Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

На сей раз никто не отвечал.

– Эй, щезник! – позвал архитектор. – Наглая незнамо кто, отзовись!

Но больше никто не вторгался в его слух. Архитектор беспомощно брякнулся на диван. Это сумасшествие. Или все же чья-то дурацкая выходка? Хотелось бы второе. Немедленно спать. И Щусев даже не пошел, а побежал в спальню.

После победы на конкурсе пришлось еще немало потрудиться над дальнейшей разработкой плана вокзала, то и дело скицируя и мысленно, и простым карандашом, смешивая детали разных эпох. И если в первых вариантах проекта 1911–1912 годов значительную роль играли мотивы новгородско-псковского и раннемосковского зодчества, то в дальнейшем Щусев изменил стилистическое решение вокзала, в нем стали преобладать мотивы «нарышкинского» барокко.

Вдохновение не покидало мастера. «Вдохновение – это такая гостья, которая не любит посещать ленивых», – написал как-то Чайковский своей покровительнице, матери Николая фон Мекка Надежде Филаретовне. Что верно, то верно, Муза к ленивым не приходит. Вдохновение рождается только от труда. Поэтому и работа спорилась, прорабатывались варианты, учитывались тонкости. Одним словом, проект совершенствовался.

Женский голос больше не мерещился. Вместо него слышался другой, мужской. Но какой-то особенный, причудливый. И наружное, и среднее, и внутреннее ухо академика – все три отдела уникального божественного инструмента восприятия звуков – были готовы поклясться, что впускали невидимый голос за пределы личного, принадлежащего только одному Щусеву внутреннего пространства.

Дорабатывая проект вокзала, Алексей Викторович следовал замыслу конкурса «Ворота на Восток», проявляя образы начального пункта и конечного – Москвы и Казани, сплетая черты и формы московского и казанского зодчества.

Доминантой архитектурного ансамбля стала многоярусная башня. В ее формах Щусев воспроизвел башню Казанского кремля Сююмбике. Стройная, стремящаяся вверх, она с незапамятных времен являлась архитектурным символом города. В то же время щусевская башня имела сходство с силуэтом Боровицкой башни Московского кремля.

На фасаде одного из павильонов Щусев поместил московский герб с изображением Святого Георгия Победоносца, на другом – казанский с мифологическим существом Зилантом. По татарской легенде, змеиный царь обитал на месте Казани, а сейчас находился в озере Кабан и стерег ханские сокровища Сююмбике.

А вообще на мысль использовать гербы в экстерьерном оформлении вокзала Алексея Викторовича натолкнул рисунок старшего сына Петра с драконом, висевший на стене в кабинете. Несколько лет назад «Новое общество художников» устроило выставку детских художественных работ. Одна из работ Щусева-младшего заслужила одобрение устроителей и была показана на выставке, где снискала успех. Алексея Викторовича радовало, как выполнена фантазия сына, но настораживало то, что на рисунке. А изобразил Петр змея, сжимавшего своими кольцами избушку с перепуганными обитателями. «Очень зловеще, – думал Щусев, – но мастерски!»

В апреле 1913 года в прессе были опубликованы проектные предложения Щусева по Казанскому вокзалу. Противники архитектора злословили, что за него замолвила словечко сама великая княгиня Елизавета Федоровна. Совсем недавно Алексей Викторович выстроил для ее Марфо-Мариинской обители двухстолпный Покровский собор с двумя звонницами, и якобы основательница обители, будучи близкой родственницей царя, проталкивала своего любимца. К тому же ее личным секретарем являлся Владимир фон Мекк, племянник Николая фон Мекка, возглавлявшего Общество Московско-Казанской железной дороги. Владимир Владимирович фон Мекк, театральный художник и живописец, обладал тонким художественным вкусом и обширными знаниями по искусству. Поговаривали, что он имел колоссальное влияние на своего дядю, железнодорожного магната.

Эти слухи доходили и до Щусева. Он лишь посмеивался над сплетнями.

Доработанный проект Казанского вокзала летом 1913 года был передан на утверждение техническому совещанию Министерства путей сообщения. Специалисты одобрили работу академика.

В том году свое сорокалетие Щусев отмечать не стал, все же поддался суеверию. В ближайшее время еще предстояло согласование с инженерным советом министерства. Состав совета был настолько представительным, что его решения являлись обязательными для руководства.

Промозглым ноябрьским днем по адресу Набережная реки Фонтанки, 117, в Министерстве путей сообщения Российской империи состоялось утверждение генерального плана Казанского вокзала.

Жаль было расставаться с Петербургом. Алексей Викторович полюбил его всем своим существом – глазами, сердцем, душой. Это Гоголь говорил, что при одной мысли о Петербурге ему становится дурно, что чувствует, как проходит мороз по коже и она покрывается сыростью. И Достоевский не жаловал город на Неве, считая его мрачным и угнетающим, и даже зловещим, атмосфера непарадной столицы окутывала многие его произведения. А Пушкин любил и возвеличивал Петербург: «Люблю тебя, Петра творенье…» А Щусев любил и Пушкина, и Петербург.

– Вот парапет набережной, на который, возможно, опирался Александр Сергеевич, – говорил Щусев жене во время прогулки, и понимание этого вызывало восторг.

А всем критикующим город из-за серости, сырости, промозглости, унылости Щусев отвечал так:

– Мы видим мир не таким, каков он есть, а таким, каковы мы сами. Разгоните тучи в своем сознании, и тогда взгляд на город будет не через призму собственных проблем. Ведь Петербург – это лазоревое небо, отраженное в волнах рек и каналов, и ослепительное солнце, играющее на шпилях и куполах. Вдохните аромат белых ночей, увидьте россыпи фонтанов, парков, великолепную архитектуру дворцов, площадей, развод мостов – чудо инженерной мысли…

Петербург – это еще годы юности Алексея Щусева, учебы, первых достижений, общения с уникальными людьми, впрочем, все это никуда и не девается, остается с человеком навсегда.

Но впереди возведение вокзала под руководством архитектора Щусева, и только по этой причине предстоял его переезд с женой и детьми в Первопрестольную. Алексей Викторович рассчитывал, как только закончатся работы в Москве, вернуться обратно в Санкт-Петербург. Академик называл себя питерцем, он и говорил по-питерски, несмотря на то что Марья Викентьевна над этим язвительно посмеивалась. Сейчас Щусев считал себя временно выезжающим в Москву на строительство Казанского вокзала. Да к тому же Татарина планировалось закончить к концу 1916-го, то есть всего лишь через три года.

– Три плитки молочного шоколада «Конради». – Щусев восхищался поистине королевской продукцией потомственных швейцарских шоколатье. – И, пожалуйста, еще одну в коробке с книжицей.

Мария Викентьевна указала на «Путешествие Гулливера» Свифта.

Фабрика «Конради» для привлечения покупателей заказала издательствам детские книги и начала их продавать вместе с шоколадом. Книги издаются вытянутее обычного, по форме шоколадной плитки. Эта идея нашла поддержку и у родителей, и у маленьких сладкоежек, которые получали заветное лакомство после чтения.

Книга предназначалась для Петра Первого, впрочем, он и без шоколада любил книги, младшие же – Миша и Лидочка – читать пока не умели.

Ешь, Алексей Викторович, шоколад «Конради», наслаждайся! Ведь пройдет всего лишь какой-то десяток лет, и знаменитая на всю Россию фабрика будет разорена. Внук основателя Морис, названный в честь деда, в 1914 году, получив специальное