Черное озеро (СИ) - К. Разумовская

Нева поднимается на ноги и подходит ко мне. Ее озадаченное лицо приближается к моему по мере того, как девушка усаживается рядом со мной. Княжна кидается ко мне с объятиями. Ее холодные руки будто хотят выдавить из моего тела жизнь. Нева отпускает меня лишь тогда, когда я кашляю от нехватки кислорода.

— Спасибо.

— Давай сначала разберемся с трупом. — как бы улыбчиво я не говорила, на последнем слове голос надламывается. Нева понимающе кивает и отходит в другой конец спальни. Без хозяина вся пышность убранства меркнет.

Я участвовала в пытках.

Я помогла княжне распилить труп мужчины, как делят на куски цыпленка!

— Сегодня я победила своего дракона. — вырываюсь из панической череды безумного осознания совершенных мной действий. Нева непонимающе смотрит в ответ, распихивая кровавые лоскуты по мешкам. Я пытаюсь превратить сказанное в красивую метафору:

— А что, если Мален тоже может каким-то образом заслужить твое снисхождение?

Непонимание на лице княжны становится настолько явным, что я уже не могу его игнорировать.

— Ну, принц должен спасти принцессу от дракона. Рискнуть жизнью там, все дела.

Ноги княжны разъезжаются, и она падает в кровавое кресло, уронив все, что успела собрать с пола. Я настойчиво продолжаю гнуть свою линию, избегая ее взгляда. Мои руки изо всех сил растирают засохшую кровь по дощатому полу и ковру.

— Ну, там, пройти восемь километров, не знаю… у всех разные драконы.

Немигающий взгляд смягчается. Нева встает и подбирает выпавшие из рук куски ткани. Вода совсем потемнела. Пора бы поменять. Смотрю на холщовые мешки и радуюсь тому, что нигде не выступает кровь.

Как я вообще до такого додумалась? Потрошить тело — явно не признак здравого ума.

— Ну, а какие драконы у тебя? — вырывает из потока мыслей вопрос Невы. Пожимаю плечами, а потом, будто опомнившись, поспешно отвечаю:

— О, ну, например, уважение. Еще ни один не справлялся.

***

Колени подкашиваются от усталости. Подходя к своей комнате, я вздрагиваю от страха, приметив крадущуюся тень. Оборачиваюсь, когда Амур стоит на расстоянии вытянутой руки. Разумовский выглядит задумчивым. Даже в полумраке коридора видно, как он сжимает и разжимает челюсти. Шрамы на левой стороне лица шевелятся в такт.

— Чего тебе? — рычу, пряча разодранные ладони за спиной.

— Идем. — кратко бросает он и, схватив меня за локоть, грубо тащит за собой. Вспоминаю прикосновения Опарина и непроизвольно отшатываюсь, падая назад. Амур дергает меня за руку на себя, предотвращая падение, но едва не вырывает мою конечность из сустава. Ахаю, уткнувшись лицом в рубаху на его груди. Я не выдерживаю.

— Я стараюсь быть терпеливой, но ты буквально выводишь меня из себя фактом своего существования.

Отталкиваю от себя Разумовского. Амур перехватывает мои руки, крепко сжимая кисти. Из задумчивого, его лицо становится изумленно-озадаченным. Понимаю, что его взгляд привлекли ссадины на руках и пытаясь выпутаться из хватки. Тщетно.

— Твои старания почти оправдывают себя. — злобно шипит он, утаскивая меня за дверь. Я не сразу поняла, что комната принадлежит не нам. В ней царит безукоризненный порядок. Тонкие подушки в серых наволочках нетронуты. Воздух пропитан запахом мяты. Амур подносит мои руки к масляной лампе, разглядывая раны.

— Страдания?

