Черное озеро (СИ) - К. Разумовская

разбил мальчишке Ландау нос — неплохая плата за простреленное плечо.

Ничего из того, о чём бы я не догадывался. Иванцев водит близкую дружбу с Емельяновыми. Младший сын Вадока Емельянова пал от руки Распутина, что может усложнить наше путешествие. Личные счёты со знатью — дело гиблое, уж я-то знаю. Из сплетен ныне мне доподлинно известно, что в следующем году князей ждёт Ярмарка Невест, Витим Макконзенъярви отошел от дел окончательно из-за болезни ранее оборвавшей жизнь его жены, а царь Райрисы привез в Святой Град Дождя своего дражайшего наследника, считавшегося умерщвленным собственной матерью-еретичкой. Бессвязный бред — Иванцев интересуется пчёлами, переправленными из Меряны.

— А ты видел сестёр Романовых? Нет? Нева, конечно, прелесть, но однажды мне удалось мельком увидеть Ардон, и я буквально обомлел от красоты! Раньше такое происходило только когда я посещал баню вместе с Амуром.

Одной Смерти известно в какой раз я отвлекаюсь на нескончаемую болтовню Катуня. Друг разлёгся на моей кровати, свесив голову вниз. Бусины и свалявшиеся волосы лежат на полу, побрякивая, когда друг дергается от смеха, словно мучаемый судорогами. Стивер злобно хмыкает, поджав под себя длинные худые ноги.

— Ты не найдешь там ничего нового. — бубнит Хастах, натирая штуцер, уведенный мной с поместья Иванцева. Пытаюсь собрать воедино всю информацию и прикинуть каким образом я могу применить её, но вновь захожу в тупик. Раздражаюсь, но продолжаю прокручивать мысли в голове, в надежде на озарение.

Ничего. Пустота.

— Опарин покупал крестьян у Иванцева.

— Это я уже слышал. — недовольно фыркает друг. — Ты лучше скажи, когда ты перестанешь злиться на Малена?

Вопрос задевает за живое, потому я с еще большим усердием утыкаюсь носом в потемневшие от вишневой наливки документы.

Опарин водит дружбу со многими. Через Западный Торговый Путь проходят все торгаши, доставляющие товары в Соль, а оттуда — в Меряну и за моря. Но больше толку от Опарина нет, разве что мы могли бы взглянуть на его письма.

— Мне плевать. Пусть хоть женится на ней.

— А можно вопрос? — встревает Стивер, который, до этого момента, не подавал никаких признаков жизни. Я был уверен, что парнишка витает в фантазиях о маленькой княжне. Каково же было мое разочарование, когда я понял, что это не так.

— Задавай. — недовольно говорю я, готовясь к внеочередному глупому разговору.

Ну почему мы должны тратить моё время на обсуждение таких глупостей?

— Ты ревнуешь Идэр к Малену?

— Что за вздор? — рычу я, дергая головой. Волосы падают на глаза и надоедливо щекочут лицо. Заправляю их назад, всячески стараясь избежать соприкосновения со шрамами.

— Просто Идэр все эти годы так грезила вашим воссоединением. Я удивлен тому, что вы не вместе.

Не знаю кого я ненавижу больше в эту секунду: бывшую возлюбленную, что только и делала, как тараторила о наших отношениях, которым было не суждено начинаться, а не то, чтобы продолжаться, или же наивность и прямолинейность Стивера.

— Мне плевать. — лгу я, хватая с пола другие документы. Бумага волнистая и шуршит под пальцами.

Меня злит факт того, что Распутин позволил себе ее коснуться после всего того, что произошло. Но мы не вместе и теперь моя милая предательница вольна делать всё, что хочет. Она глупа, раз из бесконечного множества возможностей снова и снова выбирает докучать мне.

Я зарываюсь глубже в анализ, отбрасывая всякие намеки на сторонние мысли.

Торговля. Опарин и его легендарное увлечение жужжащими тварями.

Мы были на этом дворе около семидесяти лет назад, когда я ещё служил при царе и Опарин лелеял ульи на чердаке своей богадельни. Меня и Катуня тогда нехило искусали.

Вот оно. Что если, дело не только в торговле крестьянами? Может, пчеловодство из увлечения переросло в основной вид деятельности? Опарин скупает пчёл с Меряны — враждебно настроенного царства по левую сторону от Золотых Гор — княжества Макконзенъярви. Но кому нужны пчелы? Емельяновым. Они растят вишневые сады вдоль трети Западного Торгового Пути. Если Опарин переправляет им пчел, возможно, он доставляет письма от Маномы к Кегалу Крупскому. Было бы неплохо ознакомиться с перепиской брата с сестрой.

Голова гудит от споров Нахимова и Стивера. Хастах закончил начищать оружие и прикрыл глаза, облокотившись на стену.

Несколько ночей назад я видел их в лесу. Они целовались в тени деревьев.

Почему у всех моих друзей мания на дев, которые мне симпатичны? Меня что — прокляли?

Я не на шутку испугался, проводя с Инессой пару ночей назад. То, что она не сошла с ума — чудо, не меньше. Когда она спала на земле, укрытая моим кафтаном, я представлял, как это будет — когда она проснётся не в себе и мне придётся её убить. Невольно вспомнились её холодные губы и вкус речной воды.

Я уже доверилась тебе. Это было глупо и больше я так не ошибусь.

Почему Инесса так злится на меня, если Хастах всё знал, но тоже молчал? Разве что — их связь не подразумевает ничего серьезного, и она ставит наи с ней рабочие взаимоотношения во главу угла.

Бросаю бумаги на пол подле себя и выпрямляю затекшие ноги. Закрываю глаза и перед носом вновь маячит образ Инессы в корсаже и шелковой юбке с разрезами по бокам.

Столь же красива, сколько раздражающе неправильная.

Она вечно мной не довольна. В чем дело? Я не соответствую ее представлениям? Я не должен этого делать. Зачем все эти сложности?

Сложности. Наверное, ей не легко находиться тут. С нами. Особенно, когда приходится выдавать себя за работницу постоялого двора. Пусть учится постоять за себя.

Что если ей действительно будет угрожать опасность? Сможет ли она себя защитить?

Нервно кусаю внутреннюю сторону щек, чувствуя нарастающее безумие, увеличивающееся в размерах с каждой секундой.

Оправить необученную девушку в логово зверя, дабы отвлечь внимание от копания под Опарина.

Гениально глупо.

Если что-то пойдет не так, ей будет сложно дать отпор?

От одной мысли о том, что маленькой девчонке придется отбиваться от особенно назойливого постояльца приводит меня в ужас.

Не обучена, в непригодных даже для пресловутого бега тряпках, она не сможет себя защитить.

Вдруг, меня осеняет.

Тряпки.

Пора бы прогуляться.

Поднимаюсь с пола, отряхиваю камзол. Три пары глаз уставились на меня с удивлением.

— Катунь, ты что-то говорил про выход в город?

Нахимов хитро улыбается, демонстрируя идеально белые зубы.

— Конечно говорил. Нам пора развеяться.

***

Она справится. Я не могу постоянно за ней следить. Пусть учится самостоятельности — убеждаю себя, разглядывая отражение в зеркале. Шелковая рубашка цвета топленого молока переливается