Йога Таун - Даниэль Шпек

на тебя. Как бы я хотела побыть с тобой подольше. Теперь, когда я знаю, кто ты. Если я тебя осуждала, то потому, что знала слишком мало, а хотела слишком многого. В итоге не мне решать, как вращается мир. Но в моих силах быть сейчас здесь, с тобой.

* * *

Я плакала и плакала, не могла остановиться. Что бы ни произошло, я его любила. И он любил меня. Это все, что осталось. На порог вспорхнул дрозд. Кто-то из детей обернулся, и дрозд улетел так же быстро, как появился.

* * *

Вскоре пришли два индийца в белых одеждах и забрали тело. Вот и все. Остались только его вещи. Я потрогала очки для чтения, старенькие часы, мятую рубашку. Так и лежали, будто он просто забыл их. Но того, кто носил все это, уже нет. Вещи больше не нужны ему, как и его тело.

– Хочешь взять что-то? – спросила Коринна.

Я не знала, что ответить. Я не могла взять то, что мне не принадлежит. Это были вещи из его жизни. Моя жизнь лишь случайно пересеклась с ней.

* * *

Мимо медленно текли темные воды Ганга. Индийцы сложили костер и сверху установили помост с телом Лоу. Он был не единственный, кого должны были сжечь этой ночью. Коринна и Мария стояли рядом со мной, и все дети тоже были тут. Коринна принесла три белые розы, одну дала мне. Мария прочитала молитву. А потом организаторы похорон разожгли огонь.

* * *

Желтое пламя, пожирающее дорогого человека. Две женщины его жизни, провожающие его в последнее путешествие. И я, его дочь, несмотря ни на что. Для маленького хиппи из Гарбурга ты далеко забрался, подумала я. Да, не все исполнилось. Возможно, ты бы добился успеха. Разгадал бы загадку космического магазина мелодий, а не просто играл чужие песни, сидя на диване. Я думаю, Марк искренне желал бы этого. Даже если ты так не считал. Ты сделал неправильное движение и остаток жизни провел в плену. Но теперь ты покидаешь последнюю темницу, свое тело, на котором догорают три белые розы.

Доброго пути, Лоу.

* * *

Мы стояли у костра, пока он не догорел. От реки повеяло холодом. Я чувствовала огромную пустоту внутри. Надо было взять гитару, подумала я, и сыграть какую-нибудь песню, которую он любил. Но слышно было только Матерь Гангу. Спокойное журчание на гхатах и тишина над волнами.

* * *

Мы запустили листья со свечами, благовониями и цветами. Мария стояла на последней ступеньке по щиколотку в воде и развеивала пепел из урны. Священная река, источник жизни. Свечи скользили по темной воде.

Они словно танцевали перед огнями на том берегу.

Глава 40

Когда умер Джордж Харрисон, Лоу сыграл мне песню, которую Майк Лав написал для своего старого друга. О времени, которое они провели в Ришикеше. Песня называлась «Братья-рыбы»[115], была несколько сентиментальной, но нравилась ему. В ней пелось о том, что гитара Джорджа по-прежнему слышна, хотя его земная форма уже угасла.

* * *

После Лоу не осталось песен. Не осталось даже брата из Ришикеша, который послал бы ему вдогонку песню. Только часы у кровати, погнутые очки для чтения, облезлая зажигалка, паспорт со старой фотографией. Магазин с гитарами, который мне придется разбирать. И две женщины, покинувшие его.

* * *

В дверь постучала юная волонтерка, которая уже сегодня должна была занять его комнату. Не старше семнадцати, рюкзак, свернутый коврик для йоги, татушка Ом на руке. Только что прилетела из Нью-Йорка, взмокшая, взволнованная. Мария поздоровалась с ней. Коринна молча вышла из комнаты. Я чувствовала себя лишней, пока Мария показывала девушке ее новое пристанище.

– А это чье? – спросила американка, указывая на часы, очки на ночном столике и рубашку

– Старого друга, – ответила Мария.

Девушка удивилась, но больше вопросов не задавала. Бросила рюкзак на кровать. Я взяла вещи Лоу и вышла.

Мария с девушкой вышли следом за мной на веранду. Дети рвали в огороде крапиву. Мария объясняла американке какие-то детали работы, потом подошла ко мне, положила руку на плечо.

– Знаешь, – сказала она, словно прочитав мои мысли, – дети – это не произведение родителей. Все мы дети жизни, правда? – И вдруг подмигнула. – Поэтому мы никогда не остаемся одни.

После чего поспешила в сад к волонтерам.

* * *

Я спустилась с веранды во двор. Гитары, на которой играл Лоу, у стены уже не было. Наверное, забрал кто-то из детей. Может, он научится играть какие-нибудь старые песни. Чтобы они продолжали жить. Я стояла на солнцепеке, слушала птичий концерт, смотрела на бегающую по двору собаку. Пес подошел ко мне, я наклонилась и погладила его. В кармане завибрировал телефон.

Аднан.

Я торопливо ответила.

– Привет, – сказал он. И больше ничего.

Я была рада слышать его голос и в то же время осознала, как он далеко.

Ты потеряла его, Люси, сказал Чужой. This is the end.

Отвали, подумала я, это моя жизнь.

Хотелось рассказать Аднану о случившемся, но у меня не было слов для всего того, что мне открылось. Что я не та, кем себя считала. Что мне нужно было сбежать, чтобы вернуться. Что я искала нечто, о чем даже не знала, что мне его недостает в жизни. Называй это как угодно, ведь peace of mind или космическое сознание – лишь слова для того, что невозможно описать.

Я просто боялась, Аднан. Я была оставшейся в живых. Я не позволяла себя по-настоящему жить.

Я не рассказала ничего этого, потому что такое нельзя объяснить, можно лишь узнать. Сказала только о том, что было у меня на сердце. Те слова, которые не могла сказать Лоу, когда он еще слышал меня.

Прости меня.

Я тебя люблю.

Спасибо за все.

В ответ я услышала шуршание за семь тысяч километров от меня. Я не знала, слушает ли он еще.

Пока он не сказал:

– Когда ты вернешься домой?

– Как можно быстрее.

– Мы тебя встретим.

Глава 41

Стояло ясное, тихое утро. Мы были первыми посетителями, только птицы прыгали по веткам. До сих пор Коринна не решалась пойти в ашрам.

– Там остались одни развалины, – сказала она. – Мне хотелось помнить это место таким, каким оно было тогда.

Теперь же она поразилась, как упорно здания сопротивляются времени. Бунгало «Битлз», зал для медитаций и комната, где она спала с