Ослепительный цвет будущего - Эмили С.Р. Пэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Покажи мне свои черновики, – требую я.
– Что?
– Достань телефон. Открой папку с черновиками. Я не буду их читать, просто хочу убедиться, что они существуют.
– Боже. – Он издает шипящий звук недоверия, но тем не менее достает из кармана телефон.
Я смотрю, как он заходит в почту. Пытаюсь запомнить черты его лица. Неужели мы разговариваем в последний раз? Ведь он не может отрицать все, что написал. Все безвозвратно поменялось в тот день у него на диване.
– Хм. – Его глаза расширяются. – Что за чертовщина?
– Что такое? – спрашиваю я.
– Все мои черновики исчезли! Все, что я написал. А вместо этого только… вот это. – Он передает мне телефон.
Я вижу фотографию тени птицы на нашем газоне. На том самом газоне, который находится за дверью дома, где мы сидим прямо сейчас.
– Я никогда не видел эту фотку, – говорит Аксель. – Понятия не имею, как она оказалась у меня в телефоне! Это очень странно.
Птица. Благовония. Фэн.
Уже ничто не кажется мне странным. Точно не после всего, что произошло.
– Хорошо, – говорю я.
Он выглядит ошеломленным.
– Что хорошего?
– Сойдет, твой ответ принимается. – Теперь мне нужно сесть в одиночестве и перечитать все его письма с этим новым для меня открытием. От одной мысли в груди начинает ныть. – Мне нужно идти спать.
Аксель встает.
– Погоди, я хочу тебе кое-что показать.
– Прямо сейчас?
– Это здесь, наверху, – отвечает он.
На секунду меня пронзает страшная мысль, что он хочет заставить меня войти в родительскую спальню и пройти по пятну. Я знаю, что технически его там уже нет, ковер сняли, никто больше не живет в этой комнате. Но все равно.
– Ли?
Я слышу неуверенность в его голосе.
– А? – Я приподнимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. – А куда конкретно мы идем?
– В твою комнату. Ты не против?
Я с облегчением вздыхаю.
Затем внутрь начинает проникать беспокойство уже другого рода. Мы тысячу раз были в моей комнате. Но одно дело – оказаться там случайно, и совсем другое – когда он ведет меня туда специально.
Я слышу, как мой собственный голос произносит:
– А-а, ладно. Конечно.
105
Наверху тишина. Темно. Свет во всем доме выключен, и папа уже храпит. Аксель ступает легко – он знает, какие скрипучие ступеньки нужно переступать.
Поднявшись, мы поворачиваем налево, и он останавливает меня у двери в мою комнату.
– Закрой глаза, – шепчет он.
Я бросаю на него недовольный взгляд.
– А это обязательно?
– Тс-с-с.
Я чувствую на лице его разбавленное шепотом дыхание – так близко мы стоим.
Электрическая стена снова здесь, между нами, накалена сильнее, чем когда-либо. Я чувствую, как вес моего тела перемещается с одной ноги на другую, и в голове остается лишь одна мысль: Не наклоняйся вперед. Не падай на Акселя. Не прикасайся к нему.
– Просто закрой глаза, – снова шепчет он.
Я наигранно закатываю глаза, чтобы он не заметил по моему лицу, как сильно я нервничаю. Достаточно уже того, что мой пульс скачет, как безумный. Уверена, он его слышит.
За закрытыми веками я все еще различаю свет; маленькие искорки, как бабочки, которые не могут улететь. Я слышу, как Аксель поворачивает ручку и толкает дверь. Слышу, как щелкает выключателем. Он берет меня за руку, и я едва не вздрагиваю от его прикосновения.
Аксель проводит меня в мою же спальню. Я провела в этой комнате огромную часть своей жизни – так почему же теперь кажется, что это какая-то незнакомая территория? Я слышу, как за нами закрывается дверь, а в голове только мысль: Мы одни мы одни мы одни.
Когда мы в последний раз оставались одни…
– Ну вот, – говорит он. – Теперь открывай.
Это вовсе не моя комната. То есть моя, но выглядит совсем по-другому. Пока я была в отъезде, гоняясь за призраками и воспоминаниями, Аксель красил стены. Рыжие полосы, оставшиеся после моих жалких попыток их побелить, сменились смелыми мазками ярких цветов, закругляющимися и вытягивающимися по всему периметру комнаты. Даже дверь покрашена так, что сливается со стенами. Манговый желтый, кобальтовый синий, зеленые оттенки джунглей и богатые пурпурные тона. Это рисунок в движении. Здесь и волны, и пики… «Как в музыке», – осеняет меня.
Все это похоже на то, что он обычно делает, – превращает рисунки в музыку, – только наоборот. Здесь, в моей комнате, ему удалось воссоздать мир звука в двух измерениях. Похоже на мамину фортепианную сонату, описанную красками.
Некоторые цвета переходят в неуловимые формы, напоминающие силуэты разных предметов и существ. Чем больше я их различаю, тем четче они становятся. Я ищу их, как дети пытаются отыскать в небе облака разной формы. Вот – дерево, а вот кошка. Самолет. Пара ступней.
Вот – на самом верху юго-западного угла комнаты – красное существо с широкими крыльями, темным клювом, длинным тяжелым хвостом. Я застываю на месте, потому что он совершенно точно не мог знать о существовании птицы.
– Итак?.. – вопрошает он. Снова это страшное слово.
– Господи, Аксель… – Мой голос срывается с губ насыщенным сиреневым.
– Я помогу тебе все это закрасить, если тебе не нравится, – быстро произносит он. – Я просто решил, что тебе нужна какая-нибудь перемена, побольше красок вокруг…
– Нет, – говорю я, возможно, чересчур решительно.
Он замолкает и смотрит на меня.
– Я не то имела в виду… – Я затрудняюсь подобрать слова. – Это… это невероятно. Не могу поверить, что ты сделал это для меня.
– Я бы столько всего для тебя сделал, – говорит он.
Я разворачиваюсь и оказываюсь с ним лицом к лицу.
– И даже больше, – добавляет он мягко.
Кровь принимается лихорадочно бурлить, пульсирует и стремительно несется по венам. Меня посещает ироничная мысль: возможно, я умру от разрыва сердца прежде, чем смогу закончить этот разговор.
– Я тоже. – Слова звучат настолько неестественно, что я поеживаюсь. – Я имею в виду, что ты очень много значишь для меня. И прости, что я не разговаривала с тобой после того, как она…
Не могу произнести это слово, но Аксель понимающе кивает.
– Я не должна была отталкивать тебя. Нужно было рассказать тебе обо… Да обо всем. Потому что ты мне больше, чем просто друг… – Я снова морщусь, потому что это слишком уж напоминает признание. Неужели я только что призналась ему в своих чувствах? По телу пробегают оранжевые, как дорожные конусы, волны паники. – То есть… ты мой лучший друг. – Ненамного лучше. Я крепко сжимаю веки. – Что-то я