— И страдания. — добавляет Амур, отвлекаясь. Его изумрудные глаза шарят по лицу в поисках ответов. Я героически молчу, ощущая, как сердце того и гляди пробьет себе путь наружу. Тело непроизвольно содрогается. На глазах наворачиваются слезы. Резкая перемена в настроении не остается незамеченной.

— Инесса? — едва слышно произносит Разумовский и я срываюсь. Я рыдаю без остановки, выпуская весь ужас и страх накопившийся внутри. Хватаю ртом воздух, но его катастрофически мало. Меня неистово трясет, когда Амур прижимает меня к себе, в попытках успокоить. Он выжидает некоторое время, прежде чем спросить:

— Кто это сделал? — тон полон угрозы. Я пытаюсь ответить, но лишь всхлипываю и не могу выдавить из себя ничего членораздельного. Он терпеливо ждет.

Какой кошмар. Я убила человека.

Проходит еще немного времени, когда он пробует заговорить со мной вновь.

— Инесса, скажи мне кто это, и я сделаю всё, чтобы он молил о смерти.

Поднимаю голову и едва не сталкиваюсь с ним лицом. Амур мягко улыбается, но взгляд выдает безудержную тревогу. С большим трудом выдавливаю из себя всего три слова:

— Я сама это сделала. Мы убили…Опарина.

Амур раскрывает рот и, не найдя подходящих слов, закрывает его вновь. Повторив незамысловатые движения еще пару раз, он наконец выдавил из себя:

— Он тебя не тронул? — в ужасе вопрошает Разумовский, но я продолжаю свой нелегкий рассказ, пока попросту могу связывать слова в предложения:

— Мы выпотрошили его…

— Что с твоими руками? Почему ты не отвечаешь?

Амур нервно выпаливает вопросы один за другим. Я говорю, стараясь не терять остатки здравого смысла и самообладания:

— … а потом рассовали по мешкам и отдали Малену и Идэр. Они должны были избавиться…от останков.

Амур вздыхает, качая головой из стороны в сторону. Не осуждающе. Скорее, очень удивленно.

— Нева-то, понятно, но, а ты куда? — истерично усмехается Разумовский, вновь заключая меня в крепкие объятия. Я истерично хихикаю в ответ, стирая слёзы о рубашку на груди Амура.

— Ты точно в порядке?

Не считая того, что я чертова маньячка — определенно, — да.

Киваю, не в силах говорить.

— Я чуть с ума не сошел. — доносится шепот над головой. Чувствую, как Амур аккуратно кладет подбородок на мой затылок.

Все закончилось. Это глупо, но мне становится спокойнее.

Не знаю сколько времени мы продолжаем просто так стоять. Я успокаиваюсь и, в какой-то момент, даже, кажется, совсем ненадолго, проваливаюсь в полудрёму. Когда я в следующий раз открываю глаза, то чувствую себя гораздо лучше. Выпрямляюсь, отлипая от взмокшей рубашки. Амур хмурится, задумчиво вглядываясь в мое лицо, а после неторопливо достает из-за пазухи большой бумажный сверток. Тонкая бумага со скрипом рвется под его пальцами, и Разумовский высвобождает кусок насыщенно синей ткани, вышитой серебряными узорами. Цветы и звезды, аккуратные полумесяцы и извивающиеся лозы, усыпанные аккуратными листочками. Разумовский протягивает ладонь, сжимая ткань, спадающую вниз волнами, от чего блестящие узоры переливаются на свету.

— Позволишь?

Я киваю. Слишком быстро, выдавая свое волнение. Амур встает напротив и, слегка наклонившись вперед, аккуратно поправляет мои кудри. Рассматриваю его шрамы вблизи. Они не делают его устрашающим или непривлекательным. Они просто есть. Данность, как и то, что я оказалась на самом дне по собственной глупости. Амур ловит мой взгляд и громко выдыхает. От затянувшегося молчания внутри нарастает чувство неловкости.

— Кто-нибудь говорил тебе, что ты, невероятно красив, хоть и редкостный козлина?