Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц

Похоже, что в заговоре участвовал лишь один сенатор государственного ума и глубоко озабоченный будущим Рима – это Плавтий Латеран. Его приверженность интересам государства в некоторой степени была связана с семьей: его дядя сыграл решающую роль в завоевании Британии. Сам Латеран до сих пор был известен только благодаря роману с Мессалиной, из-за которого Клавдий изгнал его из сената. В 55 году помилованный молодым Нероном Латеран вернулся в сенат. Теперь, 10 лет спустя, Латеран, согласно Тациту, проявил активность, и это наверняка заметили внимательные читатели: Латеран не упоминается в «Анналах» между 55 и 65 годами, но теперь он тот человек, который, хотя и получил благодеяние от Нерона, все же вынужден принять решительные меры против тирана. Это многое говорит прежде всего о последнем.

Вовлеченные в заговор сенаторы были хорошими людьми, но все же решающую роль они играть не могли. Политический заговор всегда направлен на создание новых реалий в государстве. В античные времена едва ли был иной вариант, кроме убийства правителя. Таким образом, девиз должен звучать как «Все или ничего», потому что в случае провала пощады ждать не придется. Поэтому для успешного заговора против императора важнейшим фактором были люди с оружием, и именно те, кто находился рядом с правителем днем и ночью: преторианцы[1258]. Это было ясно уже после убийства Калигулы 24 года назад; даже тогда сенаторам и преторианцам приходилось играть на одном поле, причем командовали в этой смертельной игре именно преторианцы.

В это время в Риме было 12 преторианских когорт, каждой командовал трибун, а верховное командование было возложено на двух префектов Тигеллина и Фения Руфа. Естественно, Тигеллина из-за его тесной связи с Нероном невозможно было просить о помощи в его убийстве, и только уставшему от жизни человеку пришла бы в голову идея каким-либо образом посвятить в обстоятельства дела префекта. Но рука Тигеллина, очевидно, не простиралась так далеко: заговорщикам удалось привлечь на свою сторону в общей сложности трех трибунов преторианской гвардии – Субрия Флава, Гавия Сильвана и Стация Проксума, и еще трех центурионов[1259]. Эти офицеры, командовавшие сотней солдат, были не менее важны, чем их начальники, поскольку они гораздо ближе контактировали с солдатами более низкого ранга. Но особенно многообещающим казалось то, что после некоторых колебаний к заговору примкнул префект претория Фений Руф, – по мнению Тацита, только из опасений, что интриги и подозрения его коллеги Тигеллина рано или поздно перейдут в угрожающую плоскость: Тигеллин не уставал обвинять Фения Руфа в романе с давно умершей Агриппиной, что ставило под вопрос его лояльность Нерону[1260].

На бумаге заговор 65 года представлял собой сочетание значительной политической и военной мощи. Условия сами по себе были благоприятными. Однако многим участникам не хватало лидерских качеств, четких целей и, возможно, некоторого идеализма. Заговор Пизона с треском провалился. Похоже, Тацит в своем обстоятельном повествовании хотел показать, как не надо поступать, если нужно убить деспотичного императора[1261].

Убить тирана – но как?

Как уже упоминалось, заговорщики намеревались нанести удар в 64 году во время великого пожара[1262]. Нерон в это время, как описывает Тацит, расхаживал по своему дворцу без охраны, и Субрий Флав, один из преторианских трибунов, подумывал в тот момент напасть на императора. Конечно, куда более зрелищно было представить убийство императора-артиста на сцене и прикончить Нерона в разгар музыкального представления. По словам Тацита, такой вариант тоже рассматривался – вероятно, как совершенно реалистичный, особенно для него и созданного им образа Нерона, – но не был воплощен в жизнь из-за страха перед последствиями. Поскольку Нерон во время пения и исполнения музыки окружал себя большим количеством физически крепких приспешников – вышеупомянутых августианов, – такое убийство фактически было равносильно самоубийству.

К отсутствию смелости у людей, окружавших Пизона, добавилось еще и предательство. Вскоре обо всем узнала вольноотпущенница по имени Эпихарида. Вероятно, источник утечки информации находился в доме брата Сенеки (и отца Лукана) Аннея Мелы, поскольку Эпихарида, как говорят, была его любовницей[1263]. Позже Мела покончил жизнь самоубийством после того, как его заподозрили в участии в заговоре. Так что, возможно, встреча заговорщиков действительно состоялась в его доме, где Эпихарида и узнала о запланированном. Возмущенная тем, что окружавшие ее мужчины медлят, Эпихарида проявила себя более энергичной, чем все аристократы и военные, вместе взятые. Без лишних разговоров она связалась с капитаном Мизенского флота, который в свое время был причастен к убийству Агриппины. Эпихарида узнала, что Волузий Прокул (так звали этого человека) не был по достоинству оценен Нероном за участие в убийстве его матери, и когда он заявил, что жаждет мести, его можно было счесть надежным сторонником заговора. Нерон часто и охотно бывал в Кампании. Флот был недалеко, так что, возможно, был шанс застигнуть его во время плавания на корабле. Прокул планировал завербовать солдат флота, подходящих для такого покушения[1264].

Настораживает то, что Тацит представляет план убийства Нерона, который выглядит точно так же, как замысел покушения на Агриппину, включая местность. Однако куда больше удивляет самоотверженность, проявленная вольноотпущенницей. Правление Нерона вряд ли повлияло на условия жизни бывшей рабыни, такой как Эпихарида. Когда она пытается завербовать Прокула, который, вероятно, всю свою жизнь был солдатом, в том числе с помощью аргумента, что Нерон всячески ущемляет прерогативы сената, это выглядит почти комично. И снова Тацит рисует фигуру, которая действует и мыслит более по-сенаторски, чем сами сенаторы. Энергичная и решительная Эпихарида является таким же зеркалом для бездействующего или некомпетентного высшего класса, как и стойкие рабыни Октавии[1265]. Однако Эпихарида не становится у Тацита безоговорочной героиней, потому что Прокул сначала просто выслушал все это, взвесил, что он может получить за эту информацию, и доложил обо всем Нерону[1266].

С некоторых пор император остро реагировал на реальную или мнимую угрозу своей власти и едва ли терпел соперников: не так давно три сенатора, Фавст Корнелий Сулла, Рубеллий Плавт и Децим Юний Силан (обреченный на смерть только потому, что состоял в очень дальнем родстве с Августом), были безжалостно устранены[1267]. Нерон лично допросил Эпихариду. Но поскольку свидетелей обвинений Прокула не было, а Эпихарида не внесла никакой ясности – она не назвала Прокулу ни единого имени, – поначалу дело зашло в тупик. Однако среди заговорщиков теперь царило беспокойство. Без сомнения, Нерон пустит по следу свою верную ищейку Тигеллина. Это стоило предвидеть и действовать быстро, но как и где? Как и многие представители его сословия, Пизон владел виллой в прекрасном месте в Байях (неподалеку