Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какого блага, о чём ты? — воскликнула госпожа Розгард. — Из-за какой-то нелепой выдуманной истории ты заклеймила честного и блестящего офицера, любящую избранницу своей дочери! Ни о каком «благе» тут и речи не идёт, им ты просто прикрываешь своё упрямство и самодурство! Боюсь, что ты просто ищешь любой повод, чтобы оставить Онирис возле себя, готова цепляться за какую угодно абсурдную ложь и слухи, лишь бы не подпустить к ней никого. Это не любовь, это бессмысленная жестокость и собственническое отношение к дочери. В угоду себе и своему деспотизму ты готова сделать её несчастной! Это выше моего понимания, дорогая.
Темань шумно дышала, подрагивая ноздрями и сжимая челюсти. Звякнув чашкой о блюдце, она встала и стремительным шагом направилась к себе в кабинет. Госпожа Розгард вздохнула, закрыв глаза и проведя ладонью по лицу.
Онирис, слышавшая этот разговор, подошла и тихонько, робко прильнула к её плечу.
— Благодарю тебя, госпожа Розгард... Но, похоже, вразумить матушку невозможно.
Та привлекла её ближе и прижала к своей груди, поцеловала в лоб.
— Онирис, детка... Я всем сердцем люблю тебя и желаю тебе счастья. Поведение твоей матушки меня безмерно огорчает и возмущает: она, безусловно, злоупотребляет родительской властью. Старые обычаи мудры, родительская власть должна употребляться именно во благо ребёнка, а не во вред ему. В противном же случае это просто нелепое и бессмысленное самодурство, и никакой добродетели в подчинении такой искажённой, неправильно употребляемой власти нет. Но всем и каждому в обществе этого не объяснишь, перед каждым не оправдаешься. Не втолкуешь сплетникам всех тонкостей, всей истинной подоплёки этой истории. И тут уже только вам с Эллейв самим решать, сможете ли вы противостоять общественному осуждению и жить, не обращая внимание на чужое мнение. А оно, увы, порой играет всё же немалую роль в общественной жизни.
— Если матушка упрётся непоколебимо, нам не останется ничего иного, как только обойтись без её благословения, — вздохнула Онирис, прижимаясь головой к плечу госпожи Розгард. — Потому что я не могу без Эллейв жить, а она — без меня! Только это нам и останется...
— Что ж, за ваше счастье вам придётся заплатить некоторую цену, — проговорила госпожа Розгард, поглаживая её по волосам. — Я, конечно, ещё буду пытаться повлиять на твою матушку, но, честно говоря, не вижу способа заставить её изменить поведение. Доводам разума она не поддаётся, взывать к её чувствам также бессмысленно.
— Я благодарна тебе за поддержку, госпожа Розгард, — сказала Онирис, с дочерней нежностью прижимаясь к груди главы семьи. — Даже если у тебя не получится повлиять на матушку, мысль о том, что ты на нашей стороне, всё равно греет мне душу.
Госпожа Розгард вздохнула и крепко вжалась в её лоб поцелуем.
— Бедная моя малютка... Не повезло тебе с родительницей. Но я верю, что вы с Эллейв всё преодолеете.
Несколько дней Онирис с Эллейв виделись только в снах, обходясь без личных встреч. Они обсуждали будущую свадьбу и перспективы дальнейшей совместной жизни; разумеется, если на церемонии не будет присутствовать матушка Темань, все поймут, что она не благословила этот брак, но на общественное мнение влюблённые решили наплевать. Движущей вперёд по жизни и окрыляющей силой для них была любовь, а кроме того, они располагали благословением от родителей Эллейв: Арнуг выразил его Онирис лично, причём самым нежным и проникновенным образом, а от госпожи Игтрауд девушка получила в подарок книгу с автографом и подписью: «Дорогой Онирис от её второй матушки». Онирис была до слёз растрогана таким тёплым заочным отношением, и первое, что она собиралась сделать при встрече с госпожой Игтрауд — это прильнуть к её груди с дочерним почтением и нежностью.
Ниэльм очень страдал в разлуке с Эллейв, но они всё же тайком пару раз увиделись на прогулке в городе. С ними был и Веренрульд, который мог разболтать всё матушке, но ничего с этим они поделать не могли: никуда ведь малыша не денешь, дома не оставишь. Батюшка Тирлейф и Кагерд пошли на это ради Ниэльма, который промочил слезами уже несколько подушек и даже потерял аппетит.
Они подошли к любимой кондитерской Онирис. Ниэльм озирался в поисках Эллейв, но около заведения её не было. Он уже с отчаянием думал, что она не пришла, как вдруг, бросив взгляд через дорогу, увидел её — та стояла на противоположной стороне улицы и смотрела на него. Осенний ветер трепал её плащ и пёрышки на шляпе, а глаза мерцали из-под полей, ласковые и грустные одновременно. Ниэльм чуть не рванул через дорогу, по которой мчались повозки, но батюшка Тирлейф его удержал. Эллейв в несколько прыжков пересекла проезжую часть, а в следующую секунду уже кружила Ниэльма в крепких объятиях.
— Матушка запретила нам с Онирис с тобой видеться, — заплакал он.
— Увы, мой родной, — проговорила Эллейв, прижимая его к себе одной рукой, а пальцами второй нежно поглаживая по мокрым щекам. — Онирис мне сказала, что ты ничего не ешь... Это очень скверно, дружище мой.
Встречам в снах мальчик ещё не научился, этот навык ему предстояло освоить годам к десяти. Если у сестры была хотя бы такая возможность видеться с любимой, то мальчику оставалось уповать только на встречи тайком. Хорошо, что батюшка Тирлейф и дедуля Кагерд относились к горю Ниэльма с сочувствием и согласились поспособствовать этому свиданию!
— Ты сегодня завтракал? — заботливо спросила Эллейв.
Ниэльм горестно сопел. За него ответил отец:
— Он выпил только чашку отвара тэи со сливками, а есть отказался, госпожа Эллейв.
Та нахмурилась.
— Никуда не годно! Родной, если ты не будешь как следует питаться, какой же из тебя вырастет моряк? Хиляков не берут во флот. Пойдём-ка, загрузим твой трюм как следует.
В закусочной для Ниэльма заказали чашку отвара тэи, сдобную булочку с начинкой из копчёного мяса и сыра, яйцо всмятку, а также пару пирожных с медовым кремом и орехами. Эллейв ласково настояла, чтобы он съел всё до последней крошки, и Ниэльму пришлось повиноваться. И он не пожалел: всё было изумительно вкусно, особенно пирожные.
— Ну вот, совсем другое дело, — улыбнулась Эллейв. — Ты, дружок, давай-ка, не унывай. И о еде не забывай. Что же, прикажешь мне каждый раз тебя кормить?
Ниэльм был бы совсем
