еще существовали в жизни, не поддаваясь христианской строгости, то у народа были свои заветные забавы, например, праздник Купала, или веселой Радуницы, с разными играми, плясками и обрядами. Но церковь старалась вывести эти забавы: в 1357-м году новгородцы утвердили между собой крестным целованием бесовских игр не играти, и бочек не бити[110]. Попадать в бочки — древняя славянская игра, употребительная до сих пор у Хорутан[111]. Подобное описание бесовских игр, ясных остатков язычества, представляет послание Памфила, игумена Елизарьевой пустыни[112]. Эти забавы сопровождались суевериями, исканиями зелий и кладов [113]. Порицая такие забавы, Церковь преследовала волхование, стоявшее, как остаток язычества, в тесной связи с этими потехами.

Народ тешился игрою скоморохов. Они ходили по городам и по селам, и представляли разные сцепы, так называемые действа из жизни -— свойский зачаток драматического искусства. Они сопровождали свои представления песнями и музыкою, которая состояла из гуслей струнных, сопелен, свистелей и бубен. В новгородском крае эти странствующие актеры — веселые молодцы, — кажется, были многочисленнее, чем еще в других краях, потому что свобода давала простор их деятельности. Народ любил сценические представления. Любовь к сценизму видна уже из того, что в Новгороде ввелись даже в церковный обиход сценические представления, которых не видно в других землях, напр., на праздник трех отроков — сценическое представление чуда огненной пещи халдейской, отправляемое в самой церкви во время заутрени. О новгородских скоморохах может дать понятие, хотя слабое, песня о новгородском госте Терентьище, которая, как и некоторые другие, будучи первоначально новгородского состава, дошла до нас не иначе, как перешедши через влияние последующих веков, усвоенная и переделанная поколениями другой народности, заступившей в Новгородской Земле старую народность.

Богатый гость Терентьище жил в подгородной слободе Юрьевское, то есть около Юрьевского монастыря, где действительно издавна были дворцы зажиточных людей. Он был уже в пожилых летах. Жена у него Авдотья Ивановна — молодая и приветливая. Она раскапризничалась, кричит, что больна.

Расходился недуг в голове.Разыгрался утин в хребте.Пустил недуг к сердцу.

Она требует, чтобы муж шел искать лекарей, которые не могли быть ничем другим как волхвы. Терентьище —

Он жены своей слушался.И жену-то во любвн держал.

Взявши деньги, отправился он искать волхвов, и повстречал скоморохов.

Скоморохи люди вежливые,Скоморохи очестливые.

Они взялись вылечить жену Терентьища. По их приказанию, он влез в мешок и взял дубинку; они понесли его в его дом и сказали жене, что принесли ей поклон от Терентьища, что Терентьища они нашли мертвого и его клюют вороны. Молодая жена обрадовалась, избавившись от постылого старого мужа, и приглашает запеть ей про него песенку. Скоморохи уселись на лавке, заиграли на гусельцах и запели песенку, призывая в ней мешок зашевелиться, а Терентьище вылезть оттуда. Тогда Терентьище, раздосадованный на жену, выскочил из мешка и выгнал дубинкою от жены из-за занавеса недуг, который выскочил в окно и чуть головы не сломил, а на месте оставил и платье, и деньги.

Такими-то действами тешили скоморохи свою публику, представляя ей сцены домашней жизни.

XI. Общественные бедствия

И Новгород, и Псков в течение своей истории подвергались физическим бедствиям, потрясавшим благосостояние жителей и нарушавшим спокойное течение общественной жизни. Очень часто жители этих городов страдали от пожаров. Некоторые из этих пожаров, правда, были незначительны и ограничивались сгореиием двух-трех дворов и одной церкви; но другие до того были опустошительны, что истребляли значительные части города, а иногда, как случилось однажды во Пскове, и весь город зараз. В XII-м веке в Новгороде упоминается о семи пожарах: из них были четыре на Торговой стороне, три на Софийской, в Людином и Неревском концах разом. Из них важнейшие в 1153, 1181, 1194, особенно последний. Он замечателен был тем, что в разных местах этих концов один раз за другим вспыхивало пламя, невидимо, по выражению летописца, и люди до того перепугались, что жили несколько времени в поле. Тогда на всю новгородскую волость нашла, так сказать, пожарная эпидемия; вслед за новгородскими пожарами горело Городище, горела Ладога, горела Руса [114].

