Ослепительный цвет будущего - Эмили С.Р. Пэн

Аксель смеется, и этот звук накрывает меня, как теплая вода в ванной. Он подзывает меня к кровати, и мы садимся на краешек. Я быстро прикидываю, что между нами около семнадцати сантиметров. С тем же успехом эти семнадцать сантиметров могли бы быть целым Атлантическим океаном – так далеко, кажется, он сидит от меня. Ладно. Так даже лучше. Вдох, выдох.

– Позволь мне сначала попробовать сказать то, что я собирался сказать, – говорит он. Голос его стал совсем мягким, и я вдруг поднимаю, что он тоже, возможно, нервничает.

Эта мысль все меняет. Я наблюдаю, как он пытается пристроить куда-нибудь руки. Как снова и снова снимает очки и теребит дужки. Как то и дело проводит по волосам. Его взгляд встречает мой, затем снова сбегает – как будто после стольких лет лучшей дружбы ему трудно смотреть мне в глаза.

– Отчасти я нарисовал все это потому, что до смерти скучал по тебе. Перед тем как ты уехала, я пытался не лезть в твое личное пространство. Я надеялся, что, когда ты вернешься из Тайваня, мы снова сможем поговорить. Но я не мог перестать думать о тебе. Не мог перестать думать о…

Эта пауза – самая долгая пауза в мире. Я замечаю, что задержала дыхание в ожидании его слов.

– Я не мог перестать думать о том, как поцеловал тебя, – заканчивает он, переводя взгляд вниз, на свои руки, вместо того чтобы посмотреть на меня. – Это просто… это было настолько правильно.

Да! Кричит мое сознание. Точно!

– Но… ладно. Не буду я…

Я перебиваю его, потому что вижу на его лице борьбу, вижу, как тяжело ему наконец признаться.

– Все нормально, – говорю я, хотя эти слова режут меня ножом. – Я знаю про Лианн. И… я ничего ей не скажу. Я не буду разрушать ваши отношения.

– Наши что?

– Каро мне сказала, – принимаюсь я объяснять.

Он категорично трясет головой.

– Нет, нет, я с ней расстался. Еще за несколько недель до Дня двух с половиной. Все это было ошибкой. Одной огромной ошибкой.

Когда я открываю рот, из него вылетает:

абсолютная тишина.

– Слушай, я так и не объяснил тебе, что произошло весной, – говорит он. – Я хотел, но просто… Все стало слишком запутанно. Вышло из-под контроля.

Я киваю, будто понимаю, о чем он. На самом деле – ни слова.

– Пока я был в Пуэрто-Рико на зимних каникулах, то много разговаривал со своим двоюродным братом Сальвадором. Я рассказал ему о тебе.

Он рассказал обо мне своему двоюродному брату! Не знаю, почему это звучит так неожиданно.

– Сал – старый романтик. Ну, вроде бабушки и дедушки Каро. И пока я говорил с ним… Я понял, что влюбляюсь в тебя. И он убедил меня рассказать тебе о своих чувствах. Но когда я вернулся… Я просто не мог. А потом, на Зимнем балу, я увидел, как ты целовала того парня, Уэстона. И я просто не знал, что делать. Я думал, все безнадежно. И в тот период Лианн постоянно была где-то рядом, и я явно все еще нравился ей, и мы с ней ладили лучше, чем раньше. Она была… не знаю, как это сказать, так что скажу прямо: она помогла мне отвлечься.

Лианн. Я с силой втягиваю воздух. До этого он говорил, что между ними уже ничего не будет по-прежнему. Он это имел в виду?

– Потом, когда я тебя поцеловал… Господи, ну я же видел, как тебя это выбило из колеи. – Голос Акселя снова ускоряется. – И если ты хочешь, чтобы это больше никогда не повторилось, я все пойму. Я буду уважать твое решение. Я знаю, что переступил определенную черту…

– Нет, – вырывается у меня. Заговорила. Уже хорошо. Паника вернула мне способность мыслить. – Не ты один. Мы переступили эту черту вместе. – Все еще не совсем то, что я хочу сказать, но хоть что-то.

Я пытаюсь продолжить, но Аксель трясет головой, теперь глядя на свои ноги.

– Ли, прости, если ты считаешь, что я заставил тебя делать что-то против своей воли. Я никогда, никогда не стал бы тебя принуждать…

Мое лицо вспыхивает, когда я вспоминаю все те разговоры о согласии, которые обсуждались на уроках полового воспитания, и о том, что оно применимо ко всем этапам – не только к сексу.

Когда я поднимаю взгляд, он прижимает к губам большой палец – как будто это должно помочь ему промолчать.

– Ты все понял неправильно, – наконец выдавливаю я из себя.

И тогда он поворачивается, и его глаза снова встречаются с моими; они такие грустные, такие поверженные.

– Аксель, я хотела, чтобы ты меня поцеловал. Больше всего на свете. Я хотела этого уже несколько лет. – Глубокий вдох. Медленный выдох. Я заставляю себя добавить: – Я до сих пор этого хочу.

Все. Сказала.

И даже осталась жива.

– Правда? – сиплым голосом спрашивает он.

– Очень. Но… Я не могу перестать думать о том дне…

Мне не нужно больше ничего говорить; по тому, как он побледнел, я понимаю, что он отлично знает, о чем я.

– Если бы я не была в твоем подвале, если бы мы не… – Целовались. Слово застревает у меня в горле.

– Ли, ты ни в чем не виновата, – мягко произносит он.

Я крепко зажмуриваюсь, сдерживая слезы, которые стремятся наверх через все мое тело.

– Нельзя себя винить. Нельзя просто взять и позволить тому дню поставить всю свою жизнь на паузу.

Мои глаза все еще закрыты, а легкие сдавило.

– И я боялась. – Слова вылетают так быстро и так тихо, что на секунду я отказываюсь верить, что действительно произнесла их.

– Ли, посмотри на меня. Ли?

Я заставляю себя открыть глаза.

Он долго смотрит на меня, пристально изучая мое лицо. Каждый раз, когда его взгляд падает на мои губы, я замечаю это. Мне становится тепло и немножко пьяно.

– Однажды твоя мама мне кое-что сказала. Было вафельное воскресенье, ты еще спала, и я помогал ей замешивать тесто. Она рассказала мне, как страшно ей было ехать в Америку и выходить замуж за твоего папу.

Я со всей силы сжимаю веки.

– Она рассказала, как страшно было уезжать от семьи, и хотя они с твоим папой были знакомы не так уж долго, какой-то внутренний инстинкт заставил ее поверить, что оно того стоит. Она сравнивала это с ощущением, когда решаешь перепрыгнуть каньон в надежде, что на той стороне все будет отлично.

Как в поговорке «хорошо там, где нас нет»? Я переплетаю