В XIII веке было семь больших пожаров: из них три на Торговой, три на Софийской, один на обеих сторонах разом[115]. Пожар 1290 года произошел от междоусобия; тогда сожгли Прусскую улицу. Пожар 1299 года был в самую пасхальную ночь — загорелось на Варяжской улице; поднялась буря с вихрем; и вдруг загорелось совершенно далеко оттуда, в Неревском конце, на Софийской стороне; горело на обеих сторонах до света; сгорело много людей; в церквах много товаров погибло; а удалые воспользовались суматохою и общею бедою -- пустились грабить товары в церквах. Тогда, — говорит летописец, — вместо праздничной радости была нам утром скорбь и сетование. XVI-й век был особенно изобилен пожарами. Записано девятнадцать [116]; из них четыре были на обеих сторонах разом, девять на Торговой, а шесть на Софийской. Некоторые пожары отличаются своею важностью. В 1311 году было три пожара в Неревском конце; сгорело тогда более сорока церквей; и много сгорело добрых домов, — говорит летописец, — а недобрые люди по обычаю грабили; точно то же повторилось на Торговой стороне; и там окаянные человецы, — как называет их летописец, — не боясь Бога, или не жалея своей братьи в беде, поспешали исхитить чужое добро от огня, чтоб прибрать его в свои руки. В пятом десятилетии XIV-гр века были четыре сильные пожара. В 1340 г. обратилась в пепел значительная часть концов Неревского и Людина; огонь прошел в Детинец; сгорели владычные палаты, сгорела София; такой был пожар, — говорит летописец, — что думали мы, вот кончина наступает: поднялась буря с вихрем; огонь перешел на другую сторону чрез Волхов; значительная часть Славенского конца сгорела; захватил огонь и Плотницкий; люди не успевали выносить ни из церквей, ни из домов товаров и пожитков; а кто что и вынес на поле, или на огороды, или в лодки, или в учаны, — то лихие люди все пограбили. Молодцы врывались в церкви, пока не дошёл туда огонь, и расхватывали товары и церковное имущество. В 1342 году повторился сильный пожар на Софийской стороне и на жителей напал такой панический страх, что они бежали из города и расположились в поле или на воде в ладьях; так продолжалось неделю, а лихие люди, которые не слишком Бога боялись, воровали и грабили. Из остальных пожаров сильны и опустошительны были пожары в 1368, 1385, 1391 и 1399 г. Тогда погибали от огня и люди; так в 1385 г. вся Торговая сторона сгорела и погибло 70 человек. В 1399 г. также сгорела большая часть Торговой стороны; много людей погибло от огня, много потонуло в Волхове во время смятения. Такой лютый был пожар, — говорит летописец, — что огонь по воде ходил. В XV веке упоминается о пожарах под десятью годами[117]: пять на Торговой, четыре на Софийской стороне города, и один на обеих сторонах разом. Пожар 1442 года замечателен тем, что он возобновлялся три раза сряду в разных местах на Торговой стороне и привел жителей в ожесточение, так что начали хватать разных лиц, кто только имел несчастие не понравиться толпе, и бросали в огонь. Не видно, чтоб новгородцы принимали какие-нибудь меры предупреждения. Пожары считались Божьим наказанием и против них можно было защищаться молитвою. В 1342 году владыка со игумены и попы замыслил пост; и ходило духовенство по монастырям и церквам с крестами; и весь Новгород молился Богу и пресвятой Богородице, дабы отвратить от себя праведный гнев небесный